Точка невозврата - Банцер Сергей (читать полную версию книги TXT) 📗
Да, не выдерживают у людей нервы… Козух уже шестой год в Борзе служит, с самого основания части. Они там в строевой части тоже учет ведут, не только у нас, политруков, тетрадочки в сейфах есть. Ротации, замены, это все в недрах строевой части варится. Под большим секретом варится, для этого фельдъегерская почта там у них с штабом округа действует. Не завидую я тебе теперь, майор Козух, нет, не завидую. Хоть ты и политработник, а нехорошая запись в строевой части на тебя уже появилась. Да и в политотделе на тебя есть кое-что. Строгий выговор, например, за Вислякова, которому ты дал рекомендацию в партию.
Конечно, надо теперь Лосева допросить, но он пропал. Вот как объявится, придется с ними разбираться, очные ставки устраивать, может, дело в военную прокуратуру передавать, избиение замполита дивизиона — штука серьезная. А Козуха с избитой рожей, несовместимой со званием коммуниста, пришлось в отгулы отпустить. Не проводить же ему политбеседы согласно план-графику о преимуществах социализма над капиталистическим строем с фингалом под глазом.
С Мальцевым неизвестно что делать, звонят из комендатуры, спрашивают: на гауптвахту или отпустить? Ностальгия замучила, видите ли… А кого она не замучила?
Клещиц встал, проверил, заперта ли входная дверь в его кабинет, потом вытащил из-за спинки дивана гитару и стал задумчиво перебирать струны.
Все жива… Жили же люди. Хризантем Клещиц не видел уже пять лет. А любовь? И подавно… А может, и не положена комиссарам любовь. Что-то есть у них несовместимое с этим словом. А у кого совместимое, спрашивается? Кому сейчас из, скажем, знакомых Клещицу женщин, можно было бы адресовать такие слова? Клещиц стал перебирать в уме офицерских жен. Пожалуй, только жене командира первого дивизиона майора Вольфа — Анне Васильевне Вольф. На праздничных мероприятиях Анна Васильевна всегда выступала в клубе. В сопровождении солдата-баяниста она исполняла романс композитора Алябьева на слова Дельвига «Соловей». Этого наглого до предела баяниста, говорят, боится даже сам майор Вольф. Анна Васильевна выходила на сцену в специально пошитом для выступлений длинном черном платье, наглый баянист играл вступление, и ее волнующее чистое сопрано заполняло зал:
А ведь Алябьев тоже был офицером. И этот романс написал вообще-то сидя в тюрьме. Ударил по лицу полковника, изобличив его в шулерской игре в карты. Наверное, канделябром. Жили же люди… Интересно, а были тогда в армии замполиты? Должны были быть, ведь политика была? Значит, и замы по политической части должны были быть.
А вообще-то замполиты были всегда. Сколько существует цивилизация, столько и существуют замполиты. А кто такие египетские жрецы при фараоне? Самые настоящие заместители по политической части — замполиты! Хотя в царской армии, говорят, на офицерской чести вся дисциплина держалась. А сейчас офицерская честь у кого-то есть? Вот суд офицерской чести есть, а сама честь? Клещиц стал в уме перебирать офицеров и первым представил майора Козуха. Все-таки зачем он пил с Лосевым в клубе? Обычно всегда осторожный такой, по-крестьянски основательный, тысячу раз согласует все, план-графики там разные. И тут так сорваться!..
А Анна Васильевна хороша. Клещиц вздохнул. Где только Вольф ее откопал? Надо как-нибудь у строевиков спросить или у особистов, у них там все схвачено.
Как-то офицерские жены на День Советской армии устроили в клубе для солдат праздничный вечер с тортами, лимонадом и танцами. Так Анна Васильевна тогда со всеми солдатами дивизиона по чуть-чуть потанцевала. Сам майор Вольф, забившись в угол и что-то глухо бормоча, исподлобья наблюдал за танцами. На следующий день он поднял дивизион по тревоге в пять утра и устроил такой кросс в лесопосадке, что старослужащие до сих пор вспоминают те танцы и жестокого, но справедливого майора Вольфа.
