Вторая молодость любви - Осипова Нелли (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
В один из ближайших вечеров Сашенька и Митя поехали к Петру Александровичу упаковывать книги, посуду и кучу мелких, на их взгляд, ненужных вещей, на сохранении которых старик настаивал.
Петр Александрович волновался — не так-то просто на девятом десятке жизни вдруг сорваться о насиженного места и переезжать. Он беспомощно и беспокойно ходил между увязанными стопками книг, которые пирамидками стояли на полу, время от времени останавливался, поглядывал на часы, потом, видимо не в силах унять тревогу, спросил:
— Вы не знаете, почему до сих пор нет Генриха? Возможно, он вам что-то говорил. Его пунктуальность можно занести в Книгу рекордов Гиннеса, но уже прошел час, как он должен был приехать. Не случилось ли чего…
— Петр Александрович, не волнуйтесь, раз обещал — приедет. Последние дни в Москве, дела набегают одно за другим… — стал успокаивать старика Митя.
Но тот не дослушал, сказал с беспокойством:
— В наши дни с иностранцами в Москве любое может приключиться.
— Какой он иностранец! Вы бы послушали, как он шпарит русские поговорки, как сыпет остротами!
— У него и акцента-то никакого нет, — поддержала мужа Сашенька.
— Все это я знаю, однако встречают по одежке, а акцент — уже потом, к сожалению, — вздохнул Петр Александрович.
И тут раздался звонок — пришел Генрих, возбужденный, радостный, с двумя большими полиэтиленовыми сумками.
— Простите, Петр Александрович, только вырвался, даже позвонить не мог. Не сердитесь. Зато все у меня получилось!
— Все-все? — по-детски радостно спросил старик.
— Ну-у, не совсем все-все, но то, что задумывалось на первом этапе. Вот и пришлось отметить с представителями фирм это событие в ресторане. Я там кое-что прихватил и для нас, так что продолжим отмечать дома. Мить, тут по твоей части — парочка бутылок.
Митя потер руки как истинный любитель, и они удалились на кухню.
Возможно, у Генриха теплилась слабая надежда застать на кухне Таню, потому что стоило мужчинам удалиться, как улыбка и радостное выражение мгновенно исчезли с его лица.
— Таня занята, как и в воскресенье? — спросил он.
— Видимо, так, — мрачно ответил Митя.
— Понятно… Не может же человеку во всем везти. Вот с делами у меня полный порядок — все работает, как часы. А в остальном…
Вошли Сашенька и Петр Александрович.
— Мы тут с винами разобрались, а ты, Сашенька, управляйся со снедью, — сказал Митя.
— Еда несколько экзотическая, — пояснил Генрих. — Я случайно набрел на армянский ресторан в помещении Союза писателей, в крыле так называемого дома Ростовых. Потрясающая кухня и прелестное название — «Старый фаэтон». Мои фирмачи были в восторге. Мне там настолько понравилось, что я сразу же договорился устроить у них и отвальную.
— А я ждала, что соберемся у нас, — разочарованно протянула Сашенька.
— Прости, но думаю, так лучше, — с грустью ответил Генрих.
— Может, ты и прав… — задумчиво завершил тему Митя.
Генрих улетал крайне разочарованный. Его досада и обида сменились раздражением и чувством оскорбленного самолюбия. С такой страстью Таня отдалась ему, столько слов любви произнесла — и все фальшь? Если у нее есть причина отказаться от замужества, то зачем же прятаться от него, ведь он не проходимец или насильник какой-нибудь, не искатель приключений. Даже не нашла времени поговорить по телефону, попрощаться.
Оставалось зажать свое чувство в кулак и пережить безответную любовь так же, как это было двадцать с лишним лет назад. Но тогда он был молод, и жизнь сулила массу перемен, а увлечение Сашенькой принесло ему горечь, но не отчаяние. Любовь же к Татьяне стала для Генриха последним светом в окошке, и потому так больно было сознавать, что она безнадежна.
По приезде в Германию Генрих с жадностью набросился на работу, не оставляя себе никакого просвета для раздумий — вечером валился в постель и засыпал как убитый, утром, как обычно, вставал в шесть, потом пробежка, легкий завтрак — и снова работа.
