Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга (электронные книги без регистрации txt) 📗
Я не хотела кричать. Виноват ветер — он рвал мои связки и надувал щеки, как паруса.
— Ты уже поместила туда всех нас на целых десять лет одним махом, тебе не кажется?
Терёхин тоже не управлял голосом. На безлюдном пляже можно и не орать — если только нет желания заглушить внутренний голос, требовавший заткнуться и вести себя достойно. Но вместо волос ветер трепал мне сейчас душу!
— Я, значит? Вас больше — простая математика, и ни у кого ничего не шевельнулось.
— Откуда тебе знать? — Терёхин схватил меня за плечи. — Знала бы ты, сколько раз я сбрасывал твой номер. Сколько раз бил себя по рукам, чтобы не вбить твоё имя в поисковик. Знал, что мне ничего не светит…
— А теперь вдруг засветило? — выплюнула я ему в лицо выбившуюся из хвоста прядь.
А лучше бы закусила ее, как удила, и дальше тащила обиду в себе: никто не имеет права знать мою боль. Она моя и только. Никто не утешит — только станут еще больше потешаться надо мной!
— Нет! Я нахрен тебе не сдался! Но ты здесь, а не там где-то… И я не могу тебя отпустить. Не хочу.
— А ты все же отпусти, потому что мне больно.
Я скосила глаза к плечу: пальцы разжались и скользнули вниз, чтобы уйти за спину. Я могла откинуться теперь на лишние пять сантиметров, но они не были лишними, они были необходимыми для того, чтобы сохранить возможность дышать.
— Мне больнее, поверь… Я даже в церковь ходил. Не искал ответов, просто просил помощи. Хоть какой… Я не знаю, как развязать узел, который сам завязал. Только если разрубить и уйти в закат… Может, наша встреча не случайна?
— А ты еще веришь в случайность? Ежу понятно, что Марианна ее подстроила!
— А Никита, он тоже подстроил? Листал альбомы и вспомнил тебя?
— Он меня даже по фотографиям не вспомнит. И слава богу! Я говорила ему много нехороших слов, когда он не желал спать.
— Выходит, мы пожинаем сейчас плоды твоего воспитания?
— Конечно. Давай уж все обвинения скопом. Мне уже реально плевать…
— На меня?
— Валера, хватит!
Он убрал руки, сунул их в карманы брюк, а лучше бы придержал полы пиджака, которые нещадно трепал ветер. Ну, и мысли свои ему тоже стоило бы держать при себе.
— Я еще даже не начал… Ухаживать за тобой.
— Ты этого делать не умеешь, так что лучше даже не начинай. Себе дороже.
— Я знаю… Не умею и не хочу уметь. И не в деньгах дело, мне их на тебя не жалко тратить. Но все же думаю, что мы не первый день знакомы и можем говорить без всяких ужимок.
— Я это заметила. Ты слова не выбираешь…
Он всплеснул руками — ну да. Сидели б сейчас в песочнице, точно б песок в глаза полетел. Но их щипало уже без всякого песка. От ветра ли?
— Я не знаю, что тебе сказать. Знаешь, самые близкие люди обычно молчат.
— Какие близкие? — мне уже действительно хотелось плакать. Нервы без сна и так на пределе. И обнажены. А напряжение между нами все росло и росло. — Ты о чем?
Он улыбнулся. Почти. Просто дернул губами.
— У нас с тобой одни воспоминания, и это сближает.
И действительно пошел на сближение, но я успела упереться ему в грудь руками, но спасти лопатки от его ладоней все равно не получилось.
— Я прошу тебя, прекрати, — говорил он мне, хотя я ничего не делала. — Глупо не давать друг другу шансов при таких исходных данных.
— При чем тут мы вдвоем? Ты не один, почему ты упрямо пытаешься это отрицать? Я не хочу детей, ни своих, ни чужих. Все, я нанянчилась сестру в том возрасте, когда мне хотелось свободы. А потом еще и твоего сына. Теперь я наверстываю упущенное. А ты ищи женщину, которой нужны дети. Возьми мать-одиночку какую-нибудь. Где два, там и три ребенка. Ты лично не заметишь разницы…
— Ударила, довольна? — прорычал он на смертельном от меня расстоянии.
Моя броня ломалась, как едва вставший на море лед. Сейчас если у его рубашки отлетят пуговицы, мы их в песке не отыщем… Как и слов, чтобы прекратить это странное объятие…
— Я никого не искал и не буду искать! С чего ты вообще решила, что мне нужна баба? Я никого новым браком не осчастливлю: ни себя, ни детей, ни эту самую эфемерную женщину. Так что либо ты, либо никто.
