Янтарная бусина: крестьянка - Цыпаева Ольга (полная версия книги .TXT) 📗
— Нечего думать. Решила я, мам, — вытерла слезы Катенька. — Давай в субботу стол собирать. И платье надо подвенечное — в воскресенье ведь уж свадьба. Девичника у меня не будет — нынче понедельник. Да и не хочется мне.
— Да и некогда девичник делать — торопится твой Гришка, боится, как бы ты не передумала, знать.
По дороге в поле Саня с Катенькой обсуждали, кого из гостей звать да когда отца за платьем в город посылать. Когда пришли, уж весь колхоз знал, что Катеньку в субботу сватать придут. Нюрка постаралась.
— Открывайте! Нам сказали, что у вас овечка продажна! — барабанила в дверь Ванечкиных Ульяна субботним вечером.
В стороне стоял Григорий, одетый по-городскому — в нарядной рубашке, в галифе и модной косоворотке. Из кармана выглядывал цветок. Дружки окружили Гришку.
пели они под гармошку.
— Ну, входите, раз пришли. Есть у нас ярка. Черна, красива, молода, — впускал отец гостей в горницу.
Катенька была заперта в темном чулане (так положено было — сиди, пока не позовут), плакала и думала: «Как овцу на базаре покупают… может, передумают, уйдут сейчас, может, случится что-нибудь… Нет, говорят все, не уходят».
— А приданое есть ли у вашей дочки?
— И приданое есть: и кровать, и перины, сундук с постельным и посуда — все как положено, — слышала сквозь свой рев Катенька.
Потом все было как во сне. Катя вытерла слезы. Ее вывели к гостям. Все причмокивали и говорили:
— Хороша, хороша, нам нравится. Берем мы вашу ярку.
Все ждала Катенька, когда кончится этот кошмар. Когда ночь наступит, чтоб выплакаться.
По рукам ударили сваты.
— Ну все, теперь вы жених и невеста, а уж завтра муж и жена. Поздравляю тебя, Гришенька! — радовалась Ульяна. — А ты чего, Катерина, пригорюнилась? Приезжать будешь к мамке-то. Не навек в город едешь! Завтра свадьба у тебя, а ты слезы льешь. Ну, поплачь, поплачь, положено девке перед венцом слезы лить.
— Свадьба завтра в городе будет. Я решил, что все по-городскому надо, — приосанился Григорий и обнял Катю. — И венчаться там будем, там и церковь красивее, не то что у вас в соседней деревне — не храм, а сарай какой-то. — Гришка брезгливо сморщил нос. — Дай я тебя поцелую, невеста моя.
— Завтра и поцелуешь на свадьбе, — отстранила его Катенька.
Григорий не обиделся, знал, что Катенька строгая девушка, не принято, наверно, в деревне до свадьбы целоваться.
А на дворе уж пела и плясала молодежь. Все ждали, когда выйдут невеста с женихом, чтоб славить их. Но жених вышел один — невеста приболела. До позднего вечера веселились парни и девчата. Не было среди них только Саньки Цыпаева.
С песнями и прибаутками Катины подруги ходили к жениху рубаху отдавать, оттуда вернулись с веником и невесту повели в баню.
Расплели ей косу, и Катенька отдала ленточку из своей косы Нюрке, чтоб та следом за ней замуж вышла. А слезы все не проходили.
— Плачь, Катенька, плачь. Перед свадьбой все плачут, — неловко успокаивали невесту подружки, сами понимали, что не так плачут перед венцом.
— Повезло тебе, Катя, — заревела Нюрка вместе с Катенькой. — Такой жених достался — и умный, и богатый, и краси-и-ивый, — уже голосила Нюрка. — Если бы мне да такое счастье, я бы нисколечко не ревела, я б веселилась и пела от счастья-а-а…
— Радоваться надо, — хлестали Катю веником девчата. — И платье отец тебе справил самое красивое, и свадьба в городе, и нас Гриша пригласил — с тобой будем. Ну, будет реветь-то, не за сто верст едешь!
К полуночи проводили подружки Катеньку до дому, приготовили платье подвенечное, вуаль. Легла Катя в клети, чтоб не будить никого. Ушли подружки, и мама ушла, лишь покачала головой, глядя на Катеньку.
— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий… Что же я наделала-то! Господи! — вместо вечерней молитвы шептала Катя в слезах. — Господи, прости меня, грешную! Помилуй меня, Господи… Не гневайся на меня, помоги мне, неразумной рабе твоей, Боже… — Катенька без сил упала на пол да так и заснула.