Первоначально он планировал вернуться в Москву через пару месяцев, но по здравом размышлении решил, что июнь не лучший месяц для деловой поездки, так как по опыту знал, что летом Москва вымирает и никого не найти на месте, не поймать. Генрих сообщил об изменении намерений своим контрагентам, и те сразу же согласились с ним, впрочем, они всегда соглашались с этим странным немцем, который генерировал идеи и предложения, формулируя их аргументированно, четко и ясно.
Решили, что в Москву он приедет в сентябре.
Московское лето Таня переносила тяжело: было жарко, душно, скучно и одиноко. Лилька с Лехой забегали к ней периодически, приносили фрукты, словно их в доме Ореховых не было. «Не могу я навещать беременную подругу с пустыми руками», — заявляла Лиля, когда Таня журила ее за излишние траты.
У Лехи появились в голосе покровительственные нотки, но неизвестно — только ли по отношению к Таньке или он теперь со всеми говорил именно так. Дело понятное, все-таки почти женатый человек, семейный, не мелочь пузатая, студенческая.
Потом у ребят началась сессия, а позже они уехали отдыхать на какие-то озера, а Тане пришлось довольствоваться только обществом тети Маро.
Она открывала в этой старой женщине блестки литературного таланта, которые когда-то щедро дарились ее ученикам, а теперь оставались невостребованными. Вообще в ней поражало сочетание широкой образованности и интеллекта с необыкновенной, почти деревенской уютностью, домовитостью и рачительностью.
Дома Танька старалась делать всю нетяжелую работу, чтобы к приходу матери был обед или ужин, в зависимости от часов ее приема в консультации. Отец почти каждый день спрашивал, не слишком ли она перегружается хозяйственными делами, но Таня неизменно отвечала, что делает лишь то, что не требует физической нагрузки.
Главным и обязательным ее занятием были прогулки, вернее, выхаживания после завтрака и после обеда предписанных матерью километров.
В конце июля, когда после завтрака Танька отшагала свой привычный маршрут и перед возвращением домой присела отдохнуть на скамейку возле пруда, что находился недалеко от них, к ней неожиданно подсел Михаил. Она не заметила, как он подошел.
— Здравствуй, моя девочка, я вернулся.
— Я не твоя девочка, — резко ответила Таня и встала.
— Погоди, посиди со мной, мы ведь так давно не виделись. Прежде ты не боялась меня, отчего же испугалась сейчас? — Он взял ее за руку, пытаясь удержать. — Давай поговорим.
Танька выдернула руку, хотела уйти, но передумала: раз уж он нашел ее, то будет приходить снова и снова. Лучше сейчас поставить все точки над «i».
Она тяжело опустилась на скамью, не глядя на него, спросила:
— О чем ты хочешь поговорить?
— О нас с тобой и о нашем ребенке.
— Ты, видимо, не в ладах с местоимениями, опять ошибся: ребенок не наш, а мой. Я не стану говорить с тобой о моем ребенке.
— Таня, Танечка, ты все забыла? Нам же было так хорошо вдвоем.
— Не вдвоем, а втроем. Ты не сосчитал Вику.
— Она дура! Я с ней разойдусь.
— Это ваши проблемы, не надо меня грузить ими. Давай на этом закончим, — стараясь быть спокойной, сказала Таня.
— А ребенок? Как с ним быть? Хочешь, чтоб про него говорили «безотцовщина»?
— Почему проблемы моего ребенка так волнуют тебя? Чего ты хочешь? Можешь объяснить конкретно? — занервничала Таня.
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — решительно заявил Михаил.
— Не смешно.
— Я говорю серьезно.
— Послушай, не пытайся повернуть все с ног на голову. Да, мы какое-то время были близки, но любовь между нами так и не возникла — ты ни разу не сказал, что любишь меня, так же как и я тебе. Назовем все своими именами: это было недолгое сожительство — и все.
— Ты стала циничной, — заметил Михаил.
— Я стала взрослой.
— Ты не можешь решать судьбу ребенка одна, в таком вопросе должно быть два мнения — и женщины, и мужчины. Я тебе когда-то это уже говорил.
