Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt, .fb2) 📗
— И чья же? — ищу зубочистку, кладу рядом с собой на салфетку её, и ещё одну — в правый карман пиджака…
— Богачёв Никита Георгиевич, бизнесмен Питерский, — излагает приятель, — Папаша его когда-то был воротилой. Так тот под собой весь наш город держал! А сын принял бизнес, правда, слегка поредевший. Казино у них отняли, пару гостиниц закрыли, и банк обанкротили, кажется. Но ресторан остался. Так что, видать, хочет булки твоей Виталины к себе под бочок!
Комаров дружелюбно снабжает свой спич громким смехом. А у меня по спине холодок.
— «ВитаМила», — поправляю его еле слышно.
— Эй! Да ты чё? Я ж шучу! — понимает по-своему мой внезапный упадок всех жизненных сил, — У него ресторан. Небось, контакты налаживал? Будет выпечку брать у твоей.
— Да, наверно, — невнятно бурчу.
— Так что ты, давай там, Отелло сворачивай, — ободряет меня Комаров, — Кукуху береги!
Я беру себя в руки. Нам приносят заказ. И я рад, что могу сконцентрировать мысли на супе, котлете и гречке. Правда, мысли никак не хотят подаваться! В них только одно. Богачёв, Богачёв…
— Ты Маринку Евсееву видел? — вставляет Андрей.
— Нет, а что? — говорю, набивая рот гречкой.
— Да её разнесло, мама не горюй! — Комаров ловит ложкой пельмешку и целиком отправляет её прямо в рот.
Я вспоминаю того персонажа из сказки «Ночь перед Рождеством». Пузатый Пасюк ел вареники, без помощи рук и приборов. А Дрюня по «складу характера» очень похож на него.
— Уж кто б говорил? — отвечаю.
— Я мужчина, мне можно, — он гладит свой круглый живот. И, незаметно для посторонних глаз, расстёгивает на пиджаке пару пуговок.
Я вспоминаю Марину Евсееву. Девочку хрупкую, словно звенящий ручей. Многие парни хотели её! А она никому не давала. Но кому-то в итоге дала, раздобрев и став женщиной? Любопытно увидеть, что делает время с другими. Я вроде такой же, как был.
— К тому же, я на вредной работе, — продолжает себя убеждать Комаров, — Вон, недавно судили персону. Мне его адвокат говорит: «Не боишься?». А я отвечаю: «А ты?». Я-то свою работу выполню, как подобает. А вот если ты подкачаешь, то тебе не сдобровать!
— Да, уж, — вздыхаю, — По лезвию бритвы гуляешь, Андрюх!
— Я даже завещание составил, как стал прокурором, — говорит он, понизив голос, — А то мало ли что!
— Да типун тебе! Все мы под Богом ходим, — смеюсь укоризненно.
— Слышь! — озаряется он, — Я чего придумал-то? Своему лоботрясу говорю: «Машину тебе подарю, если институт закончишь». Замотивировал, короче!
— Хорошее дело, — киваю, — Мотивация улучшает производительность труда.
— Хрен она чё улучшит, конечно, — вздыхает приятель, — Но я ещё погляжу! А то ведь могу подарить чё попроще. Вон, шестерёнку ему подарю! Хай гоняет!
— Тогда уж лучше велосипед, — говорю я со знанием дела.
Продолжая вести разговор, мы обедаем. Но, доев, Комаров получает звонок. Достаёт деньги, бегло прощается. Желаем удачи друг другу. И я провожаю его до двери хмурым взглядом.
Когда он уходит, то меня, как ударной волной, подминают тяжёлые мысли. Будто всё это время они ожидали внутри! Я закрываю глаза, опираюсь лицом о ладони. Богачёв? Богачёв! Богачёв. Когда он вернулся? Ведь я был уверен, что он уезжал навсегда. Я не думал о нём, не искал в соцсетях. Просто вычеркнул! Словно боялся будить задремавшее лихо. А оно пробудилось само…
— Вам плохо? — говорит надо мной чей-то тоненький голос, и рука мимолётным касанием трогает локоть.
Я выпрямляюсь. Глаза открываются. Мир вокруг не менялся. Изменился мой внутренний мир! Выходит, она была в курсе, что он снова в Питере? Она общалась с ним у меня за спиной. Возможно, она и сейчас продолжает общаться…
— Всё в порядке, спасибо, — говорю равнодушно, как робот.
Официантка, загрузив на поднос стопку грязной посуды, интересуется:
— Может быть, что-то ещё?
