Моё Золотое руно (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна (книга жизни txt) 📗
Больше мы не говорили.
Уже стоя на пирсе, Медея сняла с себя мою куртку и протянула мне.
— Оставь, потом заберу.
— Не надо. На берегу тепло. А теперь… — она лукаво улыбнулась, — … мое предложение. То есть приглашение.
Да? Очень интересно. Я смотрел на нее, как собака на кусочек сахара, и ждал.
— Родители приглашают тебя на ужин.
Кажется, я даже слегка вспотел. Анастас Ангелис решил простить мне мои прегрешения? Медея подтвердила мою догадку:
— Вообще-то, сначала папа хотел просто с тобой поговорить. Знаешь, этой историей с виноградником ты его, конечно сразил. — Я скромно умолчал, что как раз делал главную ставку на цепкую крестьянскую хватку Анастаса Ангелиса и его беззаветную любовь к виноградной лозе. — Но мама сказала, что на голодный желудок не разговаривают… — Да уж, тетя Гликерия, как никто, знала своего мужа, — … и обещала запечь барашка.
Барашка? Ради меня?
— Приду обязательно. Передай поклон родителям. Я польщен и благодарен.
Я уже соображал, где лучше взять ракию. Анастас, конечно, гонит свою, но ту, двойной очистки, настоянную на меду и травах, что делает Миша Констанди, даже он оценит. Как и красную феску с черной шелковой кистью, купленную для него в Афинах. А тетю Гликерию ждет шелковая шаль из настоящего валансьенского кружева. А Яшку с Гришкой — пара подзатыльников, если они начнут отпускать свои дурацкие шуточки за семейным столом.
Особенно приятно было то, что перед тем, как сойти с пирса, Медея повернулась и помахала мне рукой. Я сунул ладонь под рубашку и потер сладко занывшую грудь.
А потом обратился мыслями к вещам более прозаичным. Итак, меня пригласили на ужин в приличный дом. Значит, надо доставать костюм. И срочно вшивать под подкладку пиджака мой личный «Набор спасателя».
Больше всего я надеялся, что все мои предосторожности окажутся излишними, но оставлять Моне хоть самый малый шанс, не собирался.
МЕДЕЯ
Уже пятое платье легло на кровать рядом с четырьмя предыдущими. Шелковое золотистое я забраковала как слишком яркое и претенциозное. Если учесть, что стол мама накроет под старым ореховым деревом, а есть барашка мы по принятому у крестьян обычаю будем руками, мои шелка будут смотреться глупо.
Кремовое в мелкий голубой цветочек выглядело ночнушка ночнушкой. Странно, что я, относив его лет пять, заметила это только сейчас. В белом батистовом сарафане с кружевными прошвами я, наверное, буду выглядеть в вечерних сумерках привидением. Ужасным, но симпатичным. Серое льняное, с богато расшитыми рукавами больше напоминало исподнюю рубашку деревенской модницы.
Я швырнула сверху розовое коктейльное от Оскара де ла Рента, так удачно купленное мной в Париже, и уселась на край кровати. К черту все!
Чего ради я наряжаюсь? Это просто семейный ужин с одним единственным гостем. Надену джинсы и мою любимую рубашку — белую в голубую полоску. Вопрос закрыт.
— Мама!
В открытую дверь моей спальни ворвался Тесей и с разбега бросился мне на шею. Я поймала его уже в прыжке и покрутилась с ним в обнимку по комнате.
За последние пару месяцев сынишка заметно потяжелел. Это хорошо, подумала я, а то после зимы от него оставались лишь кожа да кости. Надо признать, кормил его Ясон просто на убой, а проведя весь день в море, ужин мой мальчик заглатывал, как голодная барракуда. О капризах за едой я уже и думать забыла.
Что-то брякнуло под ногами. Я опустила Тесея на пол и подняла рогатку.
— А это что такое? Сынок, ты охотишься на птиц?
Вороны и скворцы, к счастью, на наш виноград не покушались, а убивать птиц для забавы казалось мне кощунством.
— Ты ничего не понимаешь, мама. — Тесей отобрал у меня рогатку и засунул ее за пояс штанов. — Это для форели. Нас с Ленькой папа научил.
