Принцип Парето - Аркади Алина (первая книга TXT, FB2) 📗

Проходит бесконечное количество минут, прежде чем хватка ослабевает, а грудная клетка Островского вздымается не так часто под моей ладонью. Он действительно решил, что я была в квартире и увидеть меня не представляется возможным, и то, что я сейчас улавливаю – искренние эмоции человека, который, казалось бы, на них неспособен. Он живой. Внутри. Как бы ни отрицал обратное.

– Поехали.

Направляется к машине, точно зная, что последую за ним. Что я и делаю, когда устраиваюсь в тёплом салоне, потирая замёрзшие ладошки и искоса посматриваю на Костю, который немного расслабляется, принимая привычный вид. Ворота приветливо отъезжают, пропуская нас на территорию под вопросительные взгляды охраны. Слишком мало времени прошло с момента оглашения новости о нашем браке, и парни по-прежнему непонимающе качают головой, оценивая нашу пару.

Иду к коттеджу, желая увидеть Тасю, за которой безумно соскучилась. Моя малышка с визгами несётся навстречу, запрыгивая на руки и обнимая.

– Тебя так долго не было! А мы с Гришей в снежки играли, на санках катались, снежинки наперегонки ловили. А ещё бегали и прыгали по квадратикам, которые сами сделали! Представляешь? А Гриша сказал, что я не перепрыгну, а я перепрыгнула! – показывает руками расстояние, которое преодолела, наблюдая за охранником, который подтверждает каждое слово дочки кивками. – Гриша проиграл и принёс мне шоколадку! Вот!

– Ты же не ешь шоколадки?

– Мам, я же её выиграла! Мы с Гришей вместе съели!

– Тогда ладно.

– А где карета? – Тася сосредотачивает своё внимание куда-то мне за спину.

– Тасенька…

– Сейчас принесу, – Островский прерывает мои объяснения двумя словами.

Не желая посвящать ребёнка в нюансы случившегося, решила, что Парето не выполнил её запрос, но вновь ошиблась: он никогда не забывает озвученных обещаний. Возвращается через пару минут с большой коробкой в руках, вручая Тасе, глаза которой округляются от подарка.

– Спасибо, – целует Костю в щёку, обнимая, и тут же срывается с места, утягивая за собой Гришу, чтобы рассмотреть игрушки.

– Спасибо, – вторю в унисон дочери, обращаясь к Островскому. – Она очень такую хотела. – Улыбаюсь, наблюдая за радостной дочкой, и продолжаю: – Жаль вашу квартиру. Это было возгорание?

– Взрыв, – отрезвляет Костя. – Хорошо спланированный, направленный взрыв. Целью была ты.

– Я? Почему?

– Вчера ты сорвала представление, которое должно было избавить от меня на длительное время. Дал понять Зарецкому: я в курсе, кто на самом деле получил пулю. Где сейчас Воронов – неизвестно. Мои люди потеряли след на границе с Финляндией. Но там он не задержится, направится в Германию, а лучше в Англию, где у Зарецкого имеется недвижимость.

– Что будете делать?

– Всё, чтобы достичь желаемого.

– Знаете, есть простой выход: не отменять решения, но изменять их в случае, когда того требуют обстоятельства. Это не слабость, а лишь показатель расчётливости и готовности к изменяющимся условиями на пути к цели. – Последняя попытка убедить Костю развернуться на сто восемьдесят градусов, оставить месть и посмотреть в сторону света, который он упорно не замечает.

– Условия – это ты? – привычная усмешка растягивает губы Парето, возвращая сдержанного и безэмоционального мужчину, к которому все привыкли.

Но я вижу его другим. Даже сейчас улавливаю замешательство, когда открыто смотрю в тёмную синеву с нежностью во взгляде. Счастлива лишь оттого, что Костя рядом, прожигает меня насквозь, словно стремится стереть те минуты, когда позволил себе быть человеком, попавшим в плен эмоций.

– Вы упорно стремитесь к цели, готовый к наихудшим последствиям и даже смерти. Что вам мешает сотворить смысл, ради которого захочется жить? Я говорю не о себе, – качаю головой, – лишь о чём-то настолько важном лично для вас, что перекроет неумолимое желание сорваться в бездну.

