Воспарить к небесам (ЛП) - Эшли Кристен (книги без сокращений TXT) 📗

Я этого не сделала.

Это было бы пустой тратой времени, и эти тарелки можно было бы использовать с пользой.

Я начинала все заново.

Мне не нужно было делать это расточительно.

Я сделаю с этими тарелками что-нибудь еще.

Сделаю что-нибудь еще со всеми своими вещами.

Сделаю так, чтобы они чего-то стоили. Чего-то настоящего.

Потому что именно такой я и должна была стать. Я собиралась перестать быть той, кем была — выросшей мини-версией Фелиции Хэтуэй.

Я собиралась стать собой.

Совершенно не представляла, что это будет за «я».

Я просто знала, что кем бы она ни была, впервые в жизни она будет настоящей.

ГЛАВА 1

Они увидят

Вместо того, чтобы, как обычно, лететь в Калифорнию на одни выходные и провести со мной полтора дня, дети на этот раз прибыли в новый дом.

Я провела в Магдалине три дня.

К счастью, за это время я не видела Микки.

За это время я перерыла все коробки, в основном переупаковывая вещи, перетаскивая их к стенам и складывая.

У меня был план.

Но сначала я должна была начать работу над отношениями со своими детьми.

Я могла бы сказать, что из-за моих действий, с тех пор, как мы с Конрадом расстались, — совместная опека перешла от каждых выходных, которые затем судья присудил Конраду, когда он переехал через всю страну, к одному единственному раз в месяц, — в процессе чего встречи с детьми ухудшились.

В начале у меня была причина. Это было просто. Мой муж-нейрохирург изменил мне с медсестрой в своей больнице, женщиной на пятнадцать лет моложе меня. Затем он оставил нашу семью, разведясь со мной, чтобы они могли пожениться.

Мы с Конрадом подписали бумаги о разводе в среду.

В следующую субботу у Конрада и Мартины была большая свадьба на пляже, где мой сын был шафером у отца, а моя дочь — младшей подружкой невесты.

Затем, по мере того как месяцы переходили в годы, крайность моих выходок возрастала, моя причина перестала быть справедливой.

Нет, и не только потому, что мои выходки были запредельными, но и потому, что я сделала то, чего не должна была делать ни одна мать. Я тащила своих детей прямо за собой.

Я их не вовлекала в это, о нет.

Ничего такого.

Но я не скрывала этого от них.

Поэтому в ту первую пятницу в Магдалине, когда дети должны были вот-вот приехать, я ужасно нервничала.

За рулем сидел Оден, мой шестнадцатилетний сын. Через месяц после его шестнадцатилетия отец и мачеха купили ему машину. Подержанную. Она была хорошей, но не отличной. Из напыщенных докладов моего мальчика я узнала, что это за авто, и знала, что оно ездит (что все, что ему было нужно) и было относительно модным (это было все, чего он хотел).

Я бы купила ему то, что ему хотелось, даже если бы это был «Порше» или «Мерседес».

Конрад попытался бы мне объяснить, что если мы станем давать нашим детям всё, они станут избалованными и не будут знать, что для себя нужно трудиться.

Конрад был бы прав.

Но я все равно купила бы Одену машину, которую он хотел, совершенно новую со всеми прибамбасами. И если бы мы с Конрадом все еще были женаты, я бы сделала это без раздумий, без обсуждения, отдав ее Одену, так что у Конрада было бы два выбора: быть плохим парнем и забрать ее или сдаться и позволить ему владеть ею.

Теперь, когда у меня не было права слова в жизни моего сына, в три тридцать в пятницу, эта машина подъехала и припарковалась на моей подъездной дорожке.

Красная «Хонда Сивик».

Я стояла у открытой двери и смотрела, как из нее выходят мои дети.

Они не смотрели на дом. Они не смотрели на меня.

Оден и Олимпия Мосс просто похватали из багажника машины маленькие сумки и потащились к дому, будто шли сдавать экзамены в восемь утра в субботу.

Я смотрела, как они приближаются ко мне.

Оден был похож на своего отца — высокий, с прямым носом, светло-карими глазами и густыми слегка рыжеватыми каштановыми волосами. Мой сын был крупнее своего отца, возможно, на дюйм или два ниже, но он все еще рос.

