Шакалота. Птичка в клетке (СИ) - Филон Елена "Helena_fi" (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Скажи, Лиза!
— Птичка в клетке, — шепчу, и Макс целует меня на глазах у всех.
Странно. Так странно… Ещё секунду назад вокруг было шумно. Секунду назад было страшно, обидно, горько. Секунду назад все смеялись надо мной, требовали зрелища, а теперь раз, и всё пропало, стало тихо. Настолько тихо, что дыхание Макса — единственное, что слышу. Слабый аромат парфюма — все, чем дышу. Будто в другой реальности, в другой вселенной, где нет никакой вечеринки, разгромленной квартиры и всех этих жестоких людей делающих на меня ставки.
Есть только я и Он. Его дыхание, моё дыхание. Его руки на моей шее, удивительно нежные, бережные, и мои руки — крепко сжатые в кулаки, напряжённые, как тугие канаты. Есть только этот миг… когда его губы с удивительной осторожностью касаются моих, а я неловко открываю их навстречу и переживаю как один из самых волнительных, так и самых пугающих моментов в своей жизни, ведь это мой первый поцелуй. И я понятия не имею, как правильно отвечать и главное — почему должна и хочу это делать?
Ведь это Яроцкий! Тот самый, он не поменялся. Жестокий и холодный, грубый и самолюбивый. Целующий меня с такой нежностью, которая ему не свойственна. Яроцкий так не умеет!
И Яроцкий только что украл у меня мой первый поцелуй.
«Как солёные от слёз губы могут быть такими сладкими»? — всё, о чём думал в этот момент. Вкус невинности… такой чистой, что башню срывает.
Решил вытащить её из ада, в который сам же отправил, да? Молодец б*ять какой! А дальше-то что? Что ты делаешь, придурок?! На хрена целуешь её? Ещё хуже делаешь, разве нет?!
Это ведь её первый поцелуй. Это ведь такая важная для девчонок херня! Как ты его возвращать собираешься?
Мне ведь плевать на него — поцеловал и забыл. На Лизу плевать. Только перед Костиком теперь совесть грызёт. Не поверил ему, не разглядел, не понял…
Плевать на его Багрянову, так ведь?
Тогда какого чёрта сердце так бешено колотится? Не помню, когда в последний раз оно билось с такой силой. Думал, сдохло уже давно.
Неумело, робко открывает мягкие губки мне навстречу, глаза закрыла, будто в облаках витает, не слышит того, что происходит вокруг.
У всех будто в один миг крыша поехала: орут стоят, как больные, свистят, камерами щёлкают, ещё месяц будут об этом в школе трепаться. Ну и к чёрту, нет до этого дела…
Но определённо стоит задуматься над тем, почему же так приятно её целовать?
«Этот поцелуй должен был стать твоим, Костик. Простишь ли ты меня за это? Вот такой вот твой друг — чёртов мудак. Чем я лучше Чачи сейчас?»
Это только ради задания. Только из-за игры. Клянусь.
И мне совершенно не нравится её сладкий вкус. Вообще нет дела до того, как она головокружительно пахнет. Меня вовсе не заводит её невинность и робкие движения губами, так что даже язык ей рот запустить не могу, хоть и очень хочется. Напугать её боюсь, знаю, что напугается.
И мне совершенно точно не сносит крышу после того, как она нерешительно сжала в кулаках низ моей рубашки, будто сознание вот-вот потеряет, нужно держаться за что-то, а обнять стесняется, или боится. Себя боится… она ведь так ненавидит меня, сама сказала, да и есть за что. Так сильно ненавидит, что сильнее меня целовать начинает, будто входит во вкус. А значит прекращать это надо, потому что если во вкус войду я, сомневаюсь, что смогу и дальше держать себя под контролем.
Хочу ли я держать себя под контролем рядом ней — вот в чём вопрос.
«Твою мать… Прости, Костик. Прости, братишка. Я налажал… Я так крупно налажал…»
Звуки постепенно наполняют голову лишь тогда, когда становится странно холодно, как-то пусто на душе, будто от сердца нечто сокровенное оторвали. Нет, ничего не оторвали — всего лишь Яроцкий меня целовать закончил. Всего лишь смотрит на то, как я краской заливаюсь, на то, как взгляд от неловкости не знаю куда уткнуть, и молчит.
«Скажи же хоть что-нибудь, пожалуйста…» — умоляю мысленно.
