Ничья (СИ) - Лимова Александра (читать полную версию книги .TXT, .FB2) 📗
А сейчас, чувствуя и видя его за своей спиной, прежде чем направиться к прихожей, подхватив сумку… Просто ощущая его, идущего вслед, чтобы проводить, внутри снова сложено оружие. И оно стало и вовсе сломленным и бесполезным, когда я взяла свои туфли, а он, остановившись в метре от меня, опираясь голым плечом о стену, тихо произнес:
— С твоей визой проблем не будет. В Сеуле у меня своя кварт… — Не договорил, потому что бросив обувь я выпрямилась, шагнула к нему и приложила палец к его губам. Улыбнувшись. И он замолчал.
Обулась, чувствуя как давит. Не он. А тяжесть отвергнутого мной. Уже потянулась к дверной ручке, когда он негромко, спокойно и очень четко обозначил:
— Я определился чего хочу я, но не могу понять, чего хочешь ты.
Сглотнула, глядя на холодивший холодные пальцы хром ручки двери и без эмоций отозвалась:
— Мы, Мар. Мы определились в том, чего мы хотим, в тот же вечер, когда познакомились.
Сглотнув, тихо произнес то, что его если не напрягало, то явно давно мучило, потому что голос едва-едва ощутимо, но все-таки дрогнул:
— Ты во мне не уверена, так?
— Уверена. — Тотчас искренне возразила.
— Тогда я вообще ничего не понимаю… — мрачно, негромко, на выдохе за спиной, с прохладным тихим смехом. И перехват за талию, когда повернула ручку двери, а ему нужны были ответы. Он не мог играть долго полуреверансами, намеками и прочим. Ему нужны ответы и потому в лоб. По факту в затылок, но, по сути, в лоб, — почему ты меня отталкиваешь, Сонь?
Потому что у тебя большое будущее, а у меня грязное прошлое.
У золотого мальчика и шлюхи нет будущего, прямо сейчас есть доказательства в виде тонн комментариев на Улькиной странице.
Я всегда была готова к тому, что однажды прошлое всплывет, потому что это был мой выбор, взвешенный и осознанный. Любая шлюха внутренне готова к тому, что ее выбор однажды будет обнародован. Я всегда была готова до встечи с этим человеком, ведь вопрос в том, кого из нас заденет модная нынче движуха ненавидеть.
Вот в чем вся соль.
Я не стыжусь своего прошлого, я боюсь того, что оно может сделать с ним, с Маром. Поэтому я не имею никакого права ломать его взлет, а он будет сломлен, потому что он от своего не откажется, а другим всегда есть дело до чужой жизни и уж тем более постели. Они ему обрежут крылья, прежде чем поймут, что он был их спасением. Не по годам развитый, живой, жесткий, с моралью и безупречными силами, а главное — возможностями. А сейчас ведь модно бездумно ненавидеть.
Потому что я буду месяц бухать, плача и смеясь, но изберу себя. Снова. Так для нас обоих будет лучше. Вот поэтому я жестко разорву то, что сейчас крепнет. От чего хочется скулить, потому что любишь сумасшедше, а ему будет лучше порознь и он не знает об этом, предлагая/упрашивая/настаивая остаться с ним. Он не знает, чем это может для него обернуться, а губить эту жизнь массовым чужим, глупым, ярлычным отношением я не имею никакого права.
— Мар, мне нужно к подруге, ей сейчас несладко.
Конечно, отпустил. Конечно. В другого я бы и не влюбилась настолько сильно.
***
Известный рок-бар на улице самых известных кабаков, забегаловок, рестов, с большой наследной историей и неповторимым веянием свободного Питера.
Улька, с собранными против обыкновения в хвост волосами, с полным отсутствием мейка, в белом лонгсливе, черных скини и серо-зеленых кедах, вкупе со всем перечисленным преобразивших ее до неузнаваемости, опрокинув в себя шот, выдохнув, заключила:
— В пизду нахуй всё. Утрясу всё до среды и рвану из этого отстойника на порево-тур к горячим испанским мачо.
— С тобой хочу, — воодушевилась я, сделав бармену знак повторить.
— Куда ты собралась, диван? — рассмеялась Улька, плотоядным взглядом окидывая зал. — У тебя любовь тут. Играй красиво, будь добра.
— Это так заметно, да? — ухмыльнулась я.
— Что решила? — заинтересовано прошив меня зеленью глаз осведомилась Кочерыжкина, придвигая один из шотов ко мне.
