Уверенность в обмане (ЛП) - МакДональд Жан (полная версия книги .txt) 📗
Маккензи соскакивает с кровати. Оказавшись рядом со мной, она хватает мое лицо в ладони и заставляет взглянуть на нее. Я дергаюсь, и ее хватка на мне усиливается.
— Эндрю Джонатан Вайз, послушай меня. И послушай очень внимательно, — сурово требует она. Ее руки крепче сжимают мое лицо. — Ты не убивал свою дочь, — губы сжимаются в тонкую линию. — Ты меня слышишь? Ты не убивал ее. Это был несчастный случай. Почему Бог решил забрать её, я не знаю. Но одно я знаю точно: она сейчас на небесах вместе с Эваном и они наблюдают за нами. И я точно знаю, она бы ни за что не хотела, чтобы ты жил под бременем такой вины.
— Я знаю, — плачу я. — Я знаю, но продолжаю чувствовать свою вину. Каждый день. Я подвел ее. Единственный человек, который должен был заботиться о ней, так подвел ее.
Ладонями своих рук Маккензи отирает мои щеки от слез, осушая их.
— Один мудрый человек в свое время сказал мне, что я не неудачница. Я выжившая.
Я категорично хмыкаю:
— Какой пассаж?
— Может быть, есть немного. Но сейчас я говорю правду. Энди, ты не неудачник. Ты выживший.
Она проводит по моим волосам, лаская меня так, как ей больше всего нравилось. Я жду, что она развернется и с криками ринется от меня, но, вместо этого, она стоит рядом и любит меня. Возможна, она права. Все это время я винил ее, что она сбежала, оставив меня, но я был единственным, кто оставил ее. Прежде, чем она ушла бы навсегда, я должен был проверить, но потом забыл с ней связаться. Я оставил ее одну в темноте. Вместо того, чтобы рассказать ей все несколько месяцев назад, я нашел утешение на дне бутылки.
— Ты не ненавидишь меня? — спрашиваю я голосом калеки.
— Я никогда не ненавидела тебя. Мне было больно. Все это время я думала, что ты оставил меня из-за беременности Оливии. Что ты решил, что для меня нет места в твоей жизни. И я согласилась с тобой. Не потому, что не любила. А потому, что хотела, чтобы ты был счастлив. И, имея в своем прошлом некий несчастливый опыт, я решила для себя, что тебе лучше быть отцом ребенка Оливии, — она делает паузу, выдыхая. — Теперь я просто понимаю. Если бы вдруг роли поменялись, я не могу сказать, как бы я отреагировала. — Она целует меня в уголок рта. — Прости. Я так ошибалась.
— Это все моя вина. Если бы я только сказал тебе правду с самого начала.
— Энди, мы ведь только познакомились. Не было никаких оснований так откровенничать со мной.
— Но если бы я...
Она прижимает пальцы к моим губам.
— Найдется миллион причин, почему мы не сделали то или это. Что стало бы, если бы ты сказал мне все с самого начала? Что бы произошло, если бы я не убежала, не оставляя тебе шанса все объяснить? Нет правильного ответа. Есть только одно: мы оба виноваты, — признается она.
— Да, — рыдания прорываются всхлипами из моей груди. Я целую кончики ее пальцев, стискивая, прижимая к своей груди так, чтобы она слилась со мной. Все внутри меня кричит о том, чтобы не отпускать ее. И я не отпущу.
Плача и прося друг у друга прощения, мы постепенно двигаемся в сторону кровати. Маккензи и я падаем на кровать. Я кладу голову ей на живот, и она нежно перебирает мои волосы. Мои глаза трепещут, уже закрытые. Виски ломит, веки становятся тяжелыми от количества слез, что я пролил.
— Пожалуйста, не оставляй меня, — шепчу я, подавляя зевок. Но зевок побеждает.
— Я никогда не оставлю тебя, — ее ногти слегка царапают мне кожу головы.
— Обещаешь? — переспрашиваю я, чувствуя, как быстро приближается сон.
— Я обещаю, Энди, — она целует два своих пальца и прикладывает их к своим губам. — А теперь давай поспим.
— Поспать прозвучит прекрасно, — бормочу я бессвязно.
