Самое гордое одиночество - Богданова Анна Владимировна (список книг txt) 📗
Только недели полторы назад стала замечать я в бабушке некоторые изменения во взглядах на дело партии, а вернее, на ее членов:
– Никто ничего делать не хочет! Меня никто не слушает! Как будто я не лидер! Говорю, сделайте то и се. Они ни то ни се не делают! Лоботрясы! Бездельники! Им бы только у селедки этой – Петрыжкиной – сидеть, чай пить да сплетни распускать! Рожковы тоже от рук отбились! Видите ли, к ним дочь из монастыря должна через месяц пожаловать, им, видите ли, нужно подготовиться к ее приезду! Сбыли девку с рук, а сейчас к ее приезду готовятся, изверги! – жаловалась мне отличница народного просвещения. Не так она себе представляла свое лидерство, совсем не так, однако еще пыталась направить силы партии на восстановление страны. Еще горячо было желание избавить Россию от злокачественной опухоли.
Адочка за последнее время превратилась в настоящую отшельницу – никуда из дома не выходила, с членами содружества не встречалась – моделирование формы для аптеки «Моторкина и С?» поглотило ее окончательно, правда, где она достала деньги на материал, одному богу известно. Икки ей ни копейки не давала, а на мой вопрос, откуда у нее средства на ткань, кузина выкрикивала в трубку:
– Неважно! Неважно! Это совершенно неважно! Накопила! Накопила я! Свои трачу! Не своровала! Пока, сестрица, у меня совершенно нет времени! – Тем разговоры и ограничивались.
А вчера я случайно позвонила ей в девять утра – она берет трубку.
– Ты почему не на работе? – удивилась я.
– А зачем ты мне звонишь, если знаешь, что я должна в это время полы драить да в туалете за Васюковым подтирать?! Зачем? Зачем? Ты меня проверяешь? Проверяешь? Контролируешь?
– Что ты, Адочка! Как тебе такое могло в голову прийти?! Я случайно, случайно набрала твой номер, без всякой задней мысли! – Я не оправдывалась, я говорила правду.
– А я вообще с работы уволилась! Совсем! Нужно мне больно за Васюковым в туалете по три раза на дню подтирать! Нужно больно! Я себя не на помойке нашла! Я талантливый модельер, а вовсе себя не на помойке нашла! – прогремела она и бросила трубку.
«На что ж она теперь жить-то будет? – подумала я. – И на какие шиши она формы шьет? Нет, тут что-то нечисто! Сестрица явно что-то недоговаривает, скрывает от меня». – И смутные догадки забрались в мою голову, словно воры в чужую квартиру среди бела дня, но тут же и вылетели оттуда, будто испугались злой собаки, которая сторожила дом.
Пожалуй, из всех свободных, разведенных женщин удачливее и счастливее оказалась моя мамаша. Она хоть и тяготилась своим одиночеством, хоть и надоели ей белые, словно мертвые поля и спокойствие деревенской жизни, собственных усилий, чтобы найти кого-то и получать удовольствия от ежедневной ругани, она не прикладывала. Все как-то складывалось само собой.
Но нет, нет, нет! Все по порядку!
6 марта я встала довольно рано и кинулась к компьютеру, не продрав как следует глаза – я последнее время именно кидаюсь к рабочему столу по двум причинам: во-первых, чтобы глупые мысли не лезли в голову, во-вторых, чтобы побыстрее дописать роман о безумном ревнивце и отправить его Любочке – она совсем извелась – звонит через день, узнает, на чем я остановилась.
А остановилась я на том, как героиня Марфушенька совсем уж была истерзана необоснованной ревностью своего безумного мужа-маньяка Стаса, который запирал ее на целый день дома и уходил на работу, прихватив с собой телефон, чтобы бедняжка и поговорить ни с кем не могла. «А вдруг она займется сексом по телефону!» – думал он. Так маялась моя Марфа треть романа – плакала, разговаривала вслух, билась головой об стену от отчаяния. И нужно было срочно что-то придумать – не может же она биться об стену до конца романа! Так и от головы ничего не останется!
