Не влюбляйтесь в негодяев (СИ) - Эрос Эви (книги бесплатно TXT) 📗
— Дошло-таки, — пробурчала я, надувшись. — И долго доходило?
— Да нет… Минут пять…
— Может, надо было пересидеть эти пять минут где-нибудь? — съязвила я, надувшись ещё больше. — А потом уже орать?
— Может быть, Светик. Я знаю, что придурок и дебил… Цветочек возьмёшь?
— Возьму, — я шмыгнула носом и забрала у Макса герберу. — Раз уж принёс… А ты чаю хочешь?
— Хочу, — ответил он как-то неуверенно, и я сразу поняла, почему.
— Ага. Чаю и жрать. Да?
— Да, — кивнул Юрьевский, улыбнувшись. — Но я не буду тебя обременять.
— Ты не обременишь. Я всё равно себе уже еды наготовила. Пойдём, покормлю.
Он явно обрадовался. Эх, мужики… Ну лишь бы покушать!
В дверях кухни мы с Максом как-то неудачно (или наоборот, удачно…) столкнулись плечами, и я ощутила, как меня вдруг будто бы кипятком с ног до головы окатило. Услышала тихий вздох Юрьевского — и задрожала…
Но виду не подала. Прошла на кухню, налила в вазу воды, поставила туда герберу… и задумалась.
— А почему он… один? — спросила как-то глупо и невпопад, но Макс понял. Сел на табуретку и ответил:
— Знаешь, наверное, это бред… Мне все и всегда говорили, что женщинам надо букеты дарить. А мне кажется, что один цветок гораздо красивее букета. В букете они все как-то теряются. А один цветок — он как картина. Смотришь и изучаешь каждый лепесток…
— Да ты философ, — я засмеялась, залезая в холодильник. — Протагор.
— Я скорее Кант. Это же у него была «вещь в себе»?
— У него.
— Вот. Это я. Вещь в себе.
— Ты хоть помнишь, что это? — фыркнула я, доставая кастрюлю с пловом. Макс помотал головой.
— Нет, конечно. Просто словосочетание помню. Красивое. А ты помнишь?
— Помню. Я в подростковом возрасте философией увлекалась… Знаю, странное увлечение для подростка, но я вообще была странной… Так вот. — Я поставила кастрюлю на стол, взяла сковородку и начала накладывать туда плов. — Мы — то есть люди — воспринимаем всё окружающее нас через призму собственных чувств. Но при этом мы не можем знать, каковы эти вещи, которые мы воспринимаем, сами для себя. Вот этот цветок — какой он сам для себя?
Макс задумался, поглядел на герберу.
— Знаешь… по-моему, это очень похоже на Протагора и его «Человек есть мера всех вещей».
— Конечно, похоже. Все философы рассуждали об одном и том же, только разными словами. А иногда и слова те же использовали…
Я добавила в сковородку с пловом немного воды, чтобы не пригорал, и включила плиту. Потом поставила перед Максом тарелку, положила приборы, налила в стакан воды.
Он всё это время смотрел на меня, и я ощущала его взгляд всем телом. Хоть бы не уронить ничего…
— А ты?..
— Я уже поела и пока не хочу. Чуть попозже кефирчика выпью. Или ряженки… — протянула я мечтательно и улыбнулась.
— Как твоё… здоровье? — спросил Юрьевский, запнувшись. Я видела по его глазам, что он считает себя виноватым в том, что случилось. И отчасти, конечно, так и было…
Но он ведь не специально.
— Ну видишь — выписали. Значит, уже лучше. — Я отвернулась к плите, открыла крышку и стала помешивать шипящий плов. — А ты тогда… сказал, что не можешь иметь детей.
— Сказал.
— А… почему?
Он говорил о своей болезни так спокойно и бесстрастно… И я вдруг осознала, что Макс всегда так делает: отключает чувства полностью, если не может с ними справиться. Нечто вроде анестезии…
Очень хотелось плакать, так жалко его стало. И обернуться, и обнять, и поцеловать…
Но я не решилась. Зачем ему женщина, которая ждёт чужого ребёнка? Он ведь просто извиниться пришёл, не больше. И я Макса за это не осуждала.
Это было нормально, логично. Так на его месте поступил бы каждый мужчина.
Но в горле всё равно почему-то стояла горечь, будто я наглоталась дыма от сгоревшего костра…
— Что ты будешь делать… теперь? — спросил Макс, пока я выкладывала ему в тарелку разогревшийся плов.
— Я Андрею звонила. Завтра встречаемся… расскажу ему.
