Живой (ЛП) - Уайлд Джессика (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

— Я был в ответе за своих людей, — начал я. — Старший лейтенант. Моя команда все время полагалась на меня, чтобы знать, что делать, и они доверяли мне. Мне всегда казалось, что я подвожу их, даже зная, что не мог контролировать происходящее. Это просто то, с чем я не могу бороться достаточно сильно.

Также именно это позволило мне пережить первые недели ада после нападения. Мысли о моих людях — всё, что у меня было, и видеть их у себя в голове, снова и снова, было единственное, что помогло мне справиться. Это удерживало меня на земле каким-то странным образом.

Грейс крепко сжала мою руку, ее нежная кожа поглотила мою. Я поднял наши руки и прижался губами к тыльной стороне ее руки. Это было инстинктивно. Это был чистый, естественный инстинкт — прикоснуться к ней таким образом. Ее тяжёлое дыхание заставило меня закрыть глаза, но она не оттолкнула меня. Я прижался носом к ее коже и вдохнул ее сладкий запах.

— Ты такая мягкая, — прошептал я, главным образом себе, и снова поцеловал ее руку. Понадобилось немного больше времени, прежде чем я, наконец, вернул их к моему бедру, затем я заставил себя вернуться к реальности.

— Я был в армии национальной гвардии. Нас внедрили, чтобы тренировать иракских военных, учить их, как правильно делать вещи, так что мы могли уйти оттуда. Это была не самая... тяжелая работа, по мнению некоторых, но она была важная. Я не проходил тайком в здания и не захватывал пленных, но делал то, что, как надеялся, положит конец необходимости для тех людей хотя бы быть там и делать все это дерьмо.

— Мы ездили по маленьким базам, чтобы тренировать, иногда проводя там десять дней подряд. Нас окружали иракские солдаты, и мы проводили ночи прямо посреди лагеря.

Я сделал глубокий вдох, вспомнив, как я нервничал в тот первый вечер, когда остался на чужой базе. Она не была активна, но все равно было опасно. Люди способны на что угодно, когда дело касается их убеждений и защиты их семей.

— Многие ребята были на самом деле классные. Они были прямо как мы. Парни, защищающие свою страну или, по крайней мере, пытающиеся защитить, делая то, что им сказали. К тому же, там были и те, кто нас ненавидел и просто хотели, чтобы мы ушли. Я это понял. Я чувствовал то же самое, но это ничего бы не изменило. Мы все равно были там, и они все равно ненавидели нас. Мы просто должны были делать свою работу и двигаться дальше, все время надеясь, что слишком много насилия не будет.

— Я слышал о группах, которые раз или два нарывались на какого-нибудь мерзавца. Никто не может устранить плохих, пока не становится слишком поздно. Это заставляло нас быть настороже, но как можно контролировать что-то подобное? Нельзя, — усмехнулся я, все еще желая, чтобы все было по-другому. — Некоторые из них пытались проникнуть как тренеры. Они внедрялись, пока их не признавали хорошими и крепкими, затем они наставляли на нас оружие, потому что они верили, что такова была их судьба. Что именно это они должны были делать.

Даже сейчас я ощущал горечь, слушая эти истории. Я хотел справедливости для тех, кого никогда не встречал.

— Это происходило, но не так часто, чтобы по какой-то причине мы остановились. Это была наша работа, нравилось им это или нет.

Я вспомнил лица нескольких иракцев, которым я должен был доверять, по крайней мере, временно. Они были веселыми и сумасшедшими; невинными. Они просто тоже хотели, чтобы все это закончилось. Жизнь в стране, которая переживала трудные времена — как и любая другая — принесла с собой свою борьбу. Это была не их вина. Некоторые стороны войны могут быть гражданскими. Поэтому возможно, в конечном счёте, закончить это без больших потерь, чем необходимо. Это всего лишь люди, которые изредка поддавались гражданской стороне.

— Мы не тренировали и не прыгали на цыпочках вокруг друг друга все время. Бывали дни, когда мы просто занимались бумажной работой, — я сделал паузу, нездоровое веселье заставило меня захихикать. — Я любил те дни. Писать рапорт об успехе миссии или о ком-то, к кому я не думал, что принадлежу, было легче, чем держать оружие. Я не хотел быть там и рисковать своей шеей, и я не хотел убивать. Никто не хочет.

