Воспарить к небесам (ЛП) - Эшли Кристен (книги без сокращений TXT) 📗
Терпение.
Стойкость.
На это требовалось время, и я должна была его потратить. Брать по кусочку. Терпеть раны. Кровоточить изнутри. Дать им то, что нужно, чтобы выместить это на мне, потому что я это заслужила.
Тогда я покажу им, что теперь все совершенно по-другому. На этот раз это было обещание, которое я не нарушу. На этот раз мы действительно воссоединим нашу семью.
И они пришли ко мне. Это были мои дети.
Когда-то мы были близки.
Когда-то мы были нежны друг с другом.
Когда-то мы были счастливы.
Они вернутся ко мне.
В данный момент они этого не сделали.
Оден вышел из своей комнаты через несколько секунд после того, как туда вошел, и крикнул:
— Пиппа! — она тут же вышла из своей.
Оба двинулись по коридору ко мне, потом мимо и прямо к входной двери.
— По выходным у Пиппы комендантский час до одиннадцати, — заявил Оден на ходу. — Я отвезу ее к подруге, оставь ключ под ковриком или еще где-нибудь. Затем она вернется дома.
Я уставилась на него, все внутри меня замерло, горло горело от холода.
— Вы уезжаете? — спросила я. Оден открыла дверь, и Пиппа вышла, даже не взглянув на меня.
Но мой сын посмотрел на меня.
Или сквозь меня.
Хотя, его слова были обращены ко мне.
— Пойду погуляю с парнями. Мой комендантский час — полночь. Пип оставит ключ где-нибудь для меня. До скорого.
С этими словами он вышел за дверь и закрыл ее за собой.
Я стояла неподвижно, позволяя осесть ужасающему ощущению того факта, что мои дети вошли в свой новый дом, который они будут делить со мной (не часто, но будут), бросили свои сумки и ушли. Они не поздоровались со мной. Даже не оглянулись. Едва на меня взглянули. Моя дочь даже не заговорила со мной.
А потом они исчезли.
Я уставилась на дверь и прошептала:
— Я заслужила это. Заслужила. Прими это. Похорони это. Двигайся дальше. Двигайся дальше, Амелия.
Я не знала, как мне это удалось, но я заставила свое тело двигаться. Я подошла к кухонному столу и схватила приготовленные для них ключи. Отыскала какую-то бумажку. На двух листочках написала их имена. Под ними на каждой я подписала «Добро пожаловать домой. Этот твой, возьми его».
Я подошла к входной двери, приподняла коврик, положила бумажки рядом, сверху ключи и опустила коврик.
Потом я закрыла дверь, глубоко вздохнула и решила сегодня вечером не ужинать. У меня были продукты, чтобы сделать одно из немногих блюд, которое любили оба моих ребенка.
Возможно, мне удастся сделать его следующим вечером.
*****
Я не спала, но находилась в своей комнате с открытой дверью.
Я слышала, как они оба вернулись домой, целые и невредимые.
Хотя и в моей комнате, и дальше по коридору горел свет, никто из них не пришел пожелать мне спокойной ночи.
*****
Позже следующим утром, когда я стояла на кухне, потягивая кофе из двадцатидолларовой кружки, которая вскоре будет заменена, вышла моя дочь.
Я не сочла хорошим знаком то, что она была одета, чтобы встретить новый день.
— Привет, милая, хочешь позавтракать? — позвала я.
Она обогнула гостиную и направилась к двери.
И первые слова, которые моя дочь сказала мне в нашем новом доме, были:
— Полли здесь со своей мамой. Мы едем в торговый центр и в кино. Затем вечером едим пиццу. Буду дома к комендантскому часу.
Она выскочила за дверь прежде, чем я успела сказать еще хоть слово.
Я поспешила к двери, открыла ее и выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть внедорожник «Шевроле», женщину на переднем сиденье, посмотревшую в мою сторону, она улыбнулась, махнула мне рукой, а потом свернула с дорожки и укатила.
Я проглотила это и решила, что делать дальше, зная по опыту, что по выходным Оден не был ранней пташкой.
Так что я рискнула принять душ.
Это было плохое решение.
Когда я вышла, на кухонном столе лежала записка, которая гласила: «Ушел. Вернусь поздно».
