Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга (электронные книги без регистрации txt) 📗
И отпустил мои пальцы, но они застряли на ремне его брюк, и я по-прежнему тыкалась носом ему в пиджак, точно слепой котёнок.
— Валера, мы не можем играть твоими детьми. Их и так слишком много людей любят за твои деньги. Не добавляй к ним меня.
— То есть все-таки только за деньги? Я бесплатно тебе не нужен?
Я снова сцепила пальцы, чтобы он не вырвался: его глаза — последнее, во что я сейчас хочу смотреться. Пусть лучше будет пиджак. Серый, как моя жизнь. С ним. Если это все же будет… Алька, даже не думай… Не смей принимать его предложение!
Глава 36 "Любимая грелка"
— Валера…
Я не договорила. Он разомкнул мне пальцы и сомкнул уста. Запечатал одним взглядом так, что я чуть не прикусила губу, когда он обернулся: глаза больше не голубые, а серые. День кончился, наступила ночь. В душе. В двух душах. Что ж я наделала? Как допустила этот разговор?..
— Валера…
Я не могла смотреть ему в глаза прямо, получалось искоса, с опаской, со смущением. Не знаю… Возможно, дело в его ладони, которая пыталась стереть с моей щеки незапланированные румяна стыда.
— Ва…
Я не договорила. Не смогла три раза отречься от него… Четыре решающих буквы он поймал губами. Они замерли на моих, будто Валера глотал обиду. Нет, просто передумал брать, ждёт подарка. Я подняла пустые руки и заполнила их медными волосами. Даже короткие они поглотили мои пальцы, а губы — волю сопротивляться собственному желанию. Я тянула его к себе за шею, потому что поднимаясь на носочки, только глубже проваливалась в песок. Или все же у меня дрожали коленки. Да так сильно, что я уменьшилась на глазах до размеров испуганной девочки. Это был первый поцелуй за почти девять месяцев, но ведь не первый в моей жизни…
И все же первый с Валерой, напоенный отчаянием и горечью проглоченных обид, у которых остался привкус халапеньо. Губы щедро смазали жгучим соком, должно быть, не только у меня. Не может же этот мужчина по иной причине забирать из меня все жизненные соки! С каждой секундой его руки становились сильнее, а мои ноги слабели. Вот уже и пальцы расцепились и пытались удержаться на его шее, то падая в расстёгнутый ворот, то вновь скача по шейным позвонкам, точно болотным кочкам, чтобы поскорее зарыться в мягкий мох рыжих волос.
Я не гладила Терёхина, нет: я цеплялась за собственную жизнь, боясь сорваться в пропасть. Однако вместо падения, меня ждал взлёт — Валера оторвался от меня и держал теперь у себя над головой на вытянутых руках, в силу которых верилось с трудом, и мне хотелось быстрее ощутить под ногами песок или хотя бы упасть грудью на нос сумасшедшему великану, который играл мною, точно пушинкой.
— А теперь скажи, что я тебе не нравлюсь… И я, может быть, поверю, что ты делаешь это профессионально за не очень скромное вознаграждение…
Он сковал меня своими объятиями, а так бы я врезала ему хотя бы ногой, если б не получилось рукой, но не вышло ударить даже языком, который свою миссию на сегодня выполнил: его хорошенько прикусили, чтобы он не выдал очередную глупость. И то правда, куда ж ему соперничать с той околесицей, которая вылетает из Терёхинского рта?!
— А теперь ты скажи, — отозвалась я совсем уже хрипло. — Скажи, смотря мне в глаза, что сможешь встречаться со мной, не повесив на меня своих детей. Скажи…
Ноги сразу почувствовали под собой песок.
— Я не хочу с тобой встречаться…
Его руки поднялись к груди и замерли, не тронув ее. Куртка расстегнута. Никакого препятствие. Свитер совершенно тонкий, но безумно жаркий на расстояние одно миллиметра от Терёхина.
— Для этого дела найти бабу не проблема. Мне некому сказать «Я дома», кроме, конечно, Буси, — усмехнулся Валера. — Вот у меня и нет чувства дома. И вообще ничего нет… Детей тоже нет.
— Есть у тебя дети! Хватит!
Я скинула с себя его руки и отвернулась, но тут же почувствовала их обратно на талии. И в довершение плечо мне отдавил Терёхинский подбородок.
— У них только моя фамилия, почему ты не желаешь этого понять?