Она натягивает одеяло над нами и выключает свет. В темноте комнаты я ощущаю, как покой окутывает меня. Надежно укутанный ее руками, я блаженно погружаюсь в сон. Вес моей вины и вся ложь постепенно уходят из моей груди, оставляя мне возможность облегченно вздохнуть, впервые за семь лет. Как сломанная кость, сросшаяся неправильно, так и груз моей вины, что неправильно подавался кем-то, разбивал мое сердце раз за разом. Только теперь произошло правильное лечение, как я подозреваю. Маккензи и мне остается по-прежнему много работы для устройства нашего счастья, но мы становимся на правильный путь, и это только начало.
Глава 16
— Энди, — мягкий шепот щекочет мне ухо.
— Умм? — я заворачиваюсь в одеяло. Моя голова пульсирует не хуже, чем после похмелья. Голова раскалывается. Давит на глаза, и я чувствую себя опухшим. Да, теперь я точно знаю, что ночь откровений и слезы могут сделать с человеком.
Маккензи трогает меня за плечо.
— Просыпайся, соня, — она стягивает с меня одеяло.
Я скрючиваюсь и стону, пытаясь поймать ускользающее одеяло.
— Еще пять минут.
Маккензи соскакивает с кровати и обегает ее, направляясь к моим ногам. Я мгновенно вскакиваю, хватая ее за руку и возвращаю обратно в постель.
— Эй, куда это ты собралась?
Она высвобождает руку из хватки, опуская ноги к краю постели.
— В ванную комнату. Мне надо пописать, — с тупой ухмылкой на лице поднимает ноги вверх и шевелит пальцами.
Я даю ей пренебрежительную отмашку.
— Ну, иди же, женщина.
Она откидывается назад и целует меня в щеку.
— Никуда не уходи.
Я прикладываю руку к сердцу, задыхаясь в притворном ужасе.
— Теперь я знаю степень вашего гнева, я даже и не мечтал о таком, — я массирую щеку, куда чмокнула меня Маккензи.
Меня пронзает шокированный взгляд, и она отскакивает от кровати.
— Я даже подумать не могу, о чем ты тут толкуешь.
Я падаю на спину, скрестив руки за головой, наблюдая, как она крадется по постели. Где-то в глубине своего сознания я все еще ожидаю ее реакции. И хотя прошлой ночью мы пообещали друг другу остаться вместе, я все еще не вижу причин, почему. Она повторяла мне снова и снова, что я должен простить себя. Что потеря Отэм не была моей виною. В глубине души я знаю, что она права, но путь к самоисцелению долгий и трудный, особенно когда ты сам должен простить себя. Я презирал себя долгое время. Семь лет! Семь лет ненависти и презрения к себе не могут исчезнуть в мгновение ока, но открыться Маккензи дает надежду на исцеление. В глубине души я знаю это.
— И правда, — я противненько хихикаю. — Я не хотел говорить тебе, но ты такая страшная, когда злишься.
Маккензи останавливается в изножье кровати, скрещивает руки на груди, игриво поглядывая на меня. Ее волосы взъерошены, макияж расплылся, а одежда представляет собой жалкое зрелище. Тем не менее я не могу представить себе, когда я видел ее более прекрасной, чем сейчас. Она ангел небесный.
— И вовсе я не страшная.
— Я думал, что ты взорвешься прошлой ночью, — я потираю подбородок. Блин, мне нужно побриться. — Ты фактически бросила вызов законам природы.
— Действительно? И как же? — она упирает руки в бедра.
— Ты сумела затормозить с покрышками «Приуса». Я поражен до глубины души.
Маккензи закатывает глаза, покачав головой.
— Почему-то я уверена, что люди делают это все время.
Я выпрямляюсь, всплеснув руками в воздухе.
— Нет! Вы только взгляните! Это же «Приус»! У него нет такой мощности.
— У моего авто есть мощность, — она скрещивает ноги, слегка покачиваясь.
— Нет, милая. Это не так.
— Иногда ты должен сбрасывать маску всезнайки. И, кроме того, вовсе я не страшная.
— Маску всезнайки? — я выпрямляюсь. Ложусь обратно на кровать, подогнув колени и плюхнувшись плашмя. — Но ты ревела покрышками, как рыба фугу делает.
— Рыба фугу? — она переносит свой вес с одной ноги на другую.
— Да. Рыба фугу. Это такая милая, маленькая рыбка в океане. Но когда она бесится, она взрывается. Вчера я даже подумал, что ты оторвешь мне голову.
Маккензи протягивает руку и слегка шлепает по верхней части ноги костяшками.
— Ты преувеличиваешь.
