Шестой (ЛП) - Линн К. И. (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Первый толчок всегда цепляет меня сильнее всего.
Никаких передышек, его бедра безостановочно двигаются вперед-назад, входя и выходя из меня.
Руки впиваются мне в попу, когда он притягивает меня к себе на входе, ударяя меня о стену, словно пытается трахнуть меня так, чтобы я прошибла ее насквозь.
Пальцы у меня самопроизвольно сгибаются, ногти впиваются ему в кожу.
Мощно. Грубо. По животному.
Секс — низменный инстинкт, но я никогда не ощущала ничего приятнее.
Все клетки тела горят, тело двигается само по себе и подчиняется атаке его члена, пытающегося уничтожить меня. В голове осталось только одно слово...
— Еще!
Еще больше удовольствия, еще больше потребности в нем, в его члене. Быстрее, резче, пока я не смогу больше выносить это.
Тело Шестого было напряжено с самого начала, но с каждой секундой он становится все жестче и жестче.
С моих дрожащих губ срывается всхлип, все мышцы напрягаются. Мозг затапливает восторг, когда я откидываю голову и кричу.
Шею овевает горячее дыхание, пока на меня волнами накатывают конвульсии, а Шестой все ускоряет свои толчки. Его рычание вынуждает меня застонать в ответ.
Чертовски сексуально.
Еще несколько мощных толчков, и он врывается в меня с такой силой, что я слышу, как за спиной трещит гипсокартон.
Зубы сцеплены, мышцы напряжены, и вот он громко и прерывисто стонет. С каждой пульсацией его член продвигается еще глубже, чем это вообще возможно представить.
Шестой вздрагивает, когда кончает, и расслабленно наваливается на меня. Я не в состоянии удержать ноги на его талии, и он тоже не может удерживать их, да и меня тоже, поэтому мы просто сползаем по стене на пол.
Кончив, я пытаюсь восстановить дыхание, и тут боль от ран дает о себе знать.
— Мне стоит давать тебе пушку почаще, — шепчет Шестой, уткнувшись носом мне в шею.
Я фыркаю, ощущая себя так, словно превратилась в желе.
Да, определенно стоит. Особенно, если в результате у нас чаще будут вот такие моменты.
***
На следующий день руки у меня ноют. Болят все мышцы, которые задействуются при стрельбе из оружия. Мышцы, которыми в своей прошлой жизни я никогда не пользовалась. Особенно сильно болят мышцы больших пальцев. Они отказываются подчиняться мне, и я впервые осознаю, какую борьбу приходится вести всем живым существам, у которых отсутствуют большие пальцы.
Основной ущерб нанесла стрельба, но я уверена, что то, что мое тело висело на краю мостков в пятидесяти футах над землей, делу не помогло.
Рана на ноге промыта и забинтована, на плечо и опухшую щеку нанесен «Биофриз», плюс я выпила аспирин, которые помогает так же и от спазмов месячных, которые начались прошлым вечером.
На грудную клетку Шестого больно смотреть — она покрыта всеми оттенками черного и фиолетового. Он говорит, что чувствует себя нормально, бронежилет сделал свое дело. Одна рука у него перевязана, другая лежит в перевязке.
Приложив массу усилий и вытерпев боль, мы-таки смыли с себя всю кровь.
— Черт, это сложно, — ругаюсь я, пытаясь пропихнуть патрон обессилившим большим пальцем. — Сколько у тебя обойм?
Шестой сводит брови в одну линию, пока сидит, прижавшись к изголовью кровати, и загружает очередную обойму.
— Обойм? Тут нет обойм.
Я поднимаю в воздух обойму и машу ею у него перед носом.
— А что я тогда заполняю?
— Магазин.
Я выгибаю бровь и морщу нос.
— Звучит странно. Если это магазины, то почему во всех фильмах их называют обоймами?
— Потому что это Голливуд. Уверен, что когда-то давно, кто-то из шишек кинобизнеса решил, что обойма будет звучать лучше, а среднестатистический Джо все равно не поймет разницы.
Звучит вполне логично.
— И что же тогда обойма?
Шестой показывает мне магазин, который загружает.
— Она помогает вставлять патроны. Через обойму они поступают в магазин, который в свою очередь...
— Подает патроны в пистолет, — я закатываю глаза и качаю головой.
Шестой улыбается и кивает.
— Умница.
— Я заслужила пирожок?
— Нет, но если и дальше будешь себя так вести, то член тебе гарантирован.
— Ну, ты же знаешь, до какой степени мне это нравится, — я вставляю следующий патрон, только пятый по счету, но у меня не получается протолкнуть его, и две закругленные створки смыкаются.
Я отшвыриваю патрон на кровать и засовываю свой бедный большой палец в рот.
— Чевт, хвеново.
Шестой хмыкает и приподнимает бровь. Он берет магазин в левую руку, а патрон в правую.
— Фокус в том, что нужно сначала надавить на «спинку» последнего патрона, затем вставить новый патрон и подтолкнуть его большим пальцем.
Он демонстрирует, как это происходит, несколько раз, а я сердито смотрю на него, пока патроны с легкостью входят в магазин.
Вытащив большой палец изо рта, я беру патрон с кровати и пытаюсь повторить его действия. Так как силы покинули руки, мне это дается нелегко, но надавливание на спинку предыдущего патрона определенно помогает.
Требуется некоторое время и беспрестанное хныканье, но в итоге мне удается полностью заполнить магазин патронами.
В роковой спортивной сумке у Шестого около дюжины пустых магазинов и несколько коробок с патронами.
Пустые магазины вчера остались на месте перестрелки, видимо, поэтому у Шестого их так много.
Я верчу один из патронов в пальцах. На плоском конце есть какие-то надписи, очевидно обозначающие калибр и производителя, поскольку имя совпадает с тем, что написано на коробке.
На головке патрона есть углубление.
— Зачем тут сверху дырка?
— Это называется разрывной патрон. Когда головка патрона бьет по воде, она распрямляется, замедляя движение и не давая ему прошить тело насквозь.
У меня отвисает челюсть, пока я смотрю на него.
— А что тогда цельнометаллический патрон?
— Головка патрона заостренная, без выемок. Если на патроне нет такой замедляющей его выемки, то пуля пройдет навылет.
Я округляю глаза.
— О, Господи!
— Иногда лучше так, чем если пуля засядет в теле. Поверь мне на слово.
— Ты принял эти пули так, словно ничего не произошло.
Шестой наклоняет голову на бок, и я вижу, как подергивается мышца на его щеке.
— В меня попадали не меньше пятидесяти раз.
— Что?
— Когда на мне бронежилет, я не так сильно переживаю, что меня подстрелят, что дает мне определенное преимущество.
— И ты... ты охотно принял их? Вот так рискнул?
— Что угодно, лишь бы работа была выполнена. После первого раза уже знаешь, чего ожидать. Часть тревоги сходит на нет.
— Что, в результате, приводит к излишней самонадеянности.
Он качает головой.
— Нет. К уверенности. В жилете я значительно сокращаю зону, куда может попасть пуля.
Чем меньше точек, куда надо попасть, тем ниже точность. Ну и я более уверен в своих шансах на выживание. Самонадеянность дает тому, кто носит жилет, ощущение неуязвимости, и они совершают глупые ошибки.
В этом есть смысл. Шестой никогда не поступает опрометчиво.
Даже в ситуации, когда он лишен столь обожаемого им контроля, он не переживает. Спокойный и собранный, поражающий своей силой. Он всегда понимает, что происходит. Знает, где находятся его цели. В курсе, когда нужно перезарядить оружие.
— Почему затвор остается в сдвинутом положении, когда заканчиваются патроны? — спрашиваю я, вспомнив, как накануне вечером он поменял магазины.
Шестой берет пистолет и вставляет в ствол пустой магазин, затем защелкивает его. Он сдвигает затвор пока тот не отказывается сдвинутым назад до упора.
— Видишь вот этот рычажок? — он указывает на небольшой металлический выступ, торчащий в затворе. — Когда подача патронов заканчивается, он опускается, удерживая затвор в таком положении.
Шестой вытаскивает пустой магазин и задвигает затвор, после чего вставляет полный магазин.
