Мгновения жизни - Коббольд Марика (бесплатные полные книги .txt) 📗
НЕЛЛ ГОРДОН: Вновь вспыхнувшее пламя прежней любви разбередило сердечную рану.
Грейс поскользнулась, наступив на лист. Подобное случается осенью, когда листья облетают внезапно, а тут еще и дождь превращает их в скользкую мыльную кашицу. Она возвращалась от дантиста, который заявил, что ей, конечно, повезло с зубами — они у нее белые и ровные, но, если она не прекратит жевать табак, то зубы ее пожелтеют, как у дряхлой собаки.
— А полировка не может помочь? — поинтересовалась Грейс. Мысль о том, чтобы отказаться от табака, привела ее в ужас. Для работы с фотоаппаратом, как правило, требовались обе руки, поэтому курение исключалось. Но в той или иной форме табак стал ей необходим. Она внушила себе, что он поддерживает ее в состоянии постоянной готовности. Грейс до смерти страшилась инертности, еще с того кошмарного и черного как ночь времени, когда у нее случались выкидыши. «Вселенная требует действия. Корни зла произрастают из лености». Она каждый день повторяла эти коротенькие мантры, чтобы заставить себя двигаться и не стоять на месте. И никотин помогал ей в этом.
У нее обнаружились две дырки в зубах, и по дороге домой она шла, не глядя под ноги, ощупывая языком свежие пломбы. Она наступила на лист, поскользнулась и потеряла равновесие, рухнув лицом вниз на тротуар и не успев даже выставить перед собой руки, потому что инстинктивно прикрыла ими «Лейку». Она так и лежала, стараясь унять боль и головокружение, пока кто-то не протянул ей руку и не помог подняться на ноги. Из носа и ранки на лбу у нее шла кровь. Чувствовала она себя ужасно, ее тошнило. Голос произнес:
— С вами все в порядке?
— Да, — пробормотала Грейс. Перед глазами все плыло, и кровь никак не хотела останавливаться. — Все отлично, — добавила она и заковыляла прочь, цепляясь за перила, чтобы не упасть.
— Может быть, вызвать вам «скорую помощь»? — крикнул ей кто-то невидимый вслед. Грейс просто подняла руку и помахала ею, отказываясь от предложения. Она помнила, что буквально в нескольких ярдах отсюда должно находиться кафе. Там она сможет присесть. Выпить чашку чаю. Посмотреть на себя в зеркало и попытаться определить, не сломан ли нос.
Перед глазами у нее мельтешили красные и зеленые искорки. Позже она сфотографирует роскошное ночное небо, сочтя это зрелище забавным и достойным внимания, и назовет снимок «Боль».
Она смыла кровь с лица и рук и уселась у окна, наконец-то получив свою чашку чаю и молочник, а миниатюрный горшочек меда она всегда носила с собой в сумке. И тут она обратила внимание на человека, который прошел мимо окна, остановился, вернулся назад, двинулся дальше, но только для того, чтобы снова вернуться и уставиться на нее сквозь стекло, а потом он вошел в кафе.
— Невероятно. Глазам своим не верю, — раздался чей-то голос. Грейс чувствовала себя настолько отвратительно, что даже не повернула голову. — Грейс? Грейс Шилд.
Мягкий, негромкий мужской голос, акцент Восточного побережья США. Вот теперь она подняла глаза на этого назойливого приставалу.
— Господи!
— Не совсем так. Не угадала. Попробуй еще раз.
Грейс смотрела на него во все глаза.
— Джефферсон?
— Вот так-то лучше. Собственной персоной. Не веришь? Сколько мы с тобой не виделись?
— Если ты настоящий, а не мираж или галлюцинация, присаживайся и закажи себе чаю. — Она пыталась не смотреть на него слишком пристально, стараясь разобраться в своих чувствах: на нее нахлынул поток эмоций.
Джефферсон Макгроу уселся напротив Грейс за столик.
— Ты выглядишь так, словно тебе изрядно досталось. С тобой все в порядке? Грейс, может быть, я отвезу тебя к врачу?
— Нет, со мной все в порядке. Просто мне пришло в голову, не лишилась ли я сознания.
— Ты не похожа на человека, потерявшего сознание.
Анжелика однажды заметила, что если Грейс когда-нибудь встретит Джефферсона, то будет недоуменно спрашивать себя, что же такого она в нем нашла? Анжелика ошиблась. Грейс принялась рыться в сумочке, взяла пачку сигарет и предложила ему закурить. Он взял одну и любезно поднес Грейс огонек зажигалки. Она жадно вдохнула дым и слабо улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, той самой открытой улыбкой, которую она так хорошо помнила.