Я невольно улыбнулась. Действительно, когда-то давным-давно Ясон и мне показывал, как можно оглушить замершую на мелководье рыбину, а потом быстро вытащить ее из воды. Острога требовала больше сноровки, ловить рыбу спиннингом считалось у нас блажью для туристов, зато рогатка при минимальных навыках давала отличный результат.
— Так вот откуда у нас форель на ужин. — Я чмокнула сына в выгоревшую макушку. — Кормилец ты наш.
Смешно было смотреть, как Тесей старательно делает вид, будто моя похвала ничего для него не значит:
— Ладно, мам. Ленька стреляет лучше меня. Вообще не промахивается. И рогатка у него дальнобойная. Ка-а-ак запендюрит!
— Ах вы мои запендюрщики. — Снова не удержалась и чмокнула сына. Скоро подрастет и будет отворачиваться от моих нежностей, так что надо пользоваться моментом. — Зови Леньку к нам завтра на ужин. Бабушка барашка приготовит.
— Приготовлю. — Подтвердила стоявшая у двери мама. — Уже замариновала. Запеку целиком. Все, Тесей, — переключила она внимание на внука. — Тебе десять минут, на умывание и раздевание. Чтобы уже спал, когда зайду проверить.
Можно было бы и не предупреждать. После дневных приключений в постель мой мальчик падал, как подкошенный и засыпал, иногда даже не успев накрыться простыней.
Мама проводила его фельдфебельским взглядом, затем снова вернулась ко мне.
— Ты пропустила ужин, Медея.
Вообще-то я давно уже не маленькая, и устанавливать для меня комендантский час было поздновато.
— Задержалась. Кое-какие дела образовались.
Я с преувеличенным усердием начала складывать платья, стараясь скрыть от мамы мои покрасневшие щеки.
— Кажется, я догадываюсь, что это за дела. У тебя засос на шее.
— Что?
Посмотреть в зеркало я не успела, потому что мама громко расхохоталась:
— Вообще-то, ничего нет. Но спасибо, что подтвердила мою догадку.
— Ма, ну ты же взрослая женщина. Что за шуточки?
Мама развеселилась еще больше:
— Ах, девочка моя. Быть взрослой так скучно. Я взрослеть не собираюсь и тебе не советую.
— Договорились.
Как же мне повезло с родителями. Папа, такой серьезный и ответственный, и мама — веселая, смешливая, никогда не унывающая. Что было бы со мной, не поддержи они меня тогда, восемь лет назад, когда я рыдала в туалете с тестом на беременность в руке? Что было бы с моим мальчиком?
— Мам…
Уже стоя в коридоре, она обернулась:
— Что?
— Я так вас люблю. И тебя и папу.
— Мы тоже тебя любим, астераки му (34).
Дверь за ней тихо закрылась, и когда латунная ручка вернулась на место, я повалилась на спину, все еще прижимая к груди собранные в охапку платья.
Ты права, мама, я так и не стала взрослой. Я все та же пятнадцатилетняя девочка, которая впервые поцеловалась со своим любимым в сарае, где хранились старые винные бочки. И тело мое до сих пор ноет от желания прижаться к его твердой груди, как в тот вечер, когда он впервые снял с меня одежду.
Видимо, мне никогда не заглушить эти воспоминания, потому что они вмиг ожили и запорхали бабочками в животе, и теперь я была не в силах сопротивляться им. Просто лежала и трогала кончиками пальцев свои губы, почти физически ощущая ту печать, что наложил на меня Ясон. Один раз и навсегда. До конца жизни моей.
(34) Астераки му (греч.) — звездочка моя
ГЛАВА 19
ЯСОН
Из всех предусмотренных мной вариантов судьба выбрала самый плохой. Именно так я и подумал, когда в круг света от стоящей на столе керосиновой лампы выступили трое.
Двоих я уже знал: Шныря и Моню. Третий своими габаритами и дремучим выражением лица заслуживал более пространной клички. Брюхоногий Овцебык! Точно, это самое подходящее.
Глядя на эту парочку Мониных подручных, я не мог избавиться от впечатления, что предназначенную на их создание Божественную глину разделили нечестно — отщипнули скудный кусочек для Шныря, а все остальное вывалили в форму для Брюхоногого.
