Таш любит Толстого (ЛП) - Ормсби Кэтрин (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
Я заезжаю на пустую парковку перед молочным киоском, и на секунду мне становится страшно, потому что фонари не горят и Клавдии нигде не видно. Ни у двери, ни у столиков. Наконец я вылезаю из машины и обхожу здание кругом - сестра сидит на бордюре около окошка выдачи.
Услышав мои шаги, она оборачивается, лунный свет освещает ее заплаканное лицо.
— Так… — начинаю я.
— Ничего не говори, — просит она. — Просто поехали отсюда.
Мы садимся в машину, но я не спешу заводить мотор. В сумерках я пытаюсь разглядеть, напилась Клавдия, накурилась, или, может быть, ей нужно к врачу. У нее расширены зрачки, но на улице темно, так что, думаю, мои выглядят не лучше. И у нее, вроде, все в порядке с координацией. Но, может быть, сестра не из тех, кто под градусом начинает шататься и буйствовать.
— Хватит пытаться заглянуть мне в глаза! — требует Клавдия, закрывая лицо ладонью. — Я ничего не курила.
Я перегибаюсь через сиденье и начинаю копаться сзади, пока не нахожу бутылку с водой. Она полупустая и уже нагрелась, но лучше, чем ничего. Я отвинчиваю крышку и протягиваю бутылку Клавдии:
— Пей!
Я жду, что сестра начнет сопротивляться, но она берет бутылку, осушает ее одним глотком и выпускает изо рта со звуком, похожим то ли на икоту, то ли на плач. Мне неприятно видеть ее в таком состоянии, и я завожу машину, надеясь, что с радио нам будет не так неловко.
Я выезжаю на улицу, но пропускаю поворот домой. Может быть, Клавдия замечает это, а может, она слишком напилась. Так или иначе, она ничего не говорит, только кладет кроссовки на бардачок и прислоняет голову к окну. Мы едем мимо коттеджного поселка, застроенного усадьбами из пятидесятых годов. Мне нравится ездить этой дорогой. Я еду тихой ночью по одинаковым, ровным улицам и почти верю, что в мире нет ни войны, ни плагиата, ни идиотов из сети. Никаких анонимных ненавистников, никакой silverspunnnx23. Вообще никакого интернета.
— Я не обязана ничего тебе рассказывать, — произносит Клавдия.
Вообще-то, я и не собиралась клещами вытаскивать из нее правду, и молчу я тоже не поэтому. Я просто вела машину, и меня все устраивало. Но на это надо чем-то ответить, так что я парирую:
— Я не обязана была приезжать.
Сестра снова принимается плакать. Громко. Я торможу на красный свет, хотя кроме нас рядом нет ни одной машины. Интересно, будет ли считаться нарушением закона, если я сейчас поеду на красный? Если никто не слышит падения дерева в лесу, есть ли звук? Прежде чем я успеваю погрузиться в размышление о тайнах вселенной, зажигается зеленый, и мы едем дальше. Клавдия все еще плачет.
Наконец она произносит:
— Мы с Д-дженной и Элли поругались. Я сказала Дженне, что она вы-выпила с-слишком много, чтобы садиться за руль, но она меня не слушала, так что я попросила ее остановиться и высадить меня. Н-но я не думала, что она правда это сделает. Я думала, она притормозит, и мы просто посидим, пока не протрезвеем. Но она уехала, стерва. Обе они с-стервы.
Повисает молчание, и я задаюсь вопросом, вспомнит ли Клавдия что-нибудь наутро и стоит ли начинать этот разговор. Видимо, это написано у меня на лице.
— Я не настолько напилась, — произносит Клавдия и опускает стекло.
— Клавдия, да прекрати же ты! Там слишком душно.
Она высовывает голову наружу. Я гадаю, не стошнит ли ее сейчас, но через полминуты она прячет голову обратно и закрывает окно.
Мне становится стыдно за мою последнюю фразу, так что я добавляю:
— По крайней мере, ты поступила правильно. Друзья не позволяют друг другу садиться за руль пьяными, ну или как-то так.
Клавдия давится коротким истерическим смешком:
— Ага, типичная я. Веду себя правильно, даже когда пускаюсь во все тяжкие.
Я смеюсь вместе с ней, потому что она сказала то, что было у меня на уме: даже когда она пытается уйти в отрыв, она поневоле берет на себя ответственность за все подряд.
Некоторое время мы молчим, потом сестра просит:
— Хватит!
— Что хватит?
— Психоанализ свой выключи.
— Я ничего не говорю.
— Ты думаешь.
— Боже, прости меня за мои мысли...
