Комната с видом на звезды (СИ) - Шиндлер Марина (мир книг txt) 📗
Он обнял меня. Крепко и без слов. Его руки обожгли мне плечи. Дождь степенно превращался в ливень, который намочил нам глаза и души. Когда же рядом раздалось извечное вежливое покашливание Одинцова, я с трудом отняла свое лицо от свитера Максима.
— Давыдов, у вас, вероятно, отключили дома воду, а потому вы намерены принять душ прямо здесь? — холодно поинтересовался он.
— Я намерен обнять свою девушку, — ответил Максим, правой ладонью стирая с лица бегущие капли воды. — Вы не могли бы перестать быть таким занудой и исчезнуть?
Мне не удалось сдержать смех. Константин Александрович явно решил, что у меня не все в порядке с головой в связи с произошедшим, а потому я избежала его беспощадных колкостей.
— Сил нет смотреть на то, как вы пытаетесь промокнуть и заболеть, — продолжал профессор анатомии. — У меня очень строгие отработки, это я к вам обращаюсь, Кристина. Пропусков я не потерплю.
— Меня чуть не пристрелил чертов псих, — отметила я. — Так что перестаньте быть злодеем хотя бы сегодня.
— Мне за это не платят, — пробормотал профессор и великодушно добавил: — Можете сесть в мою машину. Антураж там, конечно, не такой, как рядом с гниющей бетонной стеной и тропическим ливнем, но вы переживете это.
— Спасибо, Константин Александрович, — улыбнулся Максим. — А мы точно можем уезжать?
— Юрий Витальевич говорил со следователем, — ответил профессор. — Он предлагал поехать вам в участок и дать показания. Но я сразу понял, что с ним что-то не так. Толи сдурел от этой работы, толи природный дефект, поэтому я собираюсь отвезти вас домой.
Я увидела сгорбленную фигуру Юрия Витальевича, который медленно приближался к машине Одинцова. Стерев с лица струи воды, он неловко забрался на переднее сиденье, и сквозь запотевшее стекло проглядывалась его усталая поникшая голова. Ему тоже сегодня крепко досталось. История прошлого чуть не повторилась снова, а он больше не юноша, а древний старик, которому неподвластно что-то изменить. В этот день он оставался обеспокоенным зрителем, разбитым и слабым. Мы с Максимом забрались на заднее сиденье машины, но никто из нас не нарушил тишину внутри нее.
Мимо проезжала полицейский автомобиль, и за его стеклом, чуть запотевшим изнутри, виднелся силуэт Сергея. Афанасьев не смог оторвать от него жадного взгляда, тщетно стараясь рассмотреть в чертах лица Краснова чудовищную силу, с которой судьба наложила мрачную печать на эту семью. В глазах Сергея алыми огоньками тлело безумие, и эти болезненные угли пробуждали в нас бессильный страх. Я отвернулась и увидела лицо Максима. Оно было совсем близко от меня. Давыдов ободряюще улыбнулся своей улыбкой, теплой и нежной, от которой тревога отступала так же, как дикий зверь от раскаленного металла.
Одинцов стоял рядом с машиной, и его задумчивый взгляд неотрывно следил за снующими по территории завода полицейскими. Сигарета, зажатая между его пальцев, вспыхивала крошечными огоньками, источая струйки тонкого густого дыма. Когда профессор швырнул окурок на траву, ладони дождя мягко накрыли его и потушили подрагивающие искры. Константин Александрович направился к машине. Резким движением он открыл дверцу и, устроившись за рулем, наполнил салон запахом леса и глубокой осени, что плотно устроились за воротником его плаща. По лобовому стеклу заскользили дворники. День стремительно темнел, встречая вечер.
Я сказала свой адрес, и Константин Александрович повел автомобиль по блестящей серой дороге. Отдаленные огни города встречали нас как старых друзей, и влажные листья сами слетались под колеса. Один из них дерзким и порывистым поцелуем коснулся лобового стекла, но дворники, чей черствый и глухой механизм еще работал, грубо смели это короткое письмо от осени.
Машина Одинцова заехала в мой двор и остановилась у подъезда. Этот безумный день заканчивался, и нам всем нужно было прощаться.
— Спасибо, — сказала я, обращаясь к обоим преподавателям. — Спасибо, что всех спасли.
Константин Александрович усмехнулся на это краем рта.
