Одинокие сердца - Мадарьяга Итсасо Лосано (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Когда ты начинаешь разговаривать со мной покровительственным тоном, у меня появляется желание взять и взъерошить тебе твои причесанные волосы, — проворчала Виолетта, стараясь не поддаться чарам своего разодетого супруга.
Сэмюель отпрянул, делая вид, что испугался за свою прическу. Он знал, как заставить супругу улыбнуться. Подобные споры всегда заканчивались ничем, однако Виолетте время от времени приходилось в них ввязываться. Сэмюель, продолжая улыбаться, стал надевать на Виолетту остальные украшения.
— Ты сегодня просто красавица, — вдруг серьезным тоном сказал он.
Это, в общем-то, было очевидно, но Сэмюель знал, что, услышав от него эти слова, Виолетта позабудет об их споре и вся сияющая — пойдет на вечеринку к Фостерам. Лестное высказывание по поводу красоты женщины — самый лучший способ заставить ее поверить в себя и пойти решительной походкой и с высоко поднятым подбородком в самый центр заполненной гостями просторной гостиной. Сэмюель поцеловал жену в лоб.
— Ни за что на свете не стал бы портить сейчас твой макияж. С этим можно подождать до того момента, когда мы вернемся с вечеринки, — сказал он, а затем обхватил супругу за талию и с заискивающим видом приблизил лицо к ее шее, чтобы вдохнуть запах ее духов. — Хотя, конечно, такого рода мероприятия всегда длятся слишком долго, — хриплым и чувственным голосом прошептал он на ухо Виолетте.
— Вот в этом я с тобой полностью согласна, — ответила она, расплываясь в лукавой улыбке и делая вид, что поправляет торчащий из нагрудного кармана пиджака ее мужа платок. — Просто удивительно…
Сэмюель вопросительно поднял брови.
— Просто удивительно, на что становится способен мужчина, если ему угрожают взъерошить его волосы.
Сэмюель резко повернул Виолетту за талию и, слегка шлепнув по ягодицам, сказал:
— Ты пойдешь впереди, а то от вас, женщин, можно ожидать чего угодно.
— Твой отец был обаятельным, но уж очень консервативным человеком.
Виолетта несколько секунд помолчала, а затем продолжила:
— Думаю, он позволил тебе поступить в университет только потому, что в то время почти все девушки твоего круга шли учиться, и потому, что надеялся: там ты быстрее найдешь подходящего парня и выйдешь замуж. Ему никогда даже в голову не приходило, что у тебя будет серьезная работа. Поэтому он очень тобой гордился, когда ты сумела устроиться в музей. Этим ты, можно сказать, сразила его наповал. Он от тебя такого никак не ожидал.
Одри с большим трудом верила тому, что слышала. Виолетта, заложив руки за спину, начала спускаться по лестнице.
— Папа полагал, что мне от университета не будет никакой пользы? — с удивлением спросила Одри.
— Он думал, что учеба в университете для тебя — просто способ самоутверждения, что ты хочешь почувствовать себя взрослой, что потом ты все равно выйдешь замуж и отдашь предпочтение традиционной роли, уготованной в нашем обществе женщинам. — Виолетта притворилась, что внимательно разглядывает лестницу, спроектированную, как принято считать, самим Леонардо да Винчи. — Он частенько говорил, что независимость предполагает ответственность, а ответственность обычно вызывает сильное утомление — или, по крайней мере, рано или поздно наступает момент, когда она начинает давить слишком сильно. Твой отец придерживался мнения, что мы, женщины, смолоду пытаемся демонстрировать независимость, однако вскоре начинаем понимать, чем это чревато: за все в жизни нужно платить, — и он был уверен, что рано или поздно мы выбираем традиционную роль, уготованную женщине.
Одри никак не могла подыскать подходящих слов, чтобы хоть что-то ответить матери, а потому просто молча шла с разъяренным видом вслед за ней по лестнице.
— Я не… — наконец заговорила Одри. — Не могу поверить… Папа… Мама, ты не можешь себе даже представить, как… В школе и в университете я… я считала себя одной из немногих, кто вырос в благополучной семье… Я полагала…
— Думаю, ты вряд ли сможешь дать мне более-менее четкое определение, что такое благополучная семья.
