Отказ - Камфорт Бонни (читать книги полностью TXT) 📗
– На самом-то деле, сейчас мужчине я доверял бы еще меньше.
– По-видимому, женщина для вас существо более низкое, чем мужчина. Поэтому, если ваш секрет знает женщина, то это не имеет значения, потому что она всего лишь женщина.
Он приподнял брови и посмотрел на меня.
– Вы очень проницательны, не так ли? Я мягко улыбнулась.
– Запомнили ли вы какие-нибудь сны с прошлой недели?
– Два. Я их записал.
Из кармана брюк он достал аккуратно сложенный лист бумаги.
– Я – в танке на какой-то улице на Среднем Востоке. Мне жарко, я обливаюсь потом, кажется, даже задыхаюсь. Потом какие-то американцы и американки кричат мне, чтобы я их впустил, что они мне помогут, но я боюсь, нет ли тут подвоха. Они барабанят по люку, и в страхе я просыпаюсь.
На некоторое время он оторвал глаза от бумаги, а потом продолжил:
– В следующем сне я нахожусь в парке, выходящем на залив Санта-Моники. Какой-то мужчина в костюме-тройке подходит ко мне и предлагает еду из бумажного пакета. Я голоден, но не знаю, стоит ли мне прикасаться к пакету. Я смотрю вниз и вижу, что на мужчине розовые туфли на высоком каблуке. Вот и все.
– И что приходит вам на ум?
Он озадаченно посмотрел на меня.
– Расскажите мне, на какие мысли наводят вас эти образы? Что вы вспоминаете, о ком думаете? Что угодно.
Он покачал головой, но, помолчав, начал говорить:
– Люди всегда находятся друг с другом в состоянии войны. Мне очень нравятся танки: они хорошо защищают, и в них можно двигаться. Мне часто снится, что я нахожусь в ограниченном пространстве, мне жарко, и я испуган.
– А какие у вас ассоциации по поводу того, что предлагаемая помощь может оказаться ловушкой?
– Люди всегда лгут, чтобы добиться своего. Иногда самые хитрые ловушки изобретают женщины.
– А какие мысли по поводу второго сна?
– Единственное, что приходит в голову, это старая телевизионная реклама фирмы «СР Клоузиерз». Показывают какого-то оборванного, грязного парня в одежде для тенниса, потом исполняют песню «Что приносит с собой день», а затем появляется тот же самый парень, но в великолепном костюме-тройке, холеный и чистый.
Я помнила, что розовые туфли на высоком каблуке были на мне на прошлой неделе, и это осталось в его сознании.
Я сказала:
– Первый сон предполагает, что вы воспринимаете жизнь как войну. Чтобы выжить, вы ищете защиту в своего рода психологическом танке, который вы сами вокруг себя соорудили. Сейчас вы испуганы, одиноки и задыхаетесь в этой броне, но все-таки вы ощущаете, что она вам необходима. И женщинам вовсе нельзя доверять больше, чем мужчинам; может быть, они даже опаснее мужчин. Второй сон может быть связан с необходимостью решить, начинать ли курс психотерапии. Думаю, что мужчина в парке, держащий пакет с едой, – это я.
– Но ведь это был мужчина.
– Мужчина-обман, мужчина, который на самом деле – переодетая женщина или, наоборот, мужчина, переодетый в женскую одежду. Он-она предлагает вам еду, как и я предлагаю вам что-то, только в другом месте и в другое время. Возможно, вы предполагаете, что этого недостаточно, поэтому и приносите с собой ко мне свою еду, как на прошлой неделе. А костюм-тройка и песня «Что приносит с собой день» могут выражать вашу надежду на психотерапию – в тот день, когда вы встретили меня, жизнь ваша могла перемениться, а если так, то это и «приносит с собой день».
Несколько минут он молча думал, потом ответил:
– Может быть, это и было связано с вами. Но не слишком ли вы самонадеянны?
– Я вовсе не считаю, что этот сон лично обо мне, я думаю, он выражает вашу надежду на другую жизнь.
Когда он ушел, я решила сделать записи в его карточке, но отвлеклась, потому что не смогла найти свою ручку «Монблан». Я очень любила ее, потому что это был подарок Паллена, и я безуспешно ее искала до тех пор, пока не явились сестры Ромей.
Когда Мей и Джой было по два года, их отец погиб на войне, и миссис Ромей так и не смогла оправиться от этой потери. Весь мир для нее теперь составляли ее дочери, она часто рисовала им у левой брови сердечко, как символ их взаимной привязанности друг к другу. Она настаивала на том, чтобы обе девочки исполняли роль Марии на школьном рождественском празднике.
