Принцип Парето - Аркади Алина (первая книга TXT, FB2) 📗

Плавлюсь от каждого касания и растворяюсь в мужчине, который сегодня сорвался в нежность, не торопя себя в физическом контакте. Как правило, Костя отдаёт прелюдии немного времени, переходя сразу к основному моменту. Но сегодня всё иначе. Для нас обоих.

Его ладони исчезают, оставляя противную пустоту, но Костя тут же тянет на мне свитер вверх, и я безропотно поднимаю руки, позволяя избавить себя от одежды, а затем, представ перед ним обнажённой, сгораю в испепеляющей синеве, ласкающей каждый сантиметр. Он не торопится, облизывая моё тело на расстоянии и позволяя себе насытиться желаемым. Это иной Островский. Таким я его не знаю.

Подталкивает меня к кровати и мягко опрокидывает, снимая рубашку и нависая сверху. Брюки остаются на нём, что означает: Парето торопиться не намерен. Опускаю веки, подчиняясь рефлексам тела и впитывая вкус твёрдых губ Островского, которыми он не таранит меня, как обычно, а неспешно смакует, втягивая сначала нижнюю, а затем и верхнюю, проскальзывая в тонкую щёлочку и сталкиваясь с моим языком. Заводит мои руки над головой, удерживая запястья вместе, а второй рукой ощутимо сдавливает скулы, вынуждая распахнуть рот и впустить его глубже. Отрывается, не сводя с меня взгляда, и проводит большим пальцем по нижней губе. А я не сдерживаюсь и, высунув кончик языка, провожу им по солоноватой коже, втягивая внутрь и обхватывая полностью, получая в ответ хриплый стон всегда сдержанного мужчины. Обвожу несколько раз по спирали, прикрыв глаза и отдавшись игре, в которую меня втянул Костя, впитывая его прерывистое дыхание. Делаю попытку освободить руки, чтобы притянуть его ближе и прильнуть к пылающей коже, сращиваясь с ним, но Островский усиливает хватку, показывая, что, как и прежде, ведёт он.

Палец выскальзывает, и его тут же заменяет напористый рот, по-хозяйски вовлекающий в танец языков. Такое чувство, что Парето с десяток лет не целовался и сейчас в полной мере решил восполнить пробелы, потому, как то, что он вытворяет у меня во рту, больше похоже на половой акт с приближающимся оргазмом. Я уплываю лишь от ласк, пульсируя предвкушением, когда он заполнит меня.

Но Костя неторопливо переключается на мой подбородок, слегка прикусывая и движется вниз, задерживаясь на трепещущей венке. Отпуская мои руки, обхватывает груди и сводит их вместе, набрасываясь на чувствительные соски: обводит по кругу языком, втягивает вершинки и смыкает зубы поочерёдно на каждой. А затем привычно дует, и от этого простого действия меня встряхивает и пробивает жаркой волной, которую, уверена, он ощутил. Губы прокладывают путь по животу, дразня влажными следами, и оказываются на внутренней стороне бедра, оставляя несколько сантиметров до трепещущего местечка.

Мне кажется, не останется ни одного не тронутого Островским кусочка кожи, словно он задался целью заклеймить всё, что принадлежит ему. Мысль теряется, когда он дотрагивается языком до клитора, надавливая и втягивая кусочек плоти. Охаю и неосознанно зарываюсь пятернёй в тёмные волосы, притягивая его ближе и желая освободиться от скопившегося напряжения, но моё желание остаётся невыполненным. Островский встаёт на колени между моих ног и не спеша расстёгивает ремень, планируя оголиться. Не выдержав, поднимаюсь на локтях и наблюдаю за представлением, кажется, даже не моргая.

Стягивает брюки вместе с бельём, оголяя затвердевший член, увитый тёмными нитями вен. Рот мгновенно наполняется вязкой слюной, и я делаю резкое движение, оказавшись перед Костей в аналогичной позе. Ни одного намёка на оральные ласки со стороны мужчины нет, но сегодня я отпускаю себя, уничтожив барьеры, и следую за неисполненными желаниями. Мимолётный взгляд и прикушенная губа – он понял. Устраивается на спине, с интересом следит за моими действиями.