Перевожу взгляд на Тасю: для меня она тот самый маяк, к которому я стремлюсь несмотря ни на что. Как бы жизнь меня ни испытывала на прочность, подкидывая, казалось бы, непреодолимые трудности, ради своего ребёнка я готова на всё. Возвращаю своё внимание Островскому, который, как и я, сосредоточен на Тасе, с улыбкой распаковывающей коробку с новой игрушкой. Остановить его немыслимо, пока он сам не пожелает сказать «стоп». Этот факт я приняла, как бы противоречив он ни был. На беседу Костя не настроен. Не сейчас, когда мы оба ещё не осознали всю значимость того, что произошло сегодня: на миг сердце каждого из нас остановилось, не желая принять возможность потери. Объятия на обочине дороги, в которые Островский вложил накопившуюся за годы нежность, кричали о страхах человека, который в глазах окружающих не боится ничего, включая смерть. Это лазейка, через которую способны просочиться мои слова, призывающие его к миру.

Не получив ответа, иду в коттедж, по пути успев восхититься новой радостью дочки и, переодевшись в привычную форму, направляюсь на кухню. Вновь ароматные запахи еды и сладостей разлетаются в пространстве, но теперь завтрак Кости начнётся с лазаньи. Начнём с простого, медленно направляя к важному. Если, конечно, у нас имеется в запасе время.

Глава 27

Укладываю Тасю, ожидая привычного сообщения от Парето. Тишина. Противная, вязкая, приносящая множество мыслей, от которых не отмахнуться. Выскальзываю из-под одеяла и, накинув на плечи куртку, семеню в соседний коттедж, в окнах которого мелькает тень Островского. Вхожу без стука, встречаясь с озадаченным взглядом любимой синевы, и замираю. Решительность испаряется за секунду, и я готова сделать шаг назад, извинившись за своё появление. Но Костя молча снимает с меня куртку, тем самым позволяя остаться.

Я пришла не за его телом, способным довести до исступления; не за стонами блаженства в тишине и поцелуями; не за едкими замечаниями и беседами о смысле жизни и важности мести. Мне достаточно того, что Островский позволяет смотреть.

– Знаете, мне нравится на вас смотреть.

– Тебе нужно показаться психиатру, Лена. У тебя нездоровые предпочтения, – привычная ухмылка мелькает на лице Кости, тут же исчезая. Ему всё сложнее представать передо мной безразличным. – Специалист поможет тебе переключиться на нечто более миловидное и действительно приятное.

– И объяснит, почему я испытываю то, что испытывать не должна?

– Невозможно запретить человеку чувствовать. Сказать: не смотри, не люби, не верь. Человеческая натура такова, что, запрещая, мы, наоборот, подталкиваем к какому-либо действию. Я не могу отговорить тебя влюбляться, но и останавливать не буду.

– Желаете потешить собственное самолюбие?

– Желаю познать настоящее, потому как последние несколько лет сталкивался лишь с дерьмовыми подделками.

Островский медленно приближается, шаг за шагом сокращая между нами расстояние, пока не останавливается передо мной, обращая мой взгляд на себя. Ползу глазами снизу вверх, так внимательно концентрируясь на нём впервые и позволяя себе ухватить то, что ранее опускала за невозможностью смущения. Островский прекрасно сложен: идеальный пресс, просматривающийся между краями расстёгнутой рубашки, невероятно манит. Пробегаюсь пальчиками по упругой коже, не забывая прикоснуться к знакомым шрамам, которые и раньше не отталкивали, а сейчас и подавно кажутся привычными. Он вздрагивает при малейшем прикосновении и чаще дышит, не сдерживая собственную реакцию.

Борюсь с собой пару минут, но отпускаю все запреты и припадаю губами к горячему животу, веду языком вверх, а затем обдаю дыханием влажные полосы, как делает Костя. Его кожа покрывается мурашками, мгновенно отзываясь на манипуляции моего языка. Но он не позволяет удерживать инициативу и рывком поднимает меня. Островский обхватывает ладонями моё лицо, поглаживая скулы и проводя по векам, отчего закрываю глаза и отдаюсь во власть захватившим ощущениям, расползающимися под кожей приятными волнами. Порхает подушечками пальцев, оставляя едва уловимые следы тепла, которые тут же остывают и переносятся следом за ним по коже.