Ложь (ЛП) - Хейл Карина (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Но Наташа протягивает руку и берет меня за мизинец, и этого прикосновения достаточно, чтобы сообщить мне, что она здесь для меня, и каким-то образом это дает мне смелость найти мои первые слова.
— Мы здесь сегодня вечером, — говорю я черной реке, голос уже надламывается, — чтобы выразить наше почтение Миранде Хардинг и Хэймишу Хардинг МакГрегору. В этот день, четыре года назад их неожиданно и несправедливо забрали из этого мира, слишком рано. — Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Воздух соленый, маслянистый, слабо пахнущий сточными водами. — Не думаю, что этот день станет легче. Не думаю, что таким станет любой день, потому что они живут не только в моей памяти. Они живут во сне и в моем сердце. Они живут в моей душе, и я с радостью сохраню их в этом месте. Я лишь хочу... хочу, чтобы они знали, как я сожалею обо всем, что когда-то сделал, что причинило им боль. Хочу, чтобы они знали, что я действительно, так или иначе, любил их. Хотя у Миранды и у нас были разногласия, она все еще была матерью моего ребенка, и я уважал это. Я бы отдал все, чтобы вернуться во времени назад и предотвратить все это. Не позволил бы ей приблизиться к скотчу. Не позволил бы приблизиться к Хэймишу. Я бы предусмотрел такое развитие событий и спрятал ключи от машины. Сделал бы все, что угодно.
Я осознаю, что никогда не рассказывал Наташе о том, что произошло в ту ночь, и, судя по тому, как слезы текут из ее глаз, по тому, как ее рука сжимает мой палец, ей больно.
Я продолжаю, в горле пересохло.
— Есть очень много вещей, которые я мог бы сделать, чтобы предотвратить их смерть, и ни секунды не проходит, чтобы я не сожалел об этом. Как бы мне не хотелось, я не могу повернуть время вспять и все исправить. Но я медленно, очень медленно научился не сожалеть о том, что первым делом поговорил с Мирандой.
Я смотрю на Наташу, которая смотрит на меня широкими блестящими глазами.
— Я не жалею об этом. Не хочу изменить. Потому что, такова правда, и правда должна быть сказана. Может быть, какие-то вещи лучше оставить в темноте, но я никогда не верил в это. Как только я осознал, чего у меня нет, я не мог жить ложью. Правда ранит. В этом случае, она убила. Но я больше не согласен сковывать себя этим чувством вины. Я отказываюсь прожить жизнь в стыде, потому что влюбился в кого-то еще и потому, что я решил поступить правильно, даже если это обидело кого-то. Мне нужно примириться с этим, и я думаю, Хэймиш, и в глубине души, Миранда, согласились бы со мной. Их утрата лишила меня жизни и души, и бесповоротно изменила многие жизни. Но я также знаю, что они оба хотели бы, чтобы я двигался дальше, шел вперед, был счастливым.
Вздыхаю и поднимаю букет цветов, срывая несколько лепестков.
— Я поступил неправильно и старался поступать правильно. Но это уже не о моей вине, чувстве стыда или страдании. Это все лишь о двух очень особенных людях, которых забрали слишком рано, по которым я скучаю каждый день, и которых мне хотелось бы увидеть еще раз. Речь идет о жизнях Миранды и Хэймиша, о людях, которых они любили, и о тех, кто любил их.
Я разбрасываю светлые лепестки по темной воде. Они выглядят как звезды, блуждающие по движущемуся небу. Вынимаю наклейки с динозаврами и делаю то же самое.
— Люблю тебя, малыш. И скучаю по тебе. Ты бы не поверил, как сильно. И я знаю, знаю, иногда ты рядом со мной. Или, возможно, как ты говоришь в моих снах, ты постоянно рядом. Мне очень жаль, что я так и не узнаю, каким человеком ты станешь. Я также сожалею, что мир отнял возможность узнать это. Но что-то подсказывает мне - может быть, это просто глупая надежда - что я все еще знаю. Независимо от того, сколько лет прошло, я все равно знаю тебя. Здесь. — Прижимаю кулак к сердцу и пытаюсь дышать. Это чертовски сложно. — Я люблю тебя.
Затем падаю на землю, ноги не держат меня.
