Не было бы счастья - Туманова Юлия (книги бесплатно без txt) 📗
И пронеслось в голове отчаянное: «Быть может, правда, раздражаю?!»
Тогда все.
Он чувствовал себя псом, которого поначалу любили и баловали, а потом посадили на цепь и забыли о его существовании. Сколько угодно он мог бы доказывать свою преданность, бдительно кидаясь на прохожих, подавать тапочки, любовно заглядывать в глаза, сдержанно выть на луну, стараясь не побеспокоить хозяйский сон. До него никому не было дела.
Черт возьми, и пугало не только это!
Собственная уязвимость, когда он смотрел на Женьку, когда просто думал о ней, страшила еще больше. Это было совсем незнакомое чувство, смутное, но очень болезненное, и Илья понятия не имел, что оно значило, и что с ним делать.
Как хорошо, что я не влюблен, хмуро думал он, встречаясь с изможденным крыжовенным взглядом.
Иначе вообще труба.
Уснуть ему не удалось. Быть может, оттого, что в нескольких метрах, в соседней комнате, жила ее бессонница. Несколько раз он решительно поднимался, выходил в коридор и застывал перед дверью, за которой его не ждали. Он был уверен, что она не спит. И больше всего на свете ему хотелось войти, во что бы то ни стало добиться от нее объяснений или без всяких разговоров схватить в охапку, зацеловать обиженные губы, горькие складки у рта, печальный подбородок, лоб в усталых морщинах.
Но он не мог.
Тот самый страх держал его на месте лучше любой цепи. «Оставь все, как есть. Отступи. Уйди в тень и смирись. Через пару дней она исчезнет из твоей жизни, и все встанет на свои места. А независимость, которую ты так ценишь, останется с тобой».
Он стоял у двери, и кулаки сжимались сами собой от бессильной ярости.
Он знал, что поступает правильно, она первой пошла на попятную, и самым верным, единственно верным решением было подыграть ей, легко улыбнуться, пожалеть с умеренной грустью, что «все так быстро закончилось!»
Закончилось, не начавшись толком.
Это начало никуда бы не привело, успокаивающе прошелестело в голове.
Ну да, все правильно, глупо надеяться на чудо. Даже пытаться не стоит.
Глубоко, под сердцем что-то саднило, тихо постанывая, и от этого стона всего его лихорадило. Будто бы он оставил друга в беде, на верную гибель. Будто бы предал самого себя. Будто бы прошел мимо голубя с подбитым крылом, близко прошел, так что увидел в маленьких глазах беспомощность и смиренную вселенскую тоску.
Хлесткая энергия подрагивала на кончиках пальцев, билась в горле, барабанила в виски, и стоять на месте было невозможно, и идти было некуда.
Илья спустился в кабинет, толком не зная, чем может помочь работа. Но надо было что-то делать, а лучше всего в этой жизни он делал свою работу. Он включил светильник и достал папки. Разложив бумаги, открыл окно в предрассветный июнь, и целую вечность бездумно перебирал страницы, и его тяжелые вздохи сливались с шепотом ветра, с дыханием сосен, с угрюмым ворчанием неба на горизонте.
Будет дождь, подумалось равнодушно.
Будет дождь, и деревья согнутся от влаги, Данька станет измерять глубину луж во дворе, мама будет ворчать, а бабушка испечет плюшки со сметаной. Нет ничего лучше, чем пить чай с плюшками у камина, когда за окном идет дождь, так она говорит.
А потом распахнутся шторы облаков, и солнце выставит наружу алые бока и оботрет листву, и смахнет капли с крыш.
Всему свое время — и прослезившемуся небу, и солнечным улыбкам.
Только времени для чудес не хватает.
Что ж, ему грех жаловаться, волшебные превращения и сказочные герои были в его детстве. Тогда все казалось диковинным, и беспричинная радость не покидала душу ни на секунду.
Чего это он вспомнил о детстве? Только старикам дозволительны путешествия в такое далекое прошлое. А ему надо думать о настоящем.
Прочитать все-таки бумаги, прикинуть план действий, составить речь, просчитать ходы соперников. Это всегда было увлекательно. Теперь приходилось заставлять себя, словно на экзаменах, когда нужно прочитать тысячу и одну скучную лекцию и мысленно повторять: «А что? Очень даже интересно!»