Будто наши жизни были золотом, а удача идеальной семьи сияла нам своей улыбкой, Оден унаследовал внешность от отца, но Олимпия была такой же, как я, миниатюрной, но слегка соблазнительной (или в случае Пиппы ее изгибы были пышнее). Темные волосы, на несколько оттенков темнее, чем у брата и отца, без рыжеватого оттенка, но имели естественный блеск, который говорил, что кто-то там наверху любит мою девочку и меня. У нее также были мои карие глаза, контрастирующие на фоне темных волос.

Мой мальчик уже был красив, как Конрад.

Моя девочка была намного красивее меня.

Когда они подошли ближе, у меня перехватило горло, и я выдавила:

— Привет, милые.

Оден поднял голову. Мой прекрасный мальчик, получивший от отца всё, что я в нем любила (и даже больше), смотрел на меня глазами, в которых не промелькнуло ни единой эмоций, отчего мое горло сжалось окончательно.

Моя четырнадцатилетняя дочь Пиппа вздрогнула при звуке моего голоса.

Это пронзило меня насквозь.

Ощутив это всеми фибрами души, я отошла в сторону, и они прошли мимо меня, Оден отвел глаза, а Пиппа даже не взглянула на меня.

Я последовала за ними и закрыла дверь, увидев, что они остановились и осматриваются.

Надеясь, им понравится то, что они увидят, я подошла к ним, желая их обнять, прикоснуться к ним, поцеловать в щеки, вдохнуть их аромат. Я не видела их уже несколько недель.

Но я уяснила, что моя любовь никому не нужна. Больше нет. Так что я этого не сделала. Стоя ни далеко, ни близко, и сказала:

— Вот, ребята. Это наше новое жилье.

Оден скривил губы.

Олимпия выглядела скучающей.

Это тоже глубоко ранило, но я устремилась вперед.

Новая я.

Новые мы.

Независимо от того, какие раны они наносили, я должна была продолжать двигаться. Никогда не сдаваться. Никогда не отступать. Я не могла позволить ни одной из своих слабостей задержать меня в возобновлении отношений с моей семьей.

— Ваши комнаты вон там. — Я указала на противоположный конец гостиной, где находилась кухня. — Я велела грузчикам поставить вашу мебель в двух комнатах с видом на море. Если вы хотите другу…

— Без разницы, — пробормотал Оден, говоря мимо меня и направляясь туда, куда я указала. — Сойдет.

Олимпия молча последовала за ним. Я сделала то же самое, воскликнув:

— Я еще не распаковала ваши вещи. У меня возникла идея. Я тут подумала… новый дом, новое начало. Вы двое, возможно, захотите взглянуть на свои вещи. Решить, что хотите оставить. Мы можем избавиться от того, что вам не нужно, пойти и купить новые. Вы можете обстав…

— Моему барахлу всего два года, не стоит беспокоиться, — оборвал меня Оден.

Пиппа промолчала. Она просто последовала за Оденом по краю гостиной и прошла в коридор, что находился напротив комнаты на другой стороне дома, тянулся прямо вдоль ступенек, что вели вниз, а не вверх.

Для Пиппы я выбрала переднюю комнату с видом на море, а для Одена — заднюю, подумав, что, будучи мальчиком, ему захотелось бы больше уединения.

Я подумала, не разместить ли его в комнате, располагающейся в дальнем конце дома, она была большой и могла быть чем угодно: кабинетом или гостиной. Но решила этого не делать, потому что у двух передних комнат были собственные ванны, а у задней только туалет.

Две их спальни находились бы напротив, как у Джека и Джилл. Я хотела, чтобы мои дети видели океан, чтобы у них был доступ на террасу прямо из их комнат. Но я также думала, что они слишком взрослые для Джека и Джилл.

Я стояла у входа в коридор, пока они прохаживались по нему, и сказала:

— Можете оставить свои сумки в ваших комнатах. Затем я устрою вам полноценную экскурсию.

— Мы сами осмотримся, — ответил Оден, останавливаясь и заглядывая в первую комнату, а затем прошел дальше и исчез во второй.

Пиппа заглянула в первую комнату и скрылась из виду. Я стояла и ждала, думая, что все идет не так, как надо, но зная, что так и будет.