Наташа опускается со мной, пытаясь поддержать меня, но я не могу. В конечном итоге я просто держусь за нее, обнимая за плечи, как будто не могу держаться достаточно крепко. Я плачу, рыдая в ее плечо, чувствуя так много любви и так много душащей меня боли. Это сводящий с ума спуск во тьму, и я чувствую, что скольжу.
Но она - свет. Она даёт мне свет. Она держится и говорит мне, что я хороший человек и что я заслуживаю прощения, заслуживаю освобождения. Она говорит красивые вещи, и я чувствую ее веру, чувствую силу, хотя знаю, темнота овладевает и ей. Интересно, будет ли это всегда так: взаимное утопление, нисходящая спираль двух из нас, держащихся за руки, пока мы идем.
И я задумываюсь, всегда ли мы сможем вытащить друг друга из этого.
Но потом, когда ночь продолжается, и мы лежим у реки, прижавшись друг к другу в отчаянных и диких объятиях, я знаю, что мне не нужно задаваться вопросами.
Пока она со мной. До тех пор, пока я с ней, мы всегда будет вытаскивать друг друга из этого.
Мы навсегда окружены пеплом.
Но мы огонь.
И огонь поднимается.
Каким-то образом, когда все слезы высыхают, в груди оцепенение, а мое лицо напряжено, мы оба встаем на ноги. Мир крутится вокруг нас - темные, плещущиеся волны, движение на мостах, сверкающие огни Глаза, пабы и лодки, и жизнь продолжается - и я чувствую, что мы просто попали в проходящий шторм. Ужасный, разрушительный и беспощадный на своем пике, но, затем, он вскоре ослабевает и движется дальше. Он оставляет все за собой как разрушенным, так и чистыми.
Наташа обнимает меня за талию и прижимает голову к груди. Я сжимаю ее затылок, благодаря Бога за нее, благодаря за то, что он позволил буре пройти, и поднялся свет. Может быть, это не всегда будет так, но сегодня, когда мне действительно нужно, все именно так.
Думаю, я наконец-то знаю, каково это - расставить все по своим местам. Это дрянная, грязная работа, но я все еще здесь.
— Я очень сожалею, — шепчет она мне. — Обо всем.
— Мне тоже жаль, — говорю я. — Но я не жалею о тебе.
Она смотрит на меня вверх, и я вытираю слезу с ее щёки, прежде чем нежно поцеловать губы.
— Пойдём со мной домой, — шепчу ей.
Она кивает, и мы возвращаемся через город, оставляя цветы, наклейки и слезы на Темзе.
Глава 18
БРИГС
— Профессор МакГрегор, выглядите не очень горячо.
Я даже не отрываю взгляд от своих заметок. Быстро убираю их в портфель, пока студенты выходят из комнаты, желая, чтобы Мелисса ушла с ними.
— Ну, это неправда, — тихо добавляет Мелисса, подходя ближе, пока практически не ложится на стол. Боковым зрением я вижу, как ее красные ногти барабанят по поверхности. — Вы всегда очень секси. И вы это знаете. Зачем еще вам носить такие обтягивающие бицепсы рубашки? — я практически ощущаю, как ее похотливые глаза шарят по мне. — Но вы выглядите уставшим. Что-то не так?
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Знаю, я выгляжу дерьмово. Этот уик-энд истощил меня. Хотя поминание рядом с Наташей было более очищающим, и моя душа чувствует себя бесконечно свободнее, это не означает, что эмоции до сих пор не зашкаливают. Узы стыда и вины могут, наконец, ускользнуть от меня, но горе никогда не отпустит. Оно может ослабевать, может затихать время от времени, но оно навсегда, на всю оставшуюся жизнь, привязано ко мне. Сейчас я смирился с этим, что мне никогда не удастся заполнить пустоту, оставленную позади, но только потому, что вы принимаете что-то, не означает, что все становится легче.
Тем не менее, я еще не смирился с тем фактом, что каждый раз, когда Мелисса поблизости, она достает меня своими неопределенными вопросами. Несколько раз, когда я обсуждал ее с Наташей, она поддерживала подругу, хотя у нее, кажется, были свои собственные оговорки. Может быть, потому что она действительно единственная подруга, которая у нее есть, может быть, потому, что Мелисса, по крайней мере, в ее глазах, слишком беспокоится за нее.
Но есть тут что-то еще. Я точно знаю. И меня пугает сама мысль, что это «что-то» может остаться незамеченным, пока не станет слишком поздно.