— Почему я?
Он молчал, но я уже просто слушать не могла…
— А, ну да… — подбирала я варианты. — Я ж не баба…
И рассмеялась, хотя тут уже уместнее было б разрыдаться. Только не ясно, от смеха ли…
— Потому что я тебя знаю, дурында! — он снова держал меня за плечи, хотя они пока еще не тряслись. — Неужели непонятно?
Да ты, братик, завёл меня в такой темный лес, какая уж тут ясность?
— Я не умею знакомиться с женщинами, я не умею им нравиться, у меня реально нет на всю эту мишуру времени… И я не хочу, чтобы меня снова обвели вокруг пальца. Я дурак, бесхарактерный дурак… И ни одна женщина не станет меня уважать после того, как узнает всю правду…
— А я, типа, буду? — глотала я смех, потому голос выходил низким и с хрипотцой.
— А мне не нужно твоё уважение, — выдал Терёхин без всякого стеснения. — Просто будь рядом. На всякий пожарный случай…
— Постоянный эскорт, типа? Валера, я тебя реально не понимаю. Может, ты думаешь, я что-то такое про тебя знаю и потому могу найти логику в твоих словах, но я честно не обращала на тебя внимания и вообще считала вас с Наташей чуть ли не идеальной семьей.
— Ничего удивительного. Наташа хорошо играла в идеальную жену. Свекровь верила аж до поминок отца в ее непорочность и мой сволочизм. Так что все нормально. Наташа принимает лавры посмертно. Что тебе ещё непонятно из моих слов?
— Где во всем этом твои дети? Я, кажется, четко сказала, что не собираюсь принимать у Наташи эстафетную палочку.
— Ее давно приняли няньки. Дети не будут тебе мешать. Тебе вообще никто не будет мешать. Даже я. Могу приходить после девяти, как и сейчас.
— Переиначим вопрос: где во всем этом я? Мне-то на кой все это надо?
Он пожал плечами, так и не убрав рук с моих.
— Ну не знаю… Может, финансовая независимость. Нет, этого мало? Предложи свои варианты тогда…
— А у меня нет никаких вариантов. Предложение исходит от тебя, и у меня нет никаких резонов его принимать.
— А если подумать?
— Да о чем тут думать!
Я потянула его за локти и освободила плечи, но тут же лишилась талии.
— Ты мне нравишься, Александра. Очень. Я хочу видеть тебя рядом. Твои условия?
— Повзрослей! Я жалею, что не записала тебя хотя бы на аудио. Тебе бы самому стало смешно…
— И после этого ты все ещё предлагаешь мне с незнакомыми женщинами знакомиться? Я со знакомой не могу нормально объясниться. Ну хоть посмейся, если смешно!
Терёхин убрал руки и отвернулся. Мне ничего не оставалось, как поймать руками его пиджак, а то унесёт его от меня, как Мэри Поппинс на зонтике.
— Ты снова потерял пуговицу? Застегнись.
— А мне так больше нравится.
Я не успела отдернуть руки, Терёхин удержал мои пальцы у себя на животе. Пришлось остаться щекой в его спине.
— Я столько ни с кем не обнимался и после тебя ещё сто лет ни с кем не захочется. Поэтому я делаю тебе предложение. Ну чего уж тут непонятного?
— Уж какое-то слишком непристойное у тебя предложение.
— Слушай, Скворушка, не чирикай… Многие женщины всю жизнь ждут этого предложения и так и не получают.
— На третий день знакомства точно не получают!
— Три дня и пятнадцать лет. Сколько тебе ещё надо ждать?
— А я ничего не ждала. Тем более от тебя. Тем более вот так, на промозглом пляже, после пиццы и даже без поцелуя…
— А ты разрешишь себя поцеловать?
— С каких это пор для первого поцелуя требуется разрешение?
— С тех самых пор, как кто-то начал разбираться в поцелуях: есть детские, есть вырванные силой, есть проплаченные, есть подаренные… Мне нужен только последний. Остальные можешь оставить себе. У меня этого добра было довольно. Сыт по горло. У меня хоть и все зубы на месте, но я года три точно ни с кем не целовался. И вообще в глаза женщинам не смотрел. Нет там ничего интересного. Твои глаза никому не переплюнуть… Но ты сейчас ими просверлишь мне в спине дырку. Знаешь, я, как Высоцкий, не люблю, когда стреляют в спину… И в душу мне плевать не надо. Наплёвано до тебя. Посылай меня в глаза. Я хоть глазами твоими полюбуюсь напоследок.