Глава 18
Атака на Клещица
Если бы человек мог хоть немного заглянуть в будущее и оттуда оглянуться на настоящее, то многие события, которые кажутся ему сегодня драматическими, показались бы милою шуткою. Но человек не знает своего будущего и поэтому переживает из-за разной чепухи.
Я тоже не знаю своего будущего, хотя если ничего не предпринимать, то с очень большой вероятностью можно предполагать, что будущее Люси Невзоровой где-то там, впереди, упирается в чугунные ворота нашего скромного борзинского кладбища. Хотя до этого торжественного и немного скорбного дня еще нужно дожить. А вот это сложнее. Потому что если не разобрать, как партизаны во время войны, мою колею, то доживать мне придется здесь, в Борзе.
Как-то еще в школе попалась мне книжка фантастических рассказов. Так вот один рассказ назывался «Поворотный пункт». Я, конечно, не могу шпарить оттуда цитатами, как Лось, у него это, по-моему, типа патологии мозговой какой-то, недаром его в Читу в сумасшедший дом возили. Но автора помню — Пол Андерсон. И начало помню: «Будьте так добры, мистер, не могли бы вы угостить крекером моего дроматерия?» Эти слова, сказанные на чистом английском языке туземной девочкой на планете, расположенной за тысячу световых лет, явились для цивилизации Земли «точкой невозврата». Про эту точку мне рассказывал когда-то Игорь Лосев. Куда-то ты исчез, симпатичный чокнутый парень Лось? Может, ты прошел свою точку невозврата, а? А моя все еще впереди, хотя, похоже, совсем близко, рукой можно дотронуться. Моя новая колея, которая пойдет от этой точки, будет не такая прямая, как теперешняя. Поэтому мой вагончик может и застрять, и вообще перевернуться вверх тормашками. И уж конечно он тоже упрется в конце концов в какую-нибудь чугунную ограду. Но есть надежда, что это будет не в этом городишке. А это уже кое-что. Но просто так колею не поворотить. Проверено. Правда, теперь я знаю волшебное слово. Оно необходимо для поворота колеи.
Б-р-р… Страшно… Но у меня есть считалочка:
Значит, приступаю.
Я вышла из калитки и пошла на автобус, что идет в ДОСы. А оттуда пойду пешком в часть. Вот таков мой маршрут. Приказываю ногам переставляться и идти в том направлении, которое нужно для осуществления задуманного. Ведь я девочка смелая, красивая и живучая.
Но вместо того, чтобы ехать до ДОСов, я вышла из автобуса на окраине городка возле церкви. Зачем — не знаю, может, чтобы поход в часть оттянуть. Смелая-то смелая, но ноги что-то ослабли. Зашла в церковь, купила свечку, самую большую, зажгла от лампадки на подсвечнике и поставила у иконы с Богоматерью. И говорю про себя:
— Божия Матерь, прости меня, девку непутевую! Помоги мне сегодня! Никогда не обращалась за помощью, а сегодня прошу. Пожалуйста, помоги! Грехов на мне, как блох у бродячей собаки, а вот прошу: прости! И помоги, если можно.
И вдруг почувствовала, как в голове моей слова появились, сами собой, как будто от иконы этой исходят:
— А в грехах-то своих раскаиваешься?
— Раскаиваюсь!
А шизофренический диалог продолжается:
— Значит, не будешь больше в ДОСы шляться и лоно свое, только для мужа венчанного данное, осквернять?
Вот так вопрос. Лоно осквернять… Для мужа венчанного… Это я, типа, сама с собой говорю… Но я и слов таких не знаю! Вот это да…
Но надо отвечать. Кому? Наверное, иконе. И отвечаю, глядя прямо в печальные глаза Божией Матери:
