Голубка - Знаменская Алина (версия книг .txt) 📗
Калерия повторила свое приглашение, и гостья со странным выражением лица проследовала за ней на кухню.
– У вас курить можно? – низким голосом поинтересовалась девушка.
Калерия подвинула пепельницу. А сама продолжала собираться – доставала из холодильника сыр, масло, ветчину. Вопросов не задавала, потому что чувствовала – гостья волнуется. Сама созреет, выложит свою проблему, раз пришла. Пусть освоится, тем более что они почти незнакомы, девушка явно робеет…
Калерия резала батон, когда услышала:
– Я люблю вашего мужа.
Эта фраза не сразу дошла до Калерии. Она продолжала резать батон, соображала – какую надеть обувь, чтобы и к костюму подошло, и не устать на дежурстве. И тут: «Я люблю вашего мужа».
Захотелось немедленно увидеть лицо официантки, ее глаза, но почему-то все заслонили руки. Белые, мягкие, с длинными пальцами, со свежим маникюром.
– Как вы сказали?
– Я люблю вашего мужа, капитана второго ранга Кирилла Дробышева, – с некоторым напором повторила та, выпуская дым мимо Калерии. Словно это не она была в гостях, а наоборот.
Калерия отложила батон и принялась за ветчину.
– А он вас… тоже?
Девушка помолчала, затянулась и снова выпустила дым. Только потом взглянула на хозяйку. Теперь она смотрела, чуть щурясь от собственного дыма.
– А вы как думаете?
Калерия пожала плечами. Она честно пыталась представить своего Кирилла рядом с этой девицей. До сих пор в его внешности сохранилось что-то романтичное, некий задор в глазах, некая чистота. Не вязалось.
Но, как часто говорит соседка Надя, «кто их знает, мужиков, что им надо…».
Подумала так, но вслух сказала:
– Думаю, любит он меня.
– Вы заблуждаетесь, – с готовностью парировала официантка. Калерия находила что-то комичное в этой сцене, но было не до смеха.
– Он живет с вами по привычке. Из жалости. Ведь большую часть жизни Кирилл проводит на корабле, на службе… О настоящей его жизни вы, извините, ничего не знаете. То, что женам рассказывают мужья… – Юля сбросила пепел и вздохнула: – Это ведь сказки. Понимаете?
Официантка посмотрела на Калерию испытующе. Та поймала сигналы своих лицевых мышц – они построились в защитную полуулыбку.
– Значит, настоящая жизнь моего мужа протекает исключительно на камбузе, вы это хотите сказать? Во время обедов и завтраков! О, счастливое время!
– А хоть бы и так! – с вызовом поддержала Юля. – Путь к мужчине лежит через желудок. Пусть мы видимся редко, во время обедов и завтраков, но это действительно счастливые минуты! Я жду их, я знаю, что он придет, улыбнется, что он сядет за столик… и…
– Возьмет вилку и съест бифштекс! – закончила Калерия, складывая бутерброды в серый бумажный пакет из-под сахара. Несмотря на страстность признаний гостьи, в душе хозяйки все еще держался относительный штиль. Внутреннее «я» не торопилось принять и усвоить информацию.
– Вы должны понимать, – продолжала Юля, – Кирилл не решается разрушить вашу связь…
– Нашу связь?
– Ну да. Он жалеет вас, к тому же привычка – большое дело. А так…
– Ну так, – перебила ее Калерия, передумав угощать чаем, – что вы от меня-то хотите, девушка?
– Я хочу, чтобы вы знали. – Официантка, видимо, ждала этого вопроса. – И чтобы знали не от кого-нибудь, а из первых уст. И отпустили мужа. Вы же сами понимаете: я молода, здорова. Я дам ему все, что не смогли дать вы.
– Ага, – кивнула Калерия, убирая продукты в холодильник. – Задача ясна. У вас все?
– Я, собственно, за этим приходила.
– Понятно. Если у вас все, до свидания. За мной уже приехали.
Калерия выглянула в окно. У крыльца стоял темно-зеленый «газик» с красным крестом на боку.
Официантка потушила окурок и, все еще чего-то ожидая от хозяйки, мялась в проходе. Наверное, считала, что точка в разговоре не поставлена и желала это исправить.