Я тяну носом воздух. В глазах предательски мутно, а на душе так отвратительно тошно, что жить неохота. Она соврала! Богачёв. Она виделась с ним. Богачёв! Он вернулся.
— А можно стопку водки? — бросаю решительно.
Девушка, слегка удивлённая этим заказом, немного помедлив, кивает:
— Конечно, сейчас принесу.
Уже собираясь уйти, она уточняет:
— Закуску?
— Нет, нет, без закуски, — машу головой.
Выпью залпом. За нас. За любовь.
Глава 31
Я бежал, пропуская ступени, наверх. Двери квартир сменяли друг друга. Найдя нужную, я встал, как вкопанный. И долго переводил дух, упёршись рукой в деревянную створку. Наладив дыхание, я позвонил. Дверь открыла Милана.
В коротеньких шортах и маечке в тон, она смотрелась совсем как девчонка. Начиналась весна. Третий курс института. Мой четвёртый кончался. Я хотел пригласить Виту в парк. Погулять и отметить начало весны.
Но она отшутилась! Мол:
— Буду у Милки. Будем пробовать новый рецепт пирога.
Запаха выпечки я не учуял. Спросил:
— Ты одна?
Милка, державшая пилочку, вяло вздохнула:
— Родоки укатили на днюху к друзьям, отмечать. А чего ты тут делаешь?
Я посмотрел ей за спину, стремясь различить шевеление, присутствие в недрах квартиры кого-то ещё.
— Где она? — выпалил жадно.
Милка насупилась:
— Кто?
— Подруга твоя! — почти прокричал.
Она издала недвусмысленный едкий смешок:
— Ясно, где.
Воздух вышел из лёгких. Я привалился спиной к малой створке, где было написано «Квартира Измайловых». Отец Милы был деревщик. Он работал на мебельной фабрике. И строгал на заказ.
— Проходи! А то соседка, небось, уже дырку протёрла в двери, — прошипела Милана. И буквально втащила меня в коридор.
Я неохотно разулся. Уж очень хотелось отлить! Я ведь почти что бежал. Я отчаянно верил, что встречу здесь Виту. Что они вместе с Милкой готовят пирог. И меня угостят! Для начала, конечно, слегка возмутятся, потом угостят. Я так хотел, чтобы произнесённое ею было правдой. А она… Она просто хотела избавиться!
Когда покинул пределы туалета, Милка на кухне ставила чай. Я собирался сказать, что уйду. Но она удержала меня за рукав, усадила за стол.
— Ты голодный, небось? У меня есть картошка тушёная. Будешь?
Я проглотил набежавшие слюни:
— Неа, спасибо.
— Ну, тогда хотя бы чаю попей! — почти с обидой сказала она.
Улыбнувшись, кивнул:
— Хорошо.
Пока чай закипал, я сидел, размышляя. Вдруг посмотрел на Милану.
Спросил:
— Почему она с ним? — будто Милка могла дать ответ.
А она и дала. Так печально вздохнула, словно знала такое, чего я не знал:
— Любовь, милый мой! Сердцу не прикажешь.
Взгляд, адресованный мне, был исполнен сочувствия. Мне стало жалко себя.
Милке тоже:
— Думаешь, я ей ничего не говорила? Она же подруга моя! Я волнуюсь.
Я молча внимал, глядя в тёмную прорезь стекла.
Милана продолжила:
— У Витки притуплённый инстинкт самосохранения! Знает, что будет больно потом. Но продолжает делать. Хотя, — она бросила взгляд на меня, — Ты такой же!
— Почему я такой? — вскинул брови.
Она разлила кипяток:
— Потому что! Вы с ней мазохисты. Она любит женатика, ты любишь её.
«Не люблю!», — собирался сказать. Но подобная фраза звучала бы жалко! Как попытка себя оправдать. Но зачем? Ведь все знают. И Мила, и Толик, и даже сама Виталина. Что больнее всего.
Как болезнь, это чувство никак не желало пройти. Словно сердце моё не хотело найти себе новый объект воздыханий. Вот же, сколько девчонок вокруг! Да хоть Милку взять? И фигура при ней, и лицо. И манеры. А толку то? Сердце молчит.
— Пряники! — поставила Мила корзину на стол. И примостилась сама, элегантно скрестив свои длинные ноги.
— Ничего, поматросит и бросит, — сказала, отпив.
— Кто? — я нахмурился. Чай оказался зелёным. А я не любил. И пряники тоже не очень. Имбирные!
— Да этот женатик, Витку нашу, — добавила Мила, — Такие, как он не разводятся. И придёт она плакаться в твою жилеточку. Так что готовь!