Виолетта, остановившись, оглянулась на дочь.
— Мама, я знаю, что ты сейчас собираешься мне сказать. — Одри стояла на одной ступеньке с матерью. — Что во всех семьях есть свои проблемы. Однако наша семья была особенной, не такой, как все, — последнюю фразу Одри произнесла почти шепотом.
— Да, именно такой наша семья и была. — Виолетта снова зашагала вниз по ступенькам. — И это не так уж и плохо. А что тебя, собственно говоря, не устраивает? То, что твой отец был…
— Мачистом! [10] — взорвалась Одри.
— Опять ты начала наклеивать ярлыки. — Виолетта, остановившись и подождав, когда Одри окажется с ней на одной ступеньке, посмотрела в глаза дочери. — А скажи-ка мне, какая разница между мачистом и феминисткой? — Виолетта с трудом сдерживала гнев, который вызывал у нее весь этот разговор. — Ты говоришь так, как будто тебя чем-то очень сильно обидели или сделали по отношению к тебе какую-нибудь гадость. Сэмюель был твоим отцом со всеми присущими ему недостатками и достоинствами, и, поверь мне, у него имелось и то, и другое. Он был сыном твоего дедушки, и об этом тоже не следует забывать. Его представления о семье и семейных традициях оставались, можно сказать, незыблемыми. Вот и все. Ты до недавних пор вообще этого не замечала, а сейчас вдруг ведешь себя так, как будто для тебя стало новостью то, что Земля круглая…
— И приплюснутая с полюсов, — машинально выпалила Одри, не задумываясь о том, что ее мать может не на шутку рассердиться.
Виолетта продолжала говорить с таким видом, будто ее никто не перебивал:
— Ты окончила университет и устроилась на работу, и при этом менталитет отца и деда никак не отразился на твоей жизни. Я позаботилась о том, чтобы этого не произошло.
После всего сказанного она тяжело задышала.
Одри, со своей стороны, уже начала кое-что понимать. Ее мать сделала все, что от нее зависело, чтобы ей позволили воспитать по крайней мере одного ее ребенка так, как она сама считала правильным, и этим ребенком стала она, Одри. Мать выступила в роли ангела-хранителя, защищавшего ее от всяческих напастей — в том числе и от вмешательства в процесс воспитания консервативно настроенного дедушки. Сэмюель был слишком загружен работой, и, кроме того, воспитание ребенка являлось женским делом — по крайней мере, до тех пор, пока этот ребенок не достигнет определенного возраста. Однако когда Сэмюель решил, что пришло время ограничить кое в чем свободу дочери, было уже слишком поздно: она почти поступила в университет, и ей предстояло жить довольно далеко от «Виллоу-Хауса». Сэмюель понадеялся на то, что Виолетта будет воспитывать их дочь так, как полагается… Но не тут-то было!
— Когда я поступила в университет, отец, наверное, сердился из-за того, что мне придется жить в одном помещении с другими девушками, да? — спросила Одри, хотя ответ на этот вопрос был для нее очевиден.
— И из-за этого тоже.
Можно было даже не спрашивать, какие ожесточенные споры разгорелись между родителями, когда она решила покинуть помещение, в котором жила со своими сокурсницами, и поселиться с Джоном. Но Одри все же спросила:
— Когда я начала жить вместе с Джоном, это вызвало у вас раздоры?
— Да, но не очень серьезные. Твой отец знал, что я все равно настою на своем. Мне повезло, что ты была девушкой, а не юношей, иначе с моим мнением никто не стал бы считаться.
— Да уж, меня это тоже радует… — мрачно сказала Одри. — Где, ты говорила, находится замок — тот, рядом с которым есть сад с редкими душистыми растениями?
Виолетта на несколько секунд задумалась.
— Château [11] Шамроль… — наконец вспомнила она. Затем, достав путеводитель, стала читать вслух: — Э-э… Замечательные сады в стиле Ренессанс… крытая аллея со стенами и потолком из виноградной лозы… павильон с видом на замок… A-а, вот — участок земли с редкими ароматическими растениями, использовавшимися в шестнадцатом веке для приготовления лекарств и духов.