– Девушка, вы мне мешаете! – рявкнула Калерия, пробираясь за своей обувью к полке.
Она впервые за весь вечер не совладала с собой. Гостья без спешки выплыла на площадку. Словно боясь, что та вдруг вернется, Калерия защелкнула замок, опустилась на табуретку. Но сидеть не смогла. Зачем-то вернулась на кухню, открыла форточку, стала выгонять полотенцем дым. Ее привел в чувство длинный гудок машины. Она остановилась. Надо же! Что это с ней? Нервы сдают или поверила?
Оставив в покое форточку и полотенце, доктор Дробышева захватила саквояж, повязала на шею косынку и с обычной своей приветливой улыбкой предстала перед водителем «газика».
В госпитале она занималась своими обычными делами. Приняла дежурство, просмотрела результаты анализов и рентгена, поговорила с медсестрами, зашла в процедурную. Она ни на минуту не выпускала из головы дела госпиталя, но вдруг поймала себя на мысли, что параллельно не перестает думать и другую думку.
А если на минуту предположить, что Юля обрисовала дело именно так, как оно и обстоит? Если ее Кирилл, интересный, симпатичный, действительно взял и влюбился в молодую и продолжает «тянуть лямку» их брака только из жалости? Из привязанности, из чувства долга, наконец?
Вспомнилась офицерская столовая, заведующая со своими замечаниями. Почему она позвала именно эту официантку? Чтобы показать соперницу? Что, если в гарнизоне уже все знают? Как обычно, жена узнает последней…
Внутри что-то щелкнуло и задрожало. Она уже знала, что вот сейчас в голову валом повалят самые разнообразные по своей нелепости мысли.
Она не может этого допустить. Понятно же, что Кирилл – разумный человек. К тому же она говорила ему, давно говорила ему, что отпустит, не станет держать, если он полюбит другую. Стоп! Говорила же? И вот это случилось…
Калерия в панике поймала себя на мысли, что уже готова поверить! Что, начиная копаться в памяти, мелочно ищет там следы его измены.
Впервые за всю практику она с благодарностью взглянула на медсестру, когда та вбежала в ординаторскую и сообщила, что в 10-й палате у больного приступ.
Они вдвоем помчались делать свое дело.
А в субботу в порт прибыл корабль под командованием капитана 2 ранга Дробышева.
Капитан-лейтенант Топольков впервые так волновался, возвращаясь из похода. С той минуты, когда корабль соединился с буксиром и вошел в порт, он то и дело принимался курить, а потом, вдруг вспомнив, что Ирина, должно быть, будет встречать его с детьми, бросал сигарету, но через минуту доставал новую.
Это плавание показалось ему самым длительным из всех. Экипаж принял новичка нормально, здесь царила здоровая атмосфера, которую ценили на флоте. Здесь не делились на касты, как на берегу. Во время похода старшие офицеры были терпимы к лейтенантам, а те запросто держались с мичманами. На берегу – другое дело, он знал. И все же плавание длилось долго. Бесконечно долго.
С первых дней похода его не покидало беспокойство, исток которого он выяснил не сразу. Какая-то досада посещала, когда оставался один на один со своими мыслями. Потом он нашел этот исток, нащупал.
Сначала поймал себя на мысли, что без конца думает об Ирине, представляет ее… В эротических своих фантазиях представляет, что там говорить…
А ведь оснований у него для этого мало. Он ни разу не видел ее обнаженной, а только руки, грудь в вырезе домашнего платьица, круглые коленки… Вот эти детали он и складывал в своем воображении и дорисовывал как мог и ругал себя за то, что так и не решился, не выстроил, болван, эти хрупкие интимные отношения, а ведь если бы выстроил, может, не мучился бы так душой.
Как она там, что у нее на уме? Может, уже тысячу раз пожалела, что потащилась за ним на край света?
Не было покоя капитан-лейтенанту Тополькову до тех пор, пока корабль не пришвартовался. С борта бросили концы, которые ловкие матросы на берегу намотали на быки. Оркестр грянул «Славянку», и Сергей выхватил взглядом из пестрой толпы на берегу ее с пацанами.
Она, маленькая, хрупкая, держит двух его детей. Он сделал знак – махнул шапкой. Потом догадался – она не увидела: их много, моряков в синих бушлатах, все одинаковые.
