Играй в меня (СИ) - Шайлина Ирина (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Ну и чего ты притворяется? — раздался обиженный Сенькин голос. — Я же вижу, что ты минуты три, как проснулась.
Я вздохнула, чувствуя, как глубокий вдох отдался приглушенной болью в груди, открыла глаза. Сенька принёс цветы. Лилии, как я уже догадалась. Красивые, такие невинные цветы, пахли просто оглушающе. А Сенька сам выглядел неважно. Похудел он, что ли?
— Димкина мама побила меня веником, — доверительно сказал он. — Вдруг оказалось, что я веника боюсь больше, чем Главного со всей его армией. Ты извини, что я так долго не приходил.
И замолчал. Я молчала тоже — что ему сказать? Думаю все, что оставалось недосказанным уже всплыло само, пока я лежала на операционном столе, сражаясь за жизнь, которая мне вовсе не нужна.
— Кать, — продолжил он, и взял мою руку. Его рука совсем холодная, с мороза. Мне вдруг остро на улицу захотелось, сколько я там не была? И так же сильно я хотела, что бы он заткнулся, ничего больше не говорил, я боялась его слов. — Дюймовочка… знаешь, я тут много думал… и решил. Ты лучше с ним будь, чем совсем не будь. Хорошо?
Отпустил мою руку, которой вдруг стало так одиноко, и ушёл. Можно подумать, все так просто! Если бы могла решить, быть мне, или не быть, я бы уже лет десять назад сбежала. Но я труслива. Это я осознаю и признаю. Свести счёты с жизнью мне не хватило бы духу, а сама она все не кончалась, тянулась и тянулась…
А вечером пришёл Димка.
— Что, уже приходил? — недовольно спросил он, заметив цветы. — Мало ему мама моя наваляла. И мне, по-видимому, тоже…
Прошёл в палату. Тоже цветы принёс. Я не знала, как они называются, пестрые, похожие на герберы, но более изящные, они сразу столько красок принесли в мою палату. Вазу он тоже с собой принёс, предусмотрительно. Набрал воды из раковины, поставил в неё цветы. Сел рядом, придвинув поближе стул. За руки хватать не стал, за это я была ему благодарна. Нет, больше всего на свете, я бы хотела, чтобы он меня коснулся. Но… любое прикосновения воспринималось мной слишком остро, как давление.
— Я не буду тебя спрашивать ни о чем, — сказал он. — Может, и раньше не стоило… прости меня. Кать, я много думал. Все эти дни я на стены бросался, хотел, чтобы мысли нахер из головы выбило, но все никак. Бухал, можно подумать, это помогло бы… Кать, я не могу так просто позволить тебе уйти. Я уже почти привык жить без тебя. Но в мире, в котором тебя нет, я жить не смогу. Кать, ты живи, а… пожалуйста. Пусть даже с Сеней. Я приму. Ты только не умирай.
И ушёл. Я долго смотрела в потолок. Нашла трещину, которая шла вдоль вентиляционной трубы, проследила за ней взглядом — она упиралась в угол. А потом начала смеяться. Смех невозможно было удержать в себе, остановить, он рвался наружу, словно лава, веками удерживая вулканом, и вдруг нашедшая себе путь наружу. Я смеялась, задыхаясь, заливаясь слезами — смеяться было больно, любое движение причиняло боль. Смеялась до тех пор, пока не ворвалась обеспокоенная медсестра с очередным уколом. Даже засыпая, я чувствовала, как от смеха содрогаются мои плечи. А приснилась мне снова Лялька.
Глава 25
Дима
Спина ощутимо ныла. Это было даже странно, я с Сенькой дрался, убегал от бандитов и ничего. А мама веником отходила и больно. Мы с ним сидели в баре. Молчали даже, не говорили ни о чем, просто пили. Как мама нас нашла, откуда узнала про Катьку — история умалчивает. Зато я знаю, где она взяла веник. Нашла нас глазами, потом головой завертела. Тогда я не понял, зачем. Удивился даже пьяно. А она просто искала, чем нас отметелить. Зашла в какую-то подсобку, вышла уже с веником.
— Нарожают же таких идиотов, — воскликнула она и дала мне веником по спине.
Я обиделся, все же она сама меня родила, как ни крути. Но времени на возражения мне не дали — некогда стало. Следующий удар достался Сеньке. Редкие посетители не самого дешёвого бара могли насладиться удивительным шоу — одних из самых богатых людей города лупила веником мама.
К счастью, она скоро выдохлась. Устало опустилась на стул, свободных стульев было много, так как все люди отбежали на безопасное расстояние. Вытерла испарину со лба.
