Не было бы счастья - Туманова Юлия (книги бесплатно без txt) 📗
Думать об этом было противно.
А не думать — трусливо.
Вообще-то, Илья считал, что давно смирился с тем, что он далеко не храбрец. Уговорил себя принять данный факт, как неизбежность. Если тебе тридцать шесть, за плечами всегда найдется нечто пугающее, опасное, просто неприятное, что в будущем ты старательно обходишь за тысячу километров, от чего прячешься за циничной ухмылкой и легкомысленными, ничего не значащими фразами.
У него виртуозно это получалось.
И только в редкие минуты откровений он признавал, что эта страусиная тактика из обычной защитной реакции превратилась в стиль жизни.
Чего ради сейчас рисковать всем, что долгие годы служило ему опорой и утешением? Независимостью. Свободой выбора, когда в любой момент можно уйти и жить, как прежде, без сожалений, без полынной горечи во рту, без окаменевшего в сердце разочарования.
С ней он будет другим, он уже другой, и это странно, а он так не любит странностей!
— Та женщина в аэропорту… Рита… она много для тебя значит? — не оборачиваясь, спросила Женька.
Так в этом все дело?!
— Нет, — ответил он.
Голос дрогнул от внезапного облегчения и одновременно от нахлынувшей злости. Стало быть, она уже взялась его контролировать? С какой стати, позвольте? Или это ревность? Но почему, по какому праву?
Все так запуталось, и ему даже в голову не пришло, что ревновать можно без повода и без прав.
— Нет? — переспросила она, повернувшись. В ее глазах он увидел только недоверие.
— А что, это так важно? — спросил Илья, разозлившись окончательно. — Я спал с ней, вот и все.
— Да?! — она отшатнулась. — Со мной ты тоже спишь, вот и все.
— И что тебя не устраивает?
Ее лицо некрасиво передернулось, словно сдавленное на миг чьей-то невидимой рукой.
Она сейчас уйдет, понял он мгновенно.
— Малая, послушай, я…
— Не называй меня так, — зрачки ее угрожающе сузились, — не смей, понял?
Илья вытер вспотевшие ладони о брюки.
— Я не хотел так говорить. Про то, что я просто сплю с тобой. Это неправда.
— А что правда?
Она загоняет тебя в тупик, панически заверещал кто-то внутри него. Ей нужно все и сразу, а так не бывает. По крайней мере, с тобой точно не бывает. Ты не умеешь. Ты не знаешь. Ты не хочешь этого, ведь тебе есть, что терять. Вспомни, — твоя свобода. Ну, вспомнил?!
— Жень, послушай, прошло еще слишком мало времени…
— Слишком мало для чего? — тут же спросила она, мысленно четвертовав себя за это.
Илья тряхнул ее за плечи, делая больно.
— Да перестань ты меня перебивать, балбеска малолетняя! Тебе двадцать лет, у тебя вся жизнь впереди! Это сейчас тебе кажется, что я — мужчина твоей мечты, а завтра выяснится, что ты предпочитаешь блондинов или кого помоложе!
— Перестань меня трясти! — завопила она. — Мне плевать на блондинов!
Он не слышал. Он раскачивал ее из стороны в сторону и надрывался:
— Ты забудешь, ты молодая, красивая, смелая, у тебя получится забыть. А что стану делать я?!
— Отпусти меня, трус несчастный! Что он будет делать? Почему я должна об этом думать? Я тебя люблю и хочу быть с тобой, но решать, что тебе делать со своей жизнью, я не собираюсь! Это твоя жизнь, понял?!
И тогда Илья разжал пальцы, в тот же миг осознав с отчетливой ясностью — она не права. Его жизнь уже не его. В ней слишком много изменилось, чтобы считать ее прежней, принадлежавшей ему безраздельно, когда только от него зависело, когда, почему и зачем.
Теперь — нет.
Женщина, которую он обнимал в постели, с которой смеялся, как школьник, за столиком в кафе, которой выбирал платья, предвкушая, как хороша она будет без них, — эта женщина теперь наравне с ним в его жизни.
Хочется ему этого или нет, никто не спросил.
К счастью ли, к беде ли это, он не знает.
— Давай целоваться, — вдруг сказала Женька.
— И кузюкаться по-взрослому? — криво усмехнулся Илья.