Беспокойно барабанили в ее окно. Вскочила Катенька — Нюра, наверно, забыла ленту свою. Что было поближе, то и надела на себя в темно те, побежала к двери — сейчас весь дом перебудит.
Низко опустив голову, у двери стоял Санька Цыпаев.
— Кать, выходи за меня. Нет никого у меня милее тебя. Только одну тебя и люблю.
Ноги подкосились у Катеньки, прислонилась к косяку, чтоб не упасть. Сердце выпрыгивало из груди. Дрожало и рвалось все от счастья и радости. Хотелось обнять и расцеловать этого разгильдяя, такого любимого, такого желанного. Хотелось уткнуться в его могучую грудь и так вот простоять всю жизнь. Но!..
— Ишь ты, пришел, опомнился. Что, Груша, что ли, прогнала? — сама удивилась своим словам Катенька. — Меня уж просватали. Венчаемся завтра.
— Да знаю я и по тебе вижу. — Санька кивнул на Катино платье.
Катя стояла в свадебном платье (надо же было надеть именно его впотьмах!).
— Выходи за меня, Катенька! Не прощу себе, коль откажешь, не идешь ты у меня из головы!
— И я не прощу Грушу Курочкину! И не забуду, как ты с танцев ее уводил.
— Прости меня, Катенька. Если не пойдешь со мной, все село перебужу! — Санька стал колотить в окно дома.
— Не пойду, — упрямо сказала Катя.
Вышла мама, на ходу застегивая кофту.
— Чего пришел-то среди ночи, аль дня было мало? Хватит орать на все село, в дом зайдите.
— Тетя Сань, отдайте за меня Катеньку! — Санька упал посреди избы перед мамой на колени. — Беречь ее буду, любить буду всю жизнь! Нет у меня, кроме ней, никого. Теть Сань, никого нет!
Вышел отец, за ним волочился сонный Борька. Ничего себе! Санька Цыпаев на коленях! Такого еще никто не видел! Вот-то будет чего завтра друзьям рассказать!
— Ну, и что ты стоишь тут как истукан, сказано тебе, просватали девку! Или, скажешь, не знал? — Иван садился на порог и скручивал цигарку.
— Нынче узнал. Дядь Вань… Отдай за меня Катерину. — Санька все еще стоял на коленях.
— Я-то что? У нее проси, — хитро пробормотал Иван.
— Ну прости ты меня, дурака, Катенька! — пополз к ней Санька.
Катя стояла не шелохнувшись и уж боялась говорить. Так хотелось скорее простить и забыть о завтрашней свадьбе, о Гришке, обо всем на свете. Но гордость взяла верх. Катя в ответ упрямо покачала головой.
Санька встал и выбежал из дома. Послышался скрип телеги и топот копыт.
— Маменька, тятенька, что ж я наделала! Я же дышать не могу без него! Я же не вижу больше никого, кроме него! — заголосила неприступная Катя.
— Дуры вы, бабы. Сами разбирайтесь. Спать пойду. Вернется он, не голоси, — хлопнул дверью Иван.
— Как же я завтра венчаться-то поеду с этим Гришкой — глаза б мои его не видели! Он ведь меня целовать завтра будет!
— Конечно, будет, — подлила Саня масла в огонь. — А ты зубы сожмешь и терпеть будешь всю жизнь — сама говорила, что так все живут.
— Зачем ты со мной так, мам? И без того плохо…
— Думать надо! Это видано ли такое! Любит мужика, он у ней в ногах валяется, ан нет, коза гордая, — нос воротит! Не прощу!.. А ты спать иди, не стой тут, без тебя тошно, прикрикнула Саня на Борьку.
Тот забрался на печь и высунул нос из-под занавески. Нет уж! Этого он пропустить не может! У любимой сестры жизнь решается, а его спать отправляют. Притих Борька, чтоб про него забыли. Жалко было сестру. Она как-то беспомощно лежала на полу и содрогалась от рыданий.
В дверь постучали. Катю как ветром сдуло с пола — она уж сидела на лавке, вытирая остатки слез рукавом.
Зашел Санька, за ним его мать. Санька опять бросился на колени. Заговорила мать:
— Прости его, Катенька, и ты, Саня, прости, дурак он был. Как медведь в клетке нынче по дому ходил. Не даст он мне покою. Больная я, помру скоро. Сделайте мне подарок перед смертью. Хоть покойна буду за сына, что с Катенькой он. С ней не пропадет. Ты-то не против?