— Спасибо и вам, — кивнул он, — за то, что вовремя заглянули к нам на огонек.
Мы с Максимом вышли на улицу и заметили, что Юрий Витальевич не остался на своем месте. Взяв трость, он неуклюже выбрался из машины, окунувшись в плотный уличный сумрак.
— Поднимусь с вами, — коротко бросил он, и никому из нас не пришло в голову спрашивать его о причинах. Когда же я отворила дверь своим ключом, все стало очевидно. В квартире царствовала тишина. Сперва я уловила знакомый запах пряностей и доброты, а на вешалке в прихожей показалось драповое пальто бабушки. В следующий миг ее фигура, сухая и хрупкая, показалась в коридоре, и она, охваченная волнением, крепко прижала меня к себе. Ее глаза украсили слезы. В какой момент Юрий Витальевич успел сообщить бабушке о событиях, разворачивающихся в катакомбах старого завода, я не знала, но все переживания бабушки были написаны на ее добром лице.
— Все хорошо, бабуль, — успокаивающе бормотала я. — Давно надо было рассказать тебе…
— Это мне надо было рассказать тебе все, — произнесла бабушка, и ее теплые руки перебирали мои волосы.
— Да ничего, теперь я уже и сама все узнала, — заявила я, и все засмеялись. Взгляды Юрия Витальевича и бабушки пересеклись. Мой дотошный преподаватель латыни пришел вовсе не для того, чтобы проводить меня до двери. Кажется, впервые с момента нашего знакомства я уловила в его прозрачных глазах теплоту человеческого сердца.
— Ладно, бабуль, я пойду к себе, а у тебя, похоже, время важных переговоров, — я подмигнула бабушке, и мы с Максимом скрылись в глубине квартиры. Юрий Витальевич замешкался, так неожиданно оставшись с бабушкой в узком коридоре. Пару раз он пытался выронить трость и вообще чувствовал себя глупо. Бабушка тоже молчала. Не знаю, сколько времени они не виделись, но Афанасьев наконец сделал к ней несколько шагов и вновь встретил ее взгляд. Она улыбнулась.
— Выпьешь со мной чаю? — спросила бабушка, указав в сторону кухни.
— С тобой — обязательно! — нервничая, засмеялся старый профессор. Он коснулся бабушкиных рук, а потом неловко обнял ее за плечи. Было заметно по всем его жестам, что этот человек уже давно отвык от объятий.
— Светка, — прошептал он, и эти двое словно потерялись во времени. Афанасьев снова стал беспечным двадцатилетним юношей, обнимающим свою подругу. Вдвоем они просидели на кухне весь вечер, и тихий смех, и шорох дружеской беседы смешались с кухонным воздухом.
Мама допоздна задерживалась в школе, готовясь к завтрашним урокам, поэтому отец пришел с работы раньше нее. Он не сразу обнаружил на кухне засидевшуюся парочку.
— Привет, молодежь! — весело поздоровался он, хоть и был удивлен.
— Добрый вечер, — произнёс Юрий Витальевич, который вновь оказался смущен. Опираясь на трость, он поднялся и оправил расстегнутый черный пиджак.
— Я преподаватель Кристины из института, — представился Афанасьев и протянул отцу свою жилистую руку, сквозь морщины которой проглядывали синие вены.
— Ой-ой, — отец сделал испуганный вид, а потом добродушно засмеялся и пожал профессору руку. — Кажется, моя девочка что-то натворила…
— Нет, что вы, — махнул рукой Юрий Витальевич. — Кристина… кгхм… отлично справляется с нагрузкой… Я здесь просто так. По-дружески…
Бабушка все это время изучала взглядом поверхность стола. Почему-то она казалась себе нелепой, как и эта встреча со старым другом. Но вот странность, несмотря на свои мысли, которые осуждающими хлопьями падали на плечи, она улыбалась. Взглянув на нее, отец заметил, что она будто помолодела, и сам не смог удержать улыбки. Молча он вышел из кухни и направился в мою комнату. Когда же он открыл дверь, его улыбка сменилась удивлением.
Мы с Максимом сидели на диване, в комнате с выключенным светом. На коленях Давыдова стоял ноутбук, и мы смотрели фильм, хотя я не могла уловить его сути. Да и не пыталась.
— Так, а вот и пенсионеры! — проговорил отец. Увидев его, Максим встрепенулся и, едва не уронив ноут на пол, подошел к отцу.
