Не надо, дядя Андрей! (СИ) - Зверева Марта (список книг .txt) 📗
— Датировано этой зимой. Двадцать пятое января.
— Почему в базе не было? — продолжал я допытываться.
— Подписано капитаном исследовательского судна, курсировавшего в Белом море. По нормам права оно действительно. Но если хочешь, можем заказать проверку подлинности.
— Да, да, разумеется, надо.
Я попытался вспомнить, мог ли Виталька быть в январе на Белом море, но потерпел поражение. Мало я интересовался жизнью брата.
Может быть, на этот вопрос могла ответить Лиза…
При мысли о ней у меня как обычно потянуло в паху: тяжело, сладко, но тут же встрепенулось сердце.
— Так все его имущество завещано…
— Пушковой Алине Сергеевне, как я и сказал.
Моисей снял свои очки в золотой оправе, потер переносицу.
— Андрей, это не мое дело…
— Так та женщина, что приходила к тебе, это была она? — я вскочил, не в силах спокойно сидеть.
— Да, она предъявила паспорт на это имя. Андрей…
Алина? Неужели она жива?
Неужели Виталька знал об этом и не сказал мне?
Общался с ней? Завещал ей все имущество… Выходит, квартиру Лизы тоже…
Да о чем я думаю!
Алина!
— Как она выглядела? — напряженно спросил я. — Опиши?
— Да можешь сам посмотреть… — Моисей откинулся в кресле и кивнул на прозрачную дверь в свою приемную.
Я медленно повернулся и увидел, что на пороге стоит и смотрит на меня через два толстых стекла…
Она.
Алина.
Изменившаяся. Уверенная в себе. В белом брючном костюме и дурацкой огромной шляпе. С короткой стрижкой и крашеная в «бешеный баклажан». С презрением на лице. Но ее глаза я не забуду никогда.
Это она.
Как живая.
Живая.
В голове звенело.
Или это звенели ее каблуки, цокая по гранитному полу приемной.
Перед глазами мелькали темные точки. Я нащупал позади кресло и упал в него, не отводя от нее глаз. Шикарной. Взрослой. Уже не той заплаканной сломанной девочки, которая сбежала от нас.
Эта хищница с оттренированными жестами и взглядами. Ни одного лишнего движения. Она точно знает, как качнуть бедром, под каким ракурсом встать, чтобы выглядеть как с картинки.
И меня она игнорировала.
Зато холодная белоснежная улыбка сверкнула вспышкой в адрес нотариуса.
— Моисей Валерьевич, как я рада вас снова видеть! — она процокала отраженным эхом к трону нотариуса, подала ему руку, и Моисей даже привстал, чтобы ее поцеловать. И тут же получил два воздушных чмока рядом со щекой. — Так скучала! Знаете, ни один современный мужчина не сравнится со старой гвардией. К вам приходишь и прямо с порога чувствуешь себя настоящей женщиной. Давайте я к вам экскурсии девочек буду водить, чтобы хоть почувствовали, как это?
Атмосфера кабинета пропитывалась ядовитым запахом духов, от которых перехватывало горло и казалось, перестает хватать воздуха.
Она повернулась ко мне, распахнув синие глаза и округлив пухлые губы, обработанные моими коллегами-косметологами. Но даже это ее не портило.
— Здравствуй, Андрей. Давно не виделись.
Тоже протянула тонкие пальцы для поцелуя. Сжал их, чувствуя, как позвоночник выкручивает смесью боли и желания. Даже отравленный ее запах хотелось вдыхать полной грудью.
Алина.
Моя синеглазая беда.
Она прошла походкой от бедра, такой уверенной, что на секунду я даже засомневался, что это она, хорошая нежная девчулька, которую любил мой брат и сломал я. Но она села, закинув ногу за ногу, взмахнула ресницами, и словно не было всех этих лет.
Она снова была той недоступной невестой брата, которую я хотел себе. Ключевое слово «недоступной». Такая ледяная сука выглядела еще более далекой целью, но я помнил эти тонкие пальцы на своем члене. Помнил, как синие глаза со слезами смотрели на меня, когда я впервые трахнул ее в попку. Помнил то утро, когда она узнала, что беременна и свою ярость тоже помнил.