— До конца августа и досвидос. — Кивнула я, улыбаясь глазами расхохотавшейся госпоже Малицкой, кою сожрать не смог ее смарт-лук и ее проблемы. Есть люди, которых не могут поглотить обстоятельства даже совместно с очевидным фактом что их корона в минус ушла. И я, усмехнувшись, имела честь сидеть напротив такой персоны, вопросительно повела бровью, — назовешь дурой?
— Нет, диван, — поморщившись от крепости заглоченного шота качнула головой госпожа Малицкая. — Я ратую исключительно за твое благополучие. Если тебе кажется это правильным, значит, решение верное. А вообще, у тандема выходца молодежно-золотого движа и проститутки, пусть элитной, не радужное будущее. Останешься с ним — поддержу. Бросишь его — моя реакция та же, — усмехнулась, глядя на темный экран своего телефона, отложенного на стойку бара.
— Сильно хает социум? — остановилась взглядом на темном экране между нами.
— Посмотри, — отозвалась Уля, едва ли не минуту спустя, до того сверля свой телефон взглядом. А после, сняв блокировку и зайдя в соцсеть придвинула мне телефон, прежде чем уйти танцевать.
Я сидела в Улькиной инсте около двух минут. Больше не смогла. Заказала себе сотку водки и залпом осушила, а перед глазами сотни сообщений в ее директе, начинающихся от «я в вас разочарована» и заканчивающихся «чтобы ты сдохла, грязная шлюха» / «не смей рожать! Твоим выблядкам будет тяжело из-за потсаскухи-матери!..». Сотни таких сообщений, смысл которых был примерно таким же. Сотни оскорблений, грязи, угроз. Из-за последних, открывая аккаунты взрослых с виду мужчин, я заказала себе еще сто грамм водки. В пьяном разуме уложить подобное легче. Только разум не пьянел от того кошмара, что ей писали эти самые с виду взрослые и нормальные мужчины. Найдут, убьют, обольют кислотой. Некоторые из этих отрыжек цивилизации писали свои мотивы, а большинство нет.
Под ее фотографиями килотонны имбицильного сарказма и, безусловно, оскорблений. Встречались единицы здравых комментариев, в целом, сводящиеся к тому, что никого не должна трогать чужая жизнь и у Ульки нет нигде пропаганды проституции, а есть, наоборот, советы по укреплению отношений. Но все эти комменты тонули в смердящей вони бессмысленной злобы, злорадности и оскорблениях. И еще оскорблениях. Просто бесконечных оскорблениях…
Сотни ущербных людей, повышающих свою самооценку. Сотни тысяч людей, упоенно скидывающих ссыль на группу в мессенджере, и ссылки на тут же склепанные обзоры на горячую тему от хайповых видеоблогеров. По одной ссылке перешла и:
— … и все это, все вот эти девочки, орущие в комментах про частную жизнь, это же просто окно Овертона в действии! До тех пор, пока мы будем оправдывать падшие нравы, все вокруг так и будет плохо… вы просто представьте! Какая-то девочка из Липецка насмотрится и тоже…
— У девочки из Липецка своя голова на плечах, уебок с заботой о собственном рейтинге, а не о девочках из Липецка. — Ухмыльнулась я, закрывая видео. И запоминая лицо блогера. Достать не трудно, сломать эту имбецильную тварь еще легче. И я его запомнила. Просто как первого. А их было много…
Они выставляли это как пропаганду. Улькин выбор, сделанный осознанно и честно себе признанный. Глумились. Травили. За выбор. За то, что никого не обманула, в отличие от них. За то, что не убила, не изнасиловала, не совершила ничего из разряда покушений на чужую жизнь, ее называли потаскухой и травили. Она жила только своей жизнью, лично зла никому не принесла, но ей его несли с охотой.
Потому что каждому есть дело до другого.
Я оглянулась, а она танцевала.
Находясь в центре медийного скандала, кибербулинга, танцевала, как будто ничего не случилось, как будто корона не в минус. Ибо не возможно с королей снять корону, что бы не вопили смерды, переплавляя золото, сорванное с головы, на свои гнилые зубы. В физических регалиях нуждаются только мещанские души. Сначала поклоняющиеся тем, что въезжают во двор на Авентодорах всяких, а потом с неистовой радостью разбивающих эти Авентодоры ножками табурета за триста рублей, зная, что владелец дорогого атрибута, коему они поклонялись, стремясь приблизиться, сейчас, в силу жизненных обстоятельств, ничего не сможет им сделать. Ошибочно полагать, что такой необремененной интеллектом биомассы мало и она ничего не решает. Очень ошибочно.