— Хочешь… вернуться? — сказал Макс осторожно, начиная есть плов.
— Нет, — я помотала головой. — Никаких возвращений. Но он должен знать, отец всё-таки.
— Да, — Юрьевский мрачно жевал. — Согласен. Должен.
Я села на табуретку рядом с Максом. Мы немного помолчали, а потом я вдруг вспомнила про Жульку.
— Слушай, а тебе домой не надо?
Он обиделся. Я сразу поняла — обиделся…
Положил приборы, начал вставать, и я испуганно затараторила:
— Да я в другом смысле. Ну что ты… как маленький. Я про Жульку! Ты же всегда торопился, чтобы выгулять её! А сейчас уже больше семи вечера…
Он опустился обратно на табуретку, расслабился и посмотрел на меня виновато.
— Я дурак, да?
— Да! — рявкнула я. — Полный идиот. Но…
Я чуть не сказала «но я тебя люблю». Сдержалась.
— Но зато честный и прямолинейный.
— Да уж, — фыркнул Макс, опять принимаясь за плов. — Даже не знаю, точно ли это достоинство.
— Для меня да. А на всех остальных лично мне пофиг.
Он улыбнулся. Помолчал немного, явно увлекшись пловом. Я видела, что ему нравится, и сама растекалась по табуретке от удовольствия, глядя, как он ест.
Как бы я хотела смотреть на это каждый день…
— Я к Жульке сначала съездил, выгулял её, — ответил вдруг Макс. — А потом к тебе. Светик, я хотел узнать. Ты… насчёт увольнения… подумала?
— А-а-а, — я хихикнула. — Мишин тебя убить грозился, но ты выжил.
— Выжил, — кивнул Макс. — Но с трудом. Так ты…
— Не уволюсь. Если ты, конечно, не против.
— Я не против. Я ещё жить хочу.
— Что, — я прищурилась, — Сергей страшен в гневе?
— Угу. Аки бешеный хомячок. Не убьёт, но покусает. — Макс доел плов, положил приборы и отодвинул тарелку. — Честно говоря, не понимаю, почему он до сих пор со мной работает… Ему уже раза три такие предложения делали, которым я ничего противопоставить не мог. Ни по должности, ни по зарплате — ну нет таких ресурсов. А он со мной остался. Почему?
Я фыркнула.
— Тебя устроит ответ «потому что»? Другой я вряд ли придумаю. А вообще… — я вздохнула и решила ляпнуть, пока не передумала: — Не все люди такие, как твоя бывшая невеста. Есть хорошие и верные. Которые не предают друзей и любимых. Вот Сергей как раз такой. И Леся такая.
— Да, я знаю. Ты тоже такая, Светик.
Стало тяжело дышать. Ох, и вроде не сказал ничего особенного, а так приятно…
— Я сейчас тебе посуду помою и поеду, — между тем продолжал Макс. — А ты отдыхай. В понедельник выйдешь? Или ещё на больничном?
— Выйду, — я кивнула и грозно сдвинула брови. — Но нервы мне не трепать! Кто будет трепать мне нервы — получит по голове кружкой. Ибо здоровье дороже!
— Согласен.
Вот вроде же извинился. Тогда почему так плохо?
Он ведь и не собирался предлагать Свете дальнейшее продолжение отношений. Какой из него муж? Да и… чужой ребёнок. Ребёнок другого мужчины. Как это вообще можно пережить?
А жаль.
От этой мысли Макс застыл в дверях собственной машины. Выдохнул, сел всё-таки, достал сигареты и затянулся.
Да, жаль. А почему ему жаль? Что ребёнок чужой? А какой ещё? Другого у него и быть не может, только чужой. Тогда почему?..
Додумать эту мысль Макс не успел. В кармане завибрировал телефон.
Звонила Ксюша, и в сердце у Юрьевского неприятно ёкнуло. Пятница, почти девять вечера… Что-то случилось?..
— Алло, Ксюш?..
— Дядь Макс, — она явно плакала, — я тут… у тебя… а ты где?
— У меня? — он оторопел. — Как это… у меня?
— Тут… возле подъезда… звоню в домофон, а ты не открываешь…
— Ты одна?!
Как Гриша её отпустил одну?!
— Одна… Дядь Макс, мне поговорить надо… очень…
— Так, — он лихорадочно пытался сообразить, — стой там, никуда не уходи. Ни с кем не заговаривай, если какие-нибудь люди начнут приставать, кричи громко «Пожар!»
— Да я знаю, — племяшка всхлипнула. — Я большая уже, дядь Макс…