Злюсь на себя — слабачку, — но настолько большой стыд испытываю, что совершенно не до злости становится.
Слышу, как народ вокруг гудит, переговаривается, но не прислушиваюсь — не сложно понять, о чём идёт речь. А Яроцкий всё глаз с меня не сводит, только не обнимает больше, руки опустил и в карманы спрятал, отчего ещё больше повеяло холодом.
— Ну, чё… засчитано, чё! — слышу одобрительный голос Дена, а следом…
— Ну, здарова, малышня! Вечеринку значит, устроили, а нас не пригласили? Обииидно… — в дверях стоят два полицейских в форме и выглядят так, будто только что сорвали куш!
— Так ты… ты не врал? — выдыхаю во все глаза глядя на Макса, пока вокруг начинается настоящий хаос из спешащих убраться по домам малолеток. А Яроцкий, с видом, будто всё происходящее его вообще не касается, зажимает зубами сигарету, собираясь подкуривать, но вдруг передумывает, на раздражённом вздохе прячет зажигалку в карман, плюхается на диван, раскидывая руки в стороны, и пожимает плечами:
— Мы же договорились не врать. Разве нет?
ГЛАВА 22
— Зачем ты это сделал? — смотрю на Яроцкого сверху вниз, слушаю визг девчонок, ругательство парней, звон бутылок, стук каблуков, какие-то хлопки, что-то где-то падает, стучит, бьётся. Музыка резко обрывается, следом слышен грохот: Саша Кириллов зацепился за провода на полу и мало того, то сам носом по паркету проехался, так ещё и колонки на себя скинул, ноутбук также следом со столика полетел и выглядит теперь, мягко говоря, неважно. Уж не знаю, чей он был, но я искренне рада, что ему кранты!
— Эй! — вновь поворачиваюсь к Максу и наблюдаю до безобразия возмутительную картину: откинулся затылком на подголовник дивана, руки на груди сложил, закрыл глаза и даже ухом не ведёт.
— Вздремнуть решил?! — кричу тоненьким голоском, а потом вдруг понимаю — бесполезно. Нет смысла паниковать, ругаться, хвататься за голову, всё… назад дороги нет, время, когда этот идиот звонил в полицию назад не вернёшь. Сейчас эти двое в форме прекратят гоняться за пьяной молодёжью и сокрушат весь гнев на хозяйку квартиры, то есть на меня, не на Полину же.
Кстати, о маленьких гадинах!
— Полина! — успеваю заметить, как розовый хаер мелькает во входных дверях, на этом и замолкаю. Полина сбежала. Здорово.
«Как скоро уйдёшь ты, чудовище развалившееся на мамином диване?»
На выдохе опускаюсь рядом с Яроцким и прячу лицо в ладонях.
Даже плакать больше не хочется, всё — перегорела лампочка. Ну что ж, можно отдать Яроцкому должное — он хотя бы не соврал, сказал, что скоро всё закончится, вот оно и закончилось. Разгромленная квартира быстро пустеет, а вот последствия вечеринки не исчезают никуда. Банки из-под пива, окурки на полу, какая-то лужа у родительской кровати, туалетная бумага на люстре, красный лифчик на телевизоре, чьей-то потерянный кроссовок, упаковки от чипсов, пластиковые стаканчики, на половину полные бутылки с водкой и стекло на полу… стекло от маминой вазы.
Набрать в грудь побольше воздуха и заверить себя, что бывают в жизни ситуации и похуже. Мне ли не знать? Не так уж всё и плохо. Правда, ведь?
Нет. Блин, всё плохо. Всё очень плохо!
Отстукиваю пятками по полу и провожаю взглядом последних пьяных посетителей моей квартиры, вроде бы это Оскара только что вынесли… Стоп. А что у него с причёской? Что эта за плешь на макушке?.. А вот это определённо смешно! С удовольствием злорадно посмеялась бы, если бы не вот эта девушка, которая не уходит почему-то и то и дело на меня поглядывает. Вероника стоит рядом с полицейскими и выглядит предельно расслабленно, будто проблемы с законом на её семью не распространяются и папины деньги решают все проблемы на свете.
Взятку им, что ли дать собирается?
Похлопать себя по щекам. Прийти в чувства. Вот так.
Боже… это самый худший день в моей жизни.
— Если что, в участок вместе поедем.
— Зояяя… — стону, падая на спинку дивана. — Ты почему не ушла?