Сегодня мы дарим друг друга без спешки, неторопливо пробуя и проникая глубже обычной дозволенности. Поэтому позволяю себе очертить губами каждый неровный шрам на его груди, каждую шероховатость, впитывая трепетный отклик моего мужчины и желая отдать вдвое больше. Костя не сводит взгляда, лишь надсадно дышит, отчего грудная клетка заметно поднимется, а когда мои губы накрывают блестящую головку, издаёт нечто похожее на стон и откидывается на подушке. Несколько движений по спирали, а затем вбираю член ртом, опускаясь до предела и резко поднимаясь. Возбуждённый орган реагирует заметными подёргиваниями и уже в следующую секунду повторяю манипуляции, явно ощущаю, как Островский ненавязчиво двигает бёдрами мне навстречу. Даёт понять, чтобы я не останавливалась, продолжая доставлять ему блаженство языком и губами, и я лишь ускоряюсь, помогая себе ладонью и направляя член всё глубже, пока большая головка не упирается в заднюю стенку горла, что меня не останавливает, а наоборот, подстёгивает к более настойчивым действиям. Возбуждение на пределе и мне кажется, я готова кончить лишь от того наслаждения, что доставляю Косте, почти готова поступиться собственной разрядкой, когда мужские руки переворачивают и подминают под сильное тело. Островский входит медленно, словно испытывает мою выносливость и секунду, когда я начну умолять его двигаться во мне.

– Костя, – успеваю прошептать между движениями его бёдер.

Лишь после брошенного в пустоту его имени, набирает темп и ускоряется, не оставляя без внимания мои губы, с азартом отвечающие на его проникновения. Мои руки, скользнув по плечам, обвивают шею и притягивают его теснее. Трусь сосками о его грудь и исчезаю в стонах, более не контролируя учащающиеся фрикции. Что-то тягучее и ошеломляющее окутывает меня, несёт на волнах и убаюкивает, а затем обжигает остро и пряно, когда кончаю на грани наивысшего наслаждения и неосознанно шепчу:

– Я люблю тебя…

Сквозь пелену доносится хриплый стон Островского, который, сделав ещё несколько движений, пульсирует во мне и, уткнувший в мой лоб своим, часто дышит. Так и замираем сцепленные телами, и всё ещё принимающие дрожь наших тел, оставляем на губах друг друга поцелуй, пропитанный нежностью.

Меня не покидает странное чувство тревоги: будто Костя прощается со мной, напоследок подарив всё, что имеет возможность отдать. Гоню непрошеные мысли, позволяя ладоням скользнуть по изуродованной шрамами спине, и вновь напомнить себе их хаотичное расположение и бугристые края.

Но Костя возвращает в реальность, когда отстраняется и падает на спину, успокаивая дыхание. Противный холодок обволакивает, когда лишаюсь его тепла и обхватываю себя руками, не желая поддаваться неприятным ощущениям. Ловлю на себе пронзительный взгляд, за синевой которого мечется вопрос и спрашиваю первая:

– Я свободна? – впервые неуверенно, без желания, точно зная, какой ответ получу, но так рьяно желая, чтобы он сказал «нет».

– Не сегодня, Лена, – откидывает руку, приглашая устроиться на его груди. – Сегодня ты останешься со мной, – выдыхает каждое слово в мою макушку, жадно втягивая воздух. От этого простого жеста по телу проносится электрический разряд, и я глубже зарываюсь в его шею прижимаясь.

Третью ночь подряд Костя снисходительно позволяет быть рядом, нарушая привычное нахождение в одиночестве. Неужели Островский настолько вжился в образ мужа? Или же, это возможность примерить на себя забытую роль? Мысли лениво ворочаются на грани сна, тело расслабляется, окутанное запахом Кости, и я ещё больше жмусь к тому, кого не хочется отпускать. Не теперь. Глупое сердце отчего-то тянется именно к нему. Мы выбираем человека вопреки всему: времени, обстоятельствам, возрасту и предпочтениям. Вокруг нас множество тех, кто умнее, красивее, мужественнее, но мы их не видим, игнорируя само их существование, потому что есть тот, к кому тянется душа. Ты утонул и захлебнулся тем, на ком сосредоточен весь твой мир. Никакими аргументами это нельзя объяснить. Это просто есть. Всё.

Качаюсь на краю дрёмы, каждой клеточкой ощущая пристальный взгляд. Хочу открыть глаза и повернуться, но сон не отпускает, поэтому я укутываюсь в одеяло и проваливаюсь в приятную глубину. Открываю глаза, когда рассвет вступает в свои права и сразу понимаю – я одна. Чтобы удостовериться, переворачиваюсь на другой бок, встречаясь с остывшей постелью и смятой подушкой. Ушёл. Позволив остаться, покинул меня раньше, точно зная, что я проснусь в одиночестве. Лениво потягиваюсь, прогоняя остатки сна, и сползаю с кровати, чтобы одеться и выйти на улицу. Впервые задерживаю взгляд на камере, прикреплённой на торце крыши, и точно знаю, что за мной наблюдают. Плевать. Всё-таки Парето мне законный муж, а что мы делаем за закрытыми дверьми, никого не касается, и пояснять свои действия никому не обязана.