— Раньше надо было, — веник отбросила, слава богу. — Чтобы ближе, чем на километр к больнице не подходили.
Больше ничего не стала говорить, рукой только махнула ушла.
— Повторить? — показал на мой опрокинутый виски бармен.
Я кивнул. Потом ещё повторили. Выходили спотыкаясь и придерживая друг друга. На улице вьюжит, снег метёт по земле под ноги, порывами бросается в лицо. Себе я казался трезвым, подумаешь, ноги не держат. А вот Сенька пьян был безобразно, вывалился на улицу и осел мешком на крыльцо.
— Такси надо вызвать? — заплетающимся языком спросил он. И сам ответил: — Надо. Хрен доползу. Катька вот умрёт, а мы дальше будем бухать и на такси кататься. Тёлок жарить, да, Дим?
— Ты пьян.
— В жопу, — подтвердил он. — Вдрыбадан. Такси вызови… Пусть везут моё бренное тело домой.
Я полез в карман, вытащил телефон. Надо было вызвать такси из бара, но здесь был хоть крошечный шанс на вытрезвление. Фонарь давал достаточно света, но картинка фокусироваться отказывалась. Телефон лежал в ладони иначе. Не мой. Моя тяжелее, больше. Я выматерился, засунул его обратно, а в другом кармане нашёл собственный. Время было позднее, шофера я дёргать не стал, и правда, такси вызвал, мучительно долго вспоминая адрес, или хотя бы название заведения в котором бухал.
— Через две минуты. Сень, машина через две минуты, поднимай свою задницу.
Сенька улыбался и жопу свою не поднимал. Я шагнул к нему и протянул ему руку. Я уже говорил, что этот гад на редкость тяжёлый? Или я был слишком пьян… в итоге, когда подъехала машина, Сенька ухахатывался, а я пытался подняться с заснеженного асфальта. Асфальт был на редкость упрямым и скольким.
Ехали мы в одной машине, так как две я вызвать не додумался. Сначала завезли Сеньку. Водитель разворачивался на узком заснеженном пятачке, я обернулся, поглядел назад. Сенька покачиваясь стоял у подъезда и пытался прикурить сигарету. Зажигалка отказывалась работать. Сенька бросил её в снег, туда же сломанную сигарету, пнул дверь, и остался стоять глядя мне вслед.
Я не мог вспомнить даже, как добрался до квартиры. Всё же, следовало признать, что я пьян гораздо сильнее, чем мне казалось. Пробуждение было ужасным. Я осел на постели, до которой, похоже, все же дошёл, и гляделся по сторонам. Большая комната, заброшенная донельзя. Может, стоило все же позволить Юльке купить квартиру? В дом я так и въехал, пусть и гордился фактом покупки. Тут в голову влезла сама Юля… Следом неотвратимо навалился вчерашний день. Катька с синими губами, которая не дышит даже, её вдохи теряются в шуме моего дико бешеного сердцебиения. Диагноз, который не отменить. Алкоголь, туманящий разум, не приносящий ни какого облегчения.
Рывком встал на ноги и едва сдержал стон — голову словно тисками зажало болью. Следом полоснула горячая, удушливая волна стыда. Стыдно стало, что голова болит, даже не самой боли стыдился, а того, что она меня мучает. Захотелось с разбегу и головой об стену, чтобы ещё хуже стало, ещё хреновей, словно это как-то оправдало бы меня перед Катей, лежащей в реанимации со вскрытой и заштопанной грудной клеткой. Дрожащими руками достал телефон и набрал номер хирурга, номер, который за неполные сутки успел наизусть выучить. Трубку он взял сразу. Состояние Катьки стабильное. Какая может быть стабильность с дренажными трубками в груди? Какая, нахер, стабильность, если врач обещает лишь несколько месяцев жизни? Мне остро хотелось чуда. Или просто взять и проснуться, вылезти уже из этого бесконечного кошмара.
Не было чуда. Даже самого крошечного. Смотрел на телефон в своей ладони, экран уже погас, в нем отражалось моё помятое, небритое несколько дней лицо. Одно стремительное движение и телефон летит в стену. И… не разбился даже. Отчего-то от этого факта стало обидно. Стало последней каплей. Я сполз на пол, уткнулся лицом в голые колени. И не сразу понял даже, что влага на моих щеках, это, мать вашу, слезы. Когда, интересно я плакал в последний раз? Не помню даже. А сейчас вот сижу и плачу. Не всхлипывая, не заламывая рук, просто слезы текут, нисколько меня слушать не желая.