Все это очнулось во мне, скрутившись в единый узел противоречивых чувств: ярость, похоть, боль, вина, зависть, желание унизить и убить, презрение, страх, горечь, торжество, нежность. Все, что я когда-либо чувствовал к этой женщине вдруг вернулось разом и обрушилось на меня лавиной, размазывая по бешено дорогому паркету кабинета Моисея тонким слоем.
Мне хочется уничтожить ее, трахнуть, стереть с лица эту улыбку, обнять, зацеловать до смерти, никуда не отпускать, валяться на коленях, умоляя о прощении, целовать ее ноги, заделать ей ребенка, разбить в кровь пухлые губы, заставить орать от страха и боли, заставить смотреть с восхищением и любовью, бросить мир к ее ногам, раздвинуть эти ноги и трахать до потери сознания…
— Моисей Валерьевич, так вы подтвердили подлинность завещания? — она отвернулась от меня, на секунду или две сняв с груди давящую бетонную плиту, прервав поток всех этих эмоций.
— Пока нет, Алина Сергеевна. Пока нет.
Старик смотрел больше на меня, чем на нее. Неужели по мне видно, как внутри бушуют семь диких ветров, рвущих меня в клочья?
— Скажи… — я открываю рот, но оттуда вырывается только ржавый скрип. — Скажи, Алина, почему он это сделал?
Он — Виталик.
Это — завещал ей все свое имущество при живой тогда жене и несовершеннолетней дочери.
Если это правда, почему он пошел на это? Забыв о своей ответственности перед другой.
— Потому что пожалел о том, что сделал со мной. И ты пожалеешь.
Ее улыбка сверкает как бриллиантовое колье, когда на него направлены софиты.
Я слепну.
Я уже пожалел. Миллиард раз пожалел.
— Как вы встретились?
— Это долгая история… — она откинулась на спинку стула в томной позе дамы из высшего света в каком-нибудь Серебряном веке. Стоит ей достать сигарету, и вокруг вспыхнет полсотни огоньков зажигалок, даже если сейчас тут всего двое мужчин.
— Может быть, расскажешь? Выпьем кофе, поговорим? Тут есть недалеко приличное место…
Я произносил бессмысленные слова, судорожно прикидывал, есть ли там действительно приличное место, но все, что мне надо было, это дотронуться до нее. Узнать, действительно ли она живая, не призрак ли, не морок.
На секунду или две мне показалось, что лицо идеальной красавицы исказилось злобным торжеством. Но стоило моргнуть, и Алина уже улыбалась.
Моисею.
— Что ж, если вы все еще не готовы подтвердить подлинность завещания, я вам пока не нужна.
— Пока нет, — качнул он головой, бросая на меня встревоженный взгляд. — Но я закажу экспертизу сегодня же. Это займет от недели до двух.
— Ясно.
Я встал. Обошел стол и подал руку Алине.
Вздрогнул, когда ее пальцы коснулись моих.
Вдохнул ядовитый аромат так глубоко, что закружилась голова.
Мы вышли от нотариуса вместе, я только чуть приотстал, придерживая Алине дверь. На улице она вдруг обернулась и сказала:
— Что же ты, Андрюш, как будто не рад мне. Забыл, разлюбил?
И прежде чем я успел сообразить, что происходит, она стремительно шагнула ко мне, впиваясь ярко-алыми губами в мои губы.
Головокружение превратилось в стремительный ураган.
Ее губы на вкус были горькими, но я уже не замечал ничего. Мои руки жадно шарили по ее телу, изменившемуся, но такому знакомому, голова кружилась и в мозгах плыл горячий алый туман, который сгущался с каждой секундой.
— Идем… Идем в ресторан, — едва ворочая языком, проговорил я. Надо сохранить какую-то видимость приличий. Зачем, не помню, но надо.
— Идем! — согласилась Алина. — Мне многое надо тебе сказать.
— Где ты была? Как ты с Виталькой встретилась? Почему не нашла меня? Что происходит?
У меня даже руки тряслись от ее присутствия и ноги подрагивали. До ресторана мы не дошли, упали в каком-то сквере на лавочку, я сгреб ее пальцы, впился в них губами.
Чувствовал себя как в водовороте, который утягивал меня все глубже и глубже и только в небесах солнечным лучом сияло лицо Алины. Не то, что сейчас: маска холодной стервы с ее едва узнаваемыми чертами. А то, какой я видел ее в последний раз.