— Ты понятия не имеешь, что творится у меня в жизни!
— Значит, не имею.
— Я не пытаюсь успеть почувствовать себя плохой. Дело совсем не в этом.
— Хорошо, не в этом.
Тишина.
— Ты все еще это делаешь.
Я жму на тормоз. Мы снова на перекрестке, и горит зеленый свет, но я все равно паркуюсь. Наплевать. Кроме нас, здесь никого нет.
— Успокойся уже, — быстро и нервно прошу я. — Я имею полное право размышлять, почему ты так себя ведешь. Ты прекрасно понимаешь, что ещё с начала лета мы всей семьей думаем об этом.
— Ты вообще о чем?
— Ой, да ладно тебе. Ты с нами не ужинаешь и ведешь себя с родителями, как последняя…
— Но я…
— Именно этим ты и занимаешься. Слушай, я понимаю, что у тебя последнее лето и что ты пытаешься насладиться каждым моментом, но плевать на нас всех было необязательно.
— Боже, ты сама себя слышишь? Вот оно! Вот поэтому я и слетела с катушек. Шаг вправо, шаг влево - и вы уже мной разочарованы.
— Я не говорила…
— Забей. Ты просто не понимаешь.
— Так объясни мне!
Клавдия качает головой:
— Ты не знаешь, что это такое. У тебя на все зеленый свет. Ты можешь бегать с камерой, сколько влезет. А я старшая сестра и мне надо оправдывать надежды.
Секунду я обдумываю услышанное:
— Но… тебе же нравится оправдывать надежды!
— Да, пожалуй, обычно нравится. Но иногда у меня не выходит. Иногда этого мало. И мама с папой…
— Что мама с папой? Они никогда не говорят…
— Им и не надо! — перебивает меня Клавдия. — Им даже не нужно ничего такого говорить. Все и так ясно.
Клавдия роняет голову на согнутые колени. Над нашими головами снова зажигается зеленый, потом желтый, потом красный. Мне хочется разозлиться на Клавдию, но у меня не получается. Похоже, я слишком ошеломлена услышанным.
Сестра поворачивается ко мне и спрашивает:
— Знаешь, что сделал папа, когда я сказала, что интересуюсь машиностроением? Таш, он расплакался. Он, блин, взял и разревелся. И сказал, что дедушка бы мной гордился и что я продолжу семейное дело!
— Но что… что тут такого?
— Давление! — визжит Клавдия. — Кому нужна такая ответственность?
— Он не хотел…
— Да, само собой. Но надавил на меня. И будет продолжать давить, даже когда я уеду в Вандербильт. На мне всегда будет лежать груз моей фамилии. Я буду осознавать это каждый раз, когда пишу тест или рассказываю презентацию. Типа бабушка с дедушкой специально приехали из-за «железного занавеса», чтобы я провалила экзамен по термодинамике, да?
— Клавдия, ты выдумываешь. Никто так не подумает!
— Но…
— Хватит уже! — перебиваю я. — Слушай, знаешь, что? Ты даже не понимаешь, насколько тебе повезло. Ты жалуешься, как тебе будет трудно в крутом, дорогущем университете, куда меня даже не примут!
Не знаю, чего я добиваюсь, чтобы она наорала на меня? Чтобы сказала какую-нибудь гадость? Но вместо этого она шепчет:
— Да, прости, я не должна была так говорить.
Но мне не нужны ее извинения. У меня ушло несколько недель, чтобы похоронить мечту, но, кажется, мне удалось. Сама удивляясь своему спокойствию, я отмахиваюсь:
— Я читала статью про выпускников частных университетов и обычных колледжей. Через двадцать лет у них у всех одинаковая работа и одинаковые зарплаты. Так что, на самом деле, плевать, где учиться.
— Мне казалось, ты пытаешься меня подбодрить, — шмыгает носом Клавдия и как-то умудряется рассмеяться.
Впервые за вечер тишина больше не угнетает нас. Я думаю развернуться и поехать домой, но боюсь нарушить удивительно уютное молчание.
— Ты когда-нибудь… — начинает Клавдия, потом качает головой и вытирает рукой нос. — Ты когда-нибудь задумывалась, какими были бы мама с папой, будь их родители рядом?
— Что?!
— У папы никого не было, кроме дедушки с бабушкой. А мама уехала от своей семьи на другой конец света. Да, раньше я говорила, что мама решила родить третьего ребенка, потому что мы с тобой не удались. Согласна, это было глупо, но… очень похоже на правду. Но теперь мне начинает казаться, что они просто пытаются расширить семью. Дать друг другу то, чего они оба лишены, понимаешь?