Несмотря на то, что я знала, что не имею на это права, но материнские чувства внутри меня кипели из-за того, что мой сын-подросток (да, и дочь) полагали, что могут выдавать мне очень ограниченную информацию о том, куда они идут и с кем. Черт возьми, мать подруги Пиппы должна была выйти, подойти к моему дому и представиться мне.
Но мне пришлось преодолеть вскипевшие чувства. Позволить себе остыть. Дать им то, что им нужно. Принять это и двигаться дальше.
Так я и сделала.
Пережила этот день.
И следующий, когда они, не сказав мне ни слова, не выходили из своих комнат ни для чего, кроме как совершить набег на холодильник.
Пока не пробило пять часов. Время уезжать и возвращаться к отцу.
— До скорого, — сказал Оден, направляясь к двери.
Пиппа промолчала.
Я умирала внутри и молила Бога, чтобы у меня хватило сил прийти в себя, потому что впереди меня ждали долгие недели зияющей пустоты. Когда они не будут отвечать на звонки. Не будут отвечать на сообщения. Ни на что.
И я решила использовать эти недели, чтобы показать им, что все изменилось.
Я не пойду на работу к их отцу и мачехе и не устрою скандал. Я не поеду к ним домой и не ввяжусь в спор с Мартиной. Я не пойду на их школьные мероприятия, чтобы смутить, публично направив свою желчь на их отца и мачеху (хотя такое случилось летом, но на их школьных мероприятиях я бы такого не сделала).
Я буду той, кем обещала стать, когда писала им по электронной почте, что переезжаю в Мэн и все изменится.
Да, я буду именно такой и никак иначе.
Они увидят.
Боже, я надеялась, что они увидят.
ГЛАВА 2
Они не ответили
На следующий день я ехала по Кросс-стрит, главной улице Магдалены, не по поручению и не по делам, а просто изучая местность своего нового дома.
Я родилась в Калифорнии, и хотя Конрад переехал вести практику в Бостон, и мы прожили там два года (а потом еще два года в Лексингтоне, штат Кентукки), я никогда не была в штате Мэн.
Судя по тому, что я видела, мне он нравился. Он был красивым. Тихим. Малонаселенным. Успокаивающим.
В воздухе чувствовалась прохлада, хотя было начало июня, к такому я не привыкла, и беспокоилась, что, не имея в пределах досягаемости всего, чего бы хотелось, вроде магазинов, ресторанов и кинотеатров, розовые очки спадут. Но мне понравилась эта перемена.
И факт практически отсутствующего автомобильного потока, был главным плюсом.
Для женщины, которой нужно было заново открыть себя, относительно сонный прибрежный городок штата Мэн казался идеальным местом, чтобы внутренне сосредоточиться, не отвлекаясь ни на что.
Таковы были мои мысли, когда в сумочке зазвонил телефон.
Мои дети больше года не звонили мне по собственной воле.
Я все еще надеялась. Я находилась здесь. Близко. Не в Калифорнии, а они в Мэне, как это было в течение последних десяти месяцев.
Может, они почувствовали себя скверно из-за того, что все выходные игнорировали меня.
Может, им понравился новый дом (потому что, кому бы он не понравился? он был потрясающим) и хотели спросить, могут ли показать его своим друзьям.
А, может, я была безумна, надеясь.
Но мысль о потере надежды до крайности пугала меня.
Так что я надеялась.
Я увидела дорогу со знаком «Хавер-Уэй», свернула от нее направо, на стоянку. Я повернула к свободному месту, поставила машину на стоянку и схватила сумочку.
Я вытащила телефон и уставилась на него.
Неудивительно, что это были не мои дети.
Это была моя мать.
С тех пор как я уехала из Калифорнии, она звонила уже не в первый раз. Она звонила раз в день, начиная с того дня, когда я села в машину с чемоданами и отправилась через всю страну.
И это происходило только один раз в день, независимо от того, что я не отвечала на ее звонки. Она не была бы настолько невоспитанной, чтобы звонить больше одного раза, даже если бы ее единственная дочь, которая была опустошена разводом, а затем выместила это на своей семье, впервые в жизни ехала через континент, чтобы приложить все усилия для спасения своей семьи… и себя.