Я смотрела вперед, все сильнее и сильнее втягивая живот — Терёхин сейчас дырку в свитере протрёт своими ладонями! Наверное, папашку все же научили поглаживать ребенку живот, когда тому плохо… В его движениях чувствовалась нежность, не более того. Он, наверное, просто не мог удержать руку на одном месте. И подбородком сейчас продолбит мне в ключице дупло!
— У тебя есть дети. Ты просто не желаешь ими заниматься и ищешь для этого любые отмазки. Такая позиция разнесчастного кормильца семьи тебе очень даже выгодна. Типа, не я не хочу детьми заниматься, а мне не дают их, потому что считают меня плохим. Вот почему бы тебе сейчас не быть с сыном? Не помочь ему с уравнением с двумя неизвестными, а?
Его подбородок еще сильнее надавил мне на плечо, но хотя бы руки замерли.
— Ты так хорошо помнишь школьную программу или тебе успели пожаловаться?
— И то, и другое. Серьезно, Валера, хватит! Я не встречаюсь с отцами семейства, даже если они мне нравятся. И точка!
— Ну хоть на один вопрос ответила, — он потерся щекой о мою. — Нравлюсь — это уже первый шаг, а так и ко второму тебя подтолкну…
— Переспать с тобой?
— Какая же ты приземленная, Скворцова!
И он снова поднял меня в воздух, но уже не так высоко, со спины это было не с руки! А я вообще могла хватать руками лишь темнеющее небо, не в силах спастись от носа, застрявшего у меня между сведенных лопаток.
— Спать с тобой надо было, когда тебе было восемнадцать. Сейчас-то какой смысл? Сейчас тебя нужно использовать по другому назначению…
— Сбагрить детей все-таки? — говорила я шепотом, пытаясь удержать равновесие и не завалить Терёхина неловким движением на холодный влажный песок.
Заломленная поясница уже болела — сколько ж можно играть в тяжелоатлета?
— Детей я уже сбагрил профессионалам, в чем ты меня неоднократно обвинила. Ну, напряги фантазию, на что ещё ты можешь сгодиться?
— Валера, поставь меня на землю.
— Не поставлю, пока не отгадаешь. Так и простоим до утра. Я сильный — кукол недавно таскал коробками. Думаешь, живую не удержу?
— Верю, что удержишь. Но если я кукла, то и мозги у меня кукольные. И вообще кукловод все решает… Валера, ну пусти уже меня! Мне неудобно так!
— А вот так?
И он, точно юлу, прокрутил меня в руках, и я ухватилась ему за шею. Да что так за шею — еще и ноги свела у него за спиной, и он держал меня теперь совсем не за талию, а намного ниже… Но это уже не имело никакого значения.
— В твоих глазах не написана подсказка, — сделала я свои глаза еще больше. В моих явно читалось «Задолбал!» — Если мы простоим на ветру еще минуту, то вместо шампанского за здоровье Тишки, у нас будет чай с малиновым вареньем за собственное.
— Коньяк, чай и мед… Варенье — это для детей. Ну, Сашенька, ты близка к правильному ответу.
— На какой вопрос?
Я действительно уже запуталась в ходе его мыслей. В своих, правда, тоже.
— Тот, который тебя интересует. На кой ты мне сдалась?
Я ткнулась ему в лоб — да, да, ему что в лоб, что по лбу: упрямый осел!
— А, может, ты сам не знаешь, зачем я тебе понадобилась? — прошептала я до ужаса хрипло, проклиная ветер, перец и близость мужского тела.
— Знаю. Чтобы ночью холодно не было, — терся он лбом о мой лоб. Оба они, кажется, были мокрыми. — Под пуховым одеялом спать жарко, под пледом — холодно, а до резиновой грелки я еще не дорос. Ну, я надеюсь… Согласна?
— Что ты еще не совсем старик?
Он усмехнулся и теперь соединил вместе наши носы.
— Быть моей грелкой?
— Господин назначил меня любимой грелкой! — проговорила я громко, точно в рупор. И снова тихо: — Валера, отпусти меня.
— Скажи «да».
— Валера…
— Скажи «я подумаю»…
— Валера, хватит!
— Значит, да?
— Я подумаю… Отпустишь на таких условиях?
— А поцелуешь?
— Если тебе ночью нужна грелка, то уж точно не стоит целоваться на ветру. Тогда и коньяк не поможет…