— А как насчет вот такого вступления? — поинтересовался он. — Глазам своим не верю, уж кого-кого, да еще в таком месте…
— Хватит, — прервала она его.
— Что?
— Галлюцинации полагается быть более оригинальной. Для данной ситуации скорее подошло бы нечто более выразительное.
— Мне нравятся клише, — возразил он, живо напомнив ей то время, когда они были любовниками. — Они, по крайней мере, справедливы.
Должно быть, она все-таки сильно ушиблась, потому что вдруг, безо всякой на то причины, глаза ее наполнились слезами. Она отвернулась и сделала вид, что прочищает нос, а на самом деле украдкой вытерла глаза. Джефферсон бросил на нее озабоченный взгляд, убрал руки со стола, а потом поднял правую и сделал такое движение, словно собрался почесать в затылке. Когда глаза их встретились, он поспешно и неловко опустил руку. Затем он принялся внимательно изучать собственные ногти, снова поднял руку, на этот раз чтобы почесать ухо. Грейс понимала, что он чувствует. Как правило, руки вам не мешают, вы ими всецело довольны, но вдруг наступает такой момент, когда они начинают жить собственной жизнью, и вы не знаете, что с ними делать и куда их девать, они тычутся в разные стороны, как нос перевозбужденной любопытной собаки.
— Ты так и не сделал заказ, — заметила Грейс. — Заказать тебе чаю? — Тут она сообразила, что смотрит на него в упор, и быстро перевела взгляд на официантку. Он ответил, что согласен. Грейс мельком подумала о том, что все происходящее кажется ей невозможным и вполне нормальным одновременно: он и она, вместе, осенним днем в Лондоне. Она продолжала болтать, слова следовали одно за другим все быстрее и быстрее, и еще она упорно избегала его взгляда. — Ты не поверишь, но в последнее время я часто видела тебя. Разумеется, на самом деле это был не ты… верно? Итак, что ты делаешь в Лондоне? Ведь ты не живешь здесь, не так ли? — Теперь, когда она осмелилась взглянуть на него, он сидел на стуле боком, спиной к окну, закинув ногу на ногу, и рассеянно вертел в руках пачку «Мальборо». Солнце, выглянувшее из-за тучи, зажгло золотом его волосы. Он всегда понимал важность правильного освещения.
— Я приехал сюда навестить клиентов. Мы открыли здесь контору. Я бываю в Лондоне примерно каждые два месяца. Так что, вероятно, ты видела все-таки именно меня.
— Животные?
— Прошу прощения? — переспросил он.
— Твои клиенты.
— Нет-нет, я бы так не сказал. Они богаты, во всяком случае, большинство из них, как мне представляется, но от этого они не становятся животными.
У Грейс стучало в висках, а нос распух и, кажется, увеличился вдвое.
— Ты разве не ветеринар?
— Ветеринар? — рассмеялся он и посмотрел на часы. Грейс проследила за его взглядом. Она хорошо знала эту руку: не очень крупную, с квадратными пальцами и чистыми ногтями, обкусанными до основания. И рука эта знала ее всю, до самых сокровенных уголков. Она почувствовала, что к щекам прилила кровь, и отвернулась.
— Уже почти полдень, — заметил он. — Мне кажется, тебе обязательно нужно что-нибудь съесть.
— У меня, конечно, текут слюнки, но мне придется подождать.
— С какой стати?
— Я была у дантиста. — В подтверждение своих слов она широко раскрыла рот.
— Съешь немного супа, — предложил он, просмотрев меню. — Ты уверена, что тебе не нужно к врачу? С ранами на голове шутить нельзя.
Глаза у нее горели так, словно в глазницы насыпали пригоршни песка. Она все никак не могла проморгаться.
— А с чем можно шутить? — устало поинтересовалась она. Внезапно на нее нахлынула необъяснимая грусть. — С жизнью, смертью, с людьми, чувствами, ранами на голове, с домашними любимцами, печенью, с сердцем? Правда, если задуматься, то найдется очень мало того, с чем можно шутить. Впрочем, можно сказать, что раз жизнь невозможна сама по себе — если, конечно, кто-нибудь в это поверит, — то шутить можно с чем угодно. Я съем сандвич с куриным мясом. А жевать буду другой стороной.
