Дикий. Его неудержимая страсть (СИ) - Савицкая Элла (полные книги TXT, FB2) 📗

Что делать? У меня действительно нет никакого решения проблем, кроме как поджечь это чертово издательство, но толку от этого никакого не будет. Здесь находится просто офис, где на этаже еще с десяток подобных.

— Козел, это же надо такое. — обрушивает гневный поток слов Ася, гладя меня сзади по спине. — Марин, не расстраивайся. Все, кто тебя знают, понимают, что это неправда.

— Мы что-нибудь придумаем, — подтверждает сказанные слова в кабинете Вадим, — я попробую поискать, может у меня есть кто-то знакомый, кто мог бы нам подсказать как поступить в такой ситуации. Не принимай близко к сердцу. Ася права. Все, кто с тобой знаком, знают, что это неправда.

Да к черту все это. Главное ведь не то, что обо мне подумают. В моей жизни меня кем только не считали, я привыкла. Самое ужасное, как все это отразится на Матвее.

Вытаптывая коридор шагами, пытаюсь понять как поступить. Руки мелко дрожат, в голове полный хаос. Мыслей тысяча, и все они ведут к тому, что надо звонить Кешнову. Он мог еще не увидеть эту статью, и будет неприятно, если ему на нее укажет один из его партнеров. Я же аккуратно объясню что к чему.

На этаже раздается звонок пришедшего лифта, когда Ася вдруг останавливает мое лихорадочное топтание по коридору и быстро шепчет:

— Марин, ты только не злись.

— На что? — спрашиваю на автомате.

Я и так зла как черт, разве можно злиться еще сильнее?

Оборачиваюсь и замираю. Буйно колотящееся сердце дергается. По холлу тяжелыми шагами идет Матвей.

— Я сбросила ему статью, — пищит Ася, прячась за моей спиной.

Матвей упирается в меня потемневшим ожесточенным взглядом и не отводит его по мере приближения. Давно я не видела его таким. Решительным. Абсолютно бескомпромиссным. Даже Калинин отступает в сторону под давлением давящей энергии, исходящей от него.

Я слишком хорошо знаю это его состояние, когда здравый разум отходит на второй план, а на первый выходят эмоции. В таком состоянии, поддавшись воле взбесившихся чувств, он способен на многое, и при одном взгляде на Матвея по спине бегут ледяные мурашки.

Он, оторвав от меня взгляд, не произнося ни слова, берется за ручку на двери. Секретарь пытается что-то сказать, но замолкает под тяжестью переведенного на нее тяжелого взгляда синих глаз.

— Матвей, — бросаюсь к нему и перехватываю дверь.

— Здесь подожди, Рина, — стальной голос остановил бы любого, но не меня.

— Матвей, пожалуйста, — давлю, в красках представляя последствия его разговора с издателем.

— Все нормально, Ри, просто подожди здесь!

Отодвинув меня в сторону, рывком открывает дверь и входит внутрь, прикрыв ее за собой.

Вот черт!

Глава 54

Марина

К моему удивлению из-за двери не доносится звуков разрушения мебели или перелома костей. Совсем наоборот. Пугающая тишина порождает в моей фантазии жуткие картинки. Ладони потеют, одергиваю сама себя, чтобы не влететь в кабинет. Матвей четко сказал ждать здесь, и как бы мне ни хотелось сейчас удостовериться, что он не сворачивает там шею тому Александру, я топчусь на месте. Даже дышать не могу себя заставить, так как каждый вдох кажется слишком громким. Ничего не слышно, черт возьми!

— Марин, не злись на меня, ладно?

Ася выглядит провинившеся собачонкой, но за ухом ее почесать мне совсем не хочется.

— Зачем ты ему написала? Ты же сама говорила, что боишься Матвея, — шиплю рассерженно.

— Боюсь. И сейчас боюсь. Но когда увидела его тогда у тебя дома, поняла, что он любит тебя. Какой-то только вам понятной любовью, но любит. И сейчас эту проблему в состоянии решить только он.

Да неужели? Ася наконец прозрела и поняла, что любовь — это не только цветы и телячьи нежности?

— Ладно, забей. Но меня нужно было предупредить.

— Прости!

Долго изводиться ожиданием не приходится. Спустя несколько минут, длившихся целую вечность, дверь открывается, и Кешнов выходит. В открытом проеме замечаю сидящего на своем рабочем месте издателя. Живой, нос и челюсть на месте. Даже следов крови нигде нет. Правда, лицо у него цвета побелки на больничных стенах, а губы плотно сжаты. Надеюсь, если он откроет рот, зубы оттуда не повываливаются один за другим.