Когда Мей и Джой выросли, миссис Ромей пугала их рассказами о мужчинах-предателях. Одиночество, заброшенность стали у нее навязчивой идеей.
– У каждой из вас есть сестра, – часто говорила она, – и не бросайтесь таким даром.
Единственное, чего не учла миссис Ромей, было то, что с возрастом ее дочери могут возненавидеть друг друга. Несколько раз Мей и Джой пытались убить друг друга. Конечно, им это не удалось, потому что каждая всегда точно знала, о чем думает другая.
К сорока двум годам они все еще жили вместе с миссис Ромей в их большом доме в Голливуде.
Она умерла от неожиданного кровоизлияния в мозг, и в коробке под ее кроватью они нашли сто тысяч долларов, но каждая купюра была разорвана пополам. Там же лежала записка:
«Мои дорогие Мей и Джой, никогда не забывайте, что ваше богатство – в вашем единстве. С любовью, мама».
Им понадобилось несколько месяцев, чтобы рассортировать и склеить все купюры, а потом они положили их на свой общий банковский счет.
В тот день близнецы появились в моем кабинете в свободных линялых домашних платьях, полуботинках, в чулках гармошкой. Обе с черными прямоугольными сумочками, обе без косметики, их прически поддерживались сеточками.
Самое удивительное в них было то, как они разговаривали. Мей и Джой буквально плевались словами, как будто жевали какое-то дерьмо и никак не могли выплюнуть.
– Ах-ты-сука. Я-знаю-ты-разговаривала-с-тем-мужиком-по-телефону-пока-я-стирала! Что-же-черт-побери-ты-опять-делаешь-Мей-опять-хочешь-меня-убить? Гадина!
– Ну-и-что-из-того-что-я-с-ним-разговаривала-что? Не-суйся-хоть-пару-минут-не-в-свое-дело-черт-возьми!
Дело в том, что однажды Мей заметила рядом еще одного человека. Это был мужчина. Он нарушил равновесие, и теперь Джой была в ужасе, а Мей затаилась, как сбежавший преступник.
– Я хочу предложить вам новый план, – сказала я. Уже шесть месяцев я лечила их обеих.
– Начиная со следующей недели, я бы хотела разделить каждый сеанс на три части по пятнадцать минут каждая. Я хочу провести с каждой из вас по пятнадцать минут, а последние пятнадцать минут пронести вместе.
Мей-Джой запаниковали. В течение получаса они выплевывали мне в лицо слова и называли меня «сукой-интриганкой».
– Разве-вы-не-знаете-что-нас-нельзя-разлучать? М ы-ничего-не-можем-сказать-без-ведома-друг-друга-так-какой-же-во-всем-этом-смысл? Вы-просто-хотите-иас-помучить-как-и-всех-остальных?
Они все говорили и говорили.
– Только-пять-минут, – сказали они. – Только-пять-минут, – словно эхо, повторила опять каждая.
Я улыбнулась. Я выиграла это сражение.
Сестры с сеточками на голове шаркающей походкой прошествовали из моего кабинета, и я в знак своей победы взмахнула рукой. В этом море безумия даже крошечный шажок – триумф.
Когда в тот день вечером я вышла на улицу, чтобы пообедать, я увидела в пункте проката видеокассет рядом с моим офисом Ника. Заметив меня, он помахал мне рукой, и я помахала в ответ. Мне стало интересно, какие фильмы он возьмет.
Я спешила на встречу с Кевином Атли, главным психологом клиники. Он просил помочь в организации программы для больных с расстройством пищеварения. Он был женатым, серьезным и порядочным человеком, мы часто консультировали друг друга по наиболее сложным случаям.
Отпив немного вина, я сказала:
– Тебе придется вложить деньги в видеоаппаратуру.
Я просто не могу выразить словами, насколько важно для пациента сломить его извращенное представление о себе.
Его беспокоила финансовая сторона. Он спросил, сколько будет стоить видеозал.
Я сказала:
– В видеозаписи девушка воспринимает свой образ совсем не так, как в зеркале. Ты знаешь, как мы смотрим на себя в зеркале? В каком ракурсе, с каким выражением лица? Видеозапись разрушает эту связь с зеркалом. И девушки часто бывают потрясены, когда видят себя такими, какими мы воспринимаем их.