Она кивнула и с жалостливым вздохом прижалась к его губам. Прохладные пальцы пробрались под его рубашку, и почему-то стало жарко. За секунды он взмок с головы до пят, и даже внутри забурлил влажный, огненный шквал.
Илья запихнул ее на стол, попутно избавляя от халата, под которым обнаружилось что-то еще, тонкое и скользкое, наверное, шелковое, что под его нетерпеливыми руками немедленно затрещало.
— Красивый был пеньюарчик, — почтила Женька его память срывающимся шепотом.
— Это ты красивая, — хотел возразить Илья, но забыл и только невнятно зарычал, заново узнавая ее тело, ее запах, ее движения навстречу ему.
Все просто, проскользнула последняя внятная мысль.
А потом миру стало тесно и горячо в привычном обличье, и, взорвавшись каскадом огневеющих искр, обломки его рухнули в небытие, чтобы спустя мгновения возрожденная вселенная засияла неведомым, безмятежным, чарующим светом.
И — было или только почудилось — багряные всполохи солнца, насквозь пробивающие густые тучи, звонкая оголтелость дождя, несовершенство и всемогущество этого дня, этой секунды, всей жизни.
— Мне что-то колет в бок, — сообщила Женька, неподвижно раскинувшись на столе.
— Это мои бумаги, — важно откликнулся Илья, пристроившийся рядом на боку.
— Разве бумаги колются? — вяло удивилась она.
— Всякое бывает, — философски заметил он и, захватив ее обеими руками, придвинул к себе поближе.
Она недовольно завозилась.
— Может, на диван переберемся, а? — через некоторое время предложил Илья, не делая никаких попыток сдвинуться с места.
Женька шумно вздохнула и без особого энтузиазма выразила надежду, что спустя лет сорок, быть может, сумеет одолеть это расстояние. Он почувствовал, как на лицо наползает идиотская, блаженная улыбка.
— Так есть хочется!
— И пить, — добавила Женька.
— Покурить бы.
— Ты же не куришь.
— Ага, не курю.
Они одновременно подняли головы и хихикнули, глядя друг на друга шальными, голодными глазами.
— Ты что? — встрепенулась Женя. — Я больше не могу.
— Я тоже, — с некоторой досадой признался он, — а так хочется…
— Илюш, успокойся, — нервно сглотнув, пролепетала она, — давай пойдем на кухню, перекусим, кофе попьем.
Он часто дышал, уткнувшись носом в ее макушку. От ее волос славно пахло лесными травами, ветром, радугой. Во всяком случае, он думал, что радуга пахнет именно так.
Ему было трудно оторваться от нее.
Ноги отяжелели, свешенные со стола, рука, на которой лежала Женька, затекла и как будто поскрипывала изнутри. Голове было холодно лежать на мокром от дождя подоконнике.
И вообще проблематичным казалось дальнейшее существование скрючившись на разных предметах мебели, совершенно не приспособленных для безумства тел и душ.
— Пойду принесу тебе воды, — собравшись с силами, пообещал Илья.
— Иди.
— Иду.
— Ну иди, иди, — она нетерпеливо поерзала и выудила из-под попы какую-то скомканную картонку.
Илья резко сел.
— Ни фига себе, — он присвистнул и вырвал картонку у нее из рук, — Жень, ты что — йог?
— Почему это? — насторожилась она, приподнявшись на локтях.
— Ты полчаса лежала на коробке со скрепками! Вернее, не лежала, а скакала!
— Прям уж полчаса! Минут десять, не больше, — снисходительно улыбнулась она, — и я не скакала!
— Полчаса! — упрямо надулся Илья. — Еще как полчаса! Еще как скакала!
И быстро чмокнув ее в порозовевший от смущения нос, он вскочил с намерением отправиться на кухню за водой. Не тут-то было! Раздался подозрительный треск, потом грохот, и Илья Михалыч Кочетков — тридцатишестилетний адвокат, циник, зануда, хладнокровный и здравомыслящий человек, — оказался лежащим плашмя на полу в собственном кабинете. У его ног валялись джинсы, которые он забыл стянуть окончательно и которые секунду назад стали помехой его стремительного движения.
Женя так хохотала, что у него вдобавок к расплющенному носу еще и уши заложило.