«Придумать, придумать, придумать», – мухой жужжала мысль в уме моем. Замелькала заставка о том, что бестолочи надо работать... И тут я вспомнила про то, как Анжелка, полтора года назад сильно пристрастившись к зеленому змию, напивалась до бессознательного состояния, будучи запертой в своей комнате, находясь под домашним арестом у Нины Геннадьевны. На мой вопрос, как ей это удается, она выпучила глаза и воскликнула:
– Ой! Ну, ты и вправду как из деревни! Улучу момент, стащу у матери немного деньжат, и пока она там гадает вечерами (в то время Нина Геннадьевна Огурцова называлась госпожой Ниной и слыла потомственной ясновидящей и целительницей в четвертом поколении высшей категории с многолетней практикой, обладающей могущественной духовной энергией), я к концу простыни кулечек привяжу и спущу за окошко, а там подруга ловит – и ей хорошо, и я не в обиде!
– Что это за подруга?
– Соседка с нижнего этажа.
Точно! Как мне сразу-то это в голову не пришло! Однажды Марфушенька вышла на балкон, хотела воздухом подышать, а этажом ниже курит кто-то. Этим кем-то оказался мужчина лет 38: «Зачесанные назад, вьющиеся светло-русые волосы, брови с изгибом, почти черные, соболиные, нос – чуть похожий на клюв хищной птицы. От него слабо веяло дорогой мужской туалетной водой, а когда он поднял голову и увидел Марфушеньку, проговорил хрипловатым голосом:
– Вы спустились с небес, прекрасное создание?» – Я сосредоточенно барабанила по клавиатуре, потом перечитала.
– Господи! Кого это я описала?! Это ж Кронский! – ужаснулась я вслух, но переделывать ничего не стала (и так времени нет!) и опять забарабанила в творческом экстазе о том, как они сразу понравились друг другу и как через час Марфушенька покинула свою темницу посредством связанных простыней:
«Она висела между четырнадцатым и тринадцатым этажами, мотыляясь в воздухе, подобно осеннему листу, оторвавшемуся от ветки, который зацепился за что-то, замер и снова полетел вниз.
Балконом ниже ее схватили сильные мужские руки. Они стояли лицом к лицу; он так боялся за нее – вдруг простыни окажутся ветхими и девушка сорвется и полетит камнем вниз; она бледная, но счастливая (ни разу за три месяца не была она так счастлива) еще дрожала в его объятьях», – и на этом самом надрывном месте моего романа на всю квартиру раздался душераздирающий звонок в дверь. Я вздрогнула скорее даже не от неожиданности, а от того, что меня грубо вырвали из творческого забытья, другой реальности. Только что я невидимо стояла на балконе рядом с Марфушенькой и ее соседом, от которого слабо веяло дорогой мужской туалетной водой, а меня оттуда выхватили и снова усадили за письменный стол. Вот наглость! Этот кто-то за дверью определенно хамил – он не просто нажал на звонок, а пытался еще изобразить с его помощью речевку: «Спартак – чемпион! Трам-пам-парам-пам-пам!»
– Кто! Кто там! – раздраженно спросила я.
– Это мама твоя! – весело проговорила мамаша и состроила мне козью рожу в глазок. Я открыла дверь, я была поражена, удивлена ее внезапным приездом. Мало того, она прикатила одна, без Рыжика. – Почему ты сначала спрашиваешь «кто там», а потом в глазок смотришь?!
– Сама ведь рассказывала случай из какого-то телевизионного расследования, как девушка в глазок посмотрела, а ей кто-то в глаз выстрелил!
– Ах, да, да, припоминаю! Молодец! Молодец, что мать слушаешь! – искренне порадовалась она и с гордостью заметила: – Наш домик красят в розовый цвет! Ты видела?
– Видела, видела.
– Деньги девать некуда, лучше бы в квартирах капитальный ремонт сделали! – Гордость сменилась недоумением и раздражением.
– А где Рыжик? Ты что, его в деревне оставила, или он сбежал?
– От меня кошки не сбегают, они ко мне прибиваются! – обиделась мамаша, бросила на стул сумку и заметалась по квартире. Шубу скинула мне на кровать, сапоги сняла в кухне, да так их там и оставила, подлетела к зеркалу, поправила прическу... – Не могла к тебе не приехать! Ужасно, ужасно соскучилась! А главное – мне нужно кое-что тебе рассказать! – Глаза ее заблестели, она покраснела, как пятнадцатилетняя девчонка при виде объекта своей любви.
– У тебя опять кто-то появился!