Не говоря ни слова, Матвей обхватывает горячими пальцами мою ладонь и ведёт за собой. Спорить сейчас с ним бесполезно, да и нет желания. Он приехал ради меня. Сжимаю в ответ крупные пальцы, терзаясь мыслью о том, во что теперь выльется вся эта ситуация. Обернувшись, быстро машу рукой оставшимся за спиной Калинину и Асе.

Порше припаркован прямо напротив центрального входа в здание. Едва мы садимся, как Кешнов без промедления заводит машину и выезжает на дорогу. Он все еще зол, даже очень, но черный ураган из глаз пропал.

— Ты в порядке? — бросает в меня короткой фразой, на секунду оторвавшись от дороги.

— Да.

— Завтра выйдет опровержение статьи, и тебе будут вынесены публичные извинения.

Что? Доля секунды уходит на удивление и принятие ситуации. Облегчение и волнение за Кешнова смешиваются в одном флаконе.

— Ты пригрозил его убить? — скептически заламываю бровь.

На самом деле это не шутка. Зная Матвея, можно предположить что угодно.

— Для таких людей убийство не решение проблемы. У меня свои методы воздействия.

— Какие? Ты ведь даже его не ударил, — что делал всегда, хочется добавить, но я подавляю в себе это желание.

— Ри, не думай об этом. Главное, что завтра эту статью найти будет нереально. Мудак заплатит за каждое напечатанное грязное слово в твой адрес.

Огромное чувство щемящей теплоты и благодарности затаскивает в теплую воронку. Несмотря на то, что последние дни Матвей не приезжал, только лишь позавчера смской поинтересовавшись о моем здоровье, сегодня он здесь. Решает МОИ проблемы, хотя я его об этом не просила. И не попросила бы. Рассказала бы только ради того, чтобы у него самого не было неприятностей после всей этой мерзости, описанной в статье.

Я привыкла к косым взглядам в мою сторону. К осуждению, брезгливости. Меня часто обходили стороной раньше, обдавая смешками и осуждением. Броня, выращенная за годы одиночества, хорошо защищает от эмоций неважных для меня людей. Но Матвей…

— На тебя сильно повлияет информация из статьи?

— На меня? — синие глаза непонимающе перемещаются в мою сторону.

— Ну да. Ты бизнесмен, довольно знаменитый боец. А тут… я — нищенка и оборванка, которую ты содержишь за секс. И возможно, не ты один.

Кожа руля скрипит, выдавая силу, с которой Кешнов ее сжимает. Костяшки пальцев белеют, а тугие вены натягиваются под кожей. Любимый профиль будто превращается в камень.

— Обо мне не волнуйся. Ты знаешь, Ри, что я осажу каждого, кто посмеет хотя бы слово сказать в твой адрес. Тебе только прохода теперь не дадут. Сама понимаешь, что спусковой механизм запущен. Как ни крути, но от желтых газет некоторое время не отобьешься.

Черт, я об этом не подумала. Ведь так и есть. Папаша сейчас лицо известное, и ради любой информации о нем его конкуренты да и просто дешевые издательства способны будут на многое.

— Нужно найти Вику, — выпаливаю, понимая, что если она продала информацию одному издателю, может сделать это же еще и с десятком других.

— Зачем?

— Потому что это она продала мои фотографии и выложила всю информацию по поводу тебя и вообще всей моей жизни.

— Ссссука, — вылетает изо рта Матвея на выдохе, — надо было ее еще в тот день придушить, когда она чуть твои серьги не унесла.

— Она наркоманка, Матвей. И сделает все ради денег на дозу.

— Это не оправдание.

Согласна, но с другой стороны понимаю, что Вика больна. И сейчас у нее нет понятия друзей, верности и честности. На этом этапе зависимости уже все теряет смысл, кроме заветных часов под кайфом.

Задумавшись, обнаруживаю, что мы приехали ко мне домой, только когда машина останавливается около подъезда девятиэтажки. Матвей выходит первый, я следом. Больше за время поездки он и слова не сказал. Его еще не отпустило. Замечаю, как напряжена широкая спина, когда он дергает подъездную дверь. В лифте создается ощущение, что нам мало места для нас двоих, хотя кабина довольно просторная. Не знаю, зачем он едет со мной. Провожает? Выйдя на лестничную площадку, открываю дверь и поворачиваюсь чтобы сказать… что? Спасибо будет так банально и недостаточно для того, чтобы выразить мои настоящие эмоции по отношению к тому, что он сделал для меня.