Солнце уже вымазало верхушки сосен перламутром, когда вдруг в кабинет кто-то робко постучался.
Илья сдвинул очки на нос и несколько секунд пялился на дверь в глубокой прострации.
— Я войду? — заглянула Женька, — я на минутку, не буду тебе мешать, — слегка продвинулась она.
На ней был привычный уже халат, из-под которого торчало нечто кружавчатое, розовое.
— Входи, чего там, — разрешил Илья и, стащив очки с носа, принялся сосредоточенно грызть дужку.
Розовые кружева напомнили о том, что ночь прошла совсем не так, как хотелось.
— Я зашла к тебе, а тебя нет, вот и догадалась, что ты здесь, — зачем-то пояснила Женя.
Он кивнул на диван.
— Присаживайся.
— Спасибо. Мне надо с тобой поговорить.
— Говори, — Илья пожал плечами.
— Извини, что я нагрубила тебя сегодня вечером.
— Вчера, — поправил он.
— Что?
— Это было вчера. Я не понял, ты хочешь попросить прощения, потому что была груба или потому что врала?
Она старательно отводила взгляд. Черт возьми, он не может разговаривать с человеком, когда тот не смотрит ему в глаза!
Поэтому Илья встал, придвинулся к ней вплотную и взял ее лицо в ладони.
— Посмотри на меня.
— Я смотрю, — быстро проговорила она и снова покосилась в сторону, — о чем это я тебе соврала?
— Ты сказала, что я тебя раздражаю. И еще тебе не нравятся мои прикосновения. Кто ты после этого, если не маленькая лгунья?!
Он произнес это с таким бешенством, что ее передернуло от страха. Но смолчать в ответ она не могла. Вырвавшись, Женька забилась в угол дивана и бросила оттуда:
— Ты сам лжец!
— Я не врал тебе ни единого раза!
— Ты просто умалчивал правду, — скривилась она. Илья потер виски и опустился на другой край дивана.
— Какую правду?
— Не важно. Теперь не важно. Все равно бы у нас ничего не получилось, — вырвалось у нее.
Она не знала, зачем пришла к нему, зачем не спала всю ночь, зачем сейчас не смотрит на него и говорит глупости, в глубине души все еще надеясь, что он бросится разубеждать ее, поклянется в вечной любви, и тогда все станет ясно и понятно.
Но так бывает только в детстве. Там, где черное и белое не имеют никаких оттенков, там, где радость и горе взахлеб, без оговорок, а будущее четко определено и носит название «прекрасное далеко».
Каких гарантий она ждала? Какие слова жаждала услышать?
Да никаких, вот в чем парадокс.
Больше всего на свете ей хотелось уткнуться лицом в его ладони и задохнуться от счастья. Навсегда или на мгновение не имело значения.
Тогда почему в голове мутится от слез, и сомнения рвут душу в клочья?!
Женька встала и высунулась из окна, жадно заглатывая утренний, прохладный воздух.
— Наверное, будет дождь.
— Может, еще и не будет, — торопливо сказал Илья.
Так и подмывало спросить, с чего она решила, что у них не получится и что конкретно не получится.
Нельзя. Слишком опасно. Он давненько не вел таких разговоров, если точнее, — никогда, — и был совершенно неподготовлен к ним. Безоружный, уязвимый, — разве он мог себе это позволить?!
Адвокат Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. Уместная импровизация приносила свои плоды и выручала не раз.
Циник Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. В постели с девицами время от времени он вступал в беседу и с успехом поддерживал любые темы, и это было легко и ничего не значило.
Зануда Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. И гнул бы свою линию до последнего, в надежной кольчуге, при забрале не страшно упорствовать.
А сейчас попросту нельзя. Риск — благородное дело, если это оправданный риск. Илья твердо знал, что рискует чем-то большим, чем несколькими днями, которые они могли бы прожить вместе, в одной постели, на одной волне.
Он кожей чувствовал ее ожидание и с досадливой угрюмостью смотрел в напряженную спину, понимая, что изменить ничего невозможно. Ей нужно что-то, чего он не в силах дать. То ли потому, что не умеет давать, то ли потому, что сам боится остаться ни с чем.