Было гораздо легче провести день в офисе и снова и снова писать одно и то же, считать количество запасов, составлять списки имен и дат. Я сделал бы что угодно, чтобы оставаться в том офисе каждый день, даже если большую часть времени мне было до смерти скучно. Бумажной работе не было видно ни конца, ни края.

— И потом, бывали дни, когда у нас было свободное время. По утрам мы ходили в спортзал, ели, производили учет нашего снаряжения, и оставшуюся часть времени проводили, пытаясь оставаться спокойными. Расслабляясь. Нормального всегда было мало, и этого никогда не было достаточно.

— Что именно ты делал? — спросила Грейс, ее негромкий голос пронзил мои воспоминания.

Я пожал плечами.

— Ничего особенного. Видеоигры, чтение, все, что, как нам казалось, было в нашем распоряжении.

— Я не осознавала, что все это у вас было там.

Я слегка пожал плечами.

— Не многим людям так повезло.

Это была попытка сосредоточиться, прежде чем нам пришлось внедриться в другую структуру. Прежде чем нам пришлось увидеть разрушения на улицах, когда мы проезжали мимо.

Это был обратный отсчет.

— Райан проводил много свободных дней, составляя списки. Списки того, что ему было нужно для детской комнаты, что очень хотела Миранда или что сказал доктор на ее последнем приеме у врача. Он часами глазел на ультразвуковое изображение, которое она ему послала, — задумчиво сказал я, улыбаясь, потому что мы все знали, что он был одержим этим, неважно, как сильно, на самом деле, он пытался скрыть это. — Затем, когда он, наконец, чувствовал какое-то спокойствие по поводу того, что происходило дома, он присоединялся к нам посмотреть фильм или на барбекю. В то время я этого не понимал, но я завидовал этому. Способности забывать о том, где он находился, и способности сосредоточиться на доме... мне это было нужно.

— Уверена, это было трудно, — прошептала Грейс. — Представить не могу, каково это — не знать, что происходит дома.

Я был настолько погружен в попытки оставаться бдительным и готовым, что я забыл, как беспокоиться об обычных вещах. Спустя некоторое время ты забываешь о спортивных командах и счете, когда ты посреди пустыни, окруженный людьми, которым, на самом деле, не нравится, что ты там. Любой момент мог стать последним. Времени, чтобы по-настоящему беспокоиться о следующей игре, нет. Ты пытаешься, потому что именно это ты и должен делать, но это редко реально.

Это до сих пор странное чувство, чтобы просто забыть его. Но со временем ты осознаешь, что все излишества, которые у тебя были дома, должны там и оставаться. На самом деле они тебе больше не нужны. Особенно где-то там.

— Это раздражает, — продолжал я. — Иногда ты забываешь причины, по которым в первую очередь пошел туда. В хороший день жарко. Когда идет дождь, в конце концов, ты оказываешься по пояс в грязи. Это не самая красивая местность, особенно на базе. Все покрыто грязью и песком, и даже небо выглядит так, будто это просто пыль летает туда-сюда. Голубое небо мы редко видели. Ты начинаешь скучать по тем мелочам, о которых люди дома никогда не задумываются.

Я выпустил руку Грейс и потер ладони о бедра. Я снова начал чувствовать все те сомнения. Сомнения, из-за которых я злился в первую очередь. То, что не поддавалось контролю.

— Никто не знает, что происходит в голове у каждого, кто находится там. Это больше не работа, которая кормит твою семью или оплачивает учебу, — сказал я ей, зная, что я говорил за 99% людей, которые были там. — Я устал. Устал от запахов, воздуха, цели. С какой стати я должен оставаться и рисковать своей жизнью ради людей, которые, так или иначе, хотели, чтобы я был мертв? Ради чего? Чтобы учить нескольких людей тому, что они, возможно, используют против меня?

Я запустил пальцы в волосы и сделал глубокий, очищающий вдох. Грейс нужно было все это услышать. Она должна была знать, что разбитый человек перед ней не был пустым. Я все еще так много мог дать, и я хотел ей это дать.