Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга (электронные книги без регистрации txt) 📗
— Во сколько ты сможешь приехать? Нам нужно пройти мизансцены. Я не буду с бухты-барахты играть, не смогу…
— Полчаса максимум. Маринка придет со смены, сразу скидываю ей Еву и лечу. Я тебе зашерю видео. Все, что есть… Аля, это твой сценарий… Импровизируй нафиг, мне пофиг, реально…
Мне не было пофиг. Я чувствовала спиной присутствие соглядатая. Еще не знала, которого.
— У вас аншлаг?
— А ты думала… Сколько?
— Трое.
— Заметано. Короче, я шлю тебе сейчас все и желаю доброй ночи.
— Твоими молитвами.
— Как в сессию. Слабо?
— Да мне давно ничего не слабо…
— Тебя разбудить утром?
— Чтобы услышать то, что я сейчас тебе не сказала? Давай. До завтра.
— Мы тебя все очень любим.
— Я это заметила. Три. Понял?
Я сунула телефон в сумочку, застегнула ее и только потом обернулась. Терёхин. Пиджак расстегнут, пуговицы на месте…
— Завтра ты играешь в хорошего папу. Идешь с детьми в театр. Или с ними идет Геля. Выбирай. Мне без разницы.
Шея болела, но Терёхин продолжал стоять на крыльце и приходилось смотреть на него снизу вверх. Он молчал.
— Посмотришь, на что пожертвовал деньги. Ну и на меня заодно посмотришь на сцене.
Молчит.
— Можешь принести мою гитару?
— Мы уходим? — нарушил он наконец свое дурацкое молчание.
— Меня твой приятель выставил. И у меня нет никакого желания возвращаться.
— Что он тебе сказал?
Вопрос прозвучал глухо.
— Вот только не надо драк устраивать. Принеси гитару. И… Хочешь оставайся. Я поеду домой. Мне нужно роль учить.
— Куда домой?
— Туда, где мне откроют дверь. У меня никаких ключей с собой нет.
Для пущей наглядности я потрясла крохотной сумочкой.
— Что он тебе сказал?
— Кто он? Волков или Тихомиров? Волков сказал, что я ужасно играю. А твой Тишка, что я ужасно себя веду. Валер, у меня завтра тяжелый день. И я очень хочу, чтобы этот вечер быстрее закончился. И я не хочу орать на улице про свои дела. Ты либо иди за гитарой, либо спустись с крыльца.
Он сделал шаг на ступеньку, потом второй, затем… Был, скорее всего, прыжок.
— Что это было? — спросила, когда кислород снова начал поступать мне в легкие.
Впрочем, рот по-прежнему не открывался: Терёхин после поцелуя продолжал сжимать мне щеки.
— Печать собственника. Непонятно? Могу повторить.
Я мотнула головой, и его руки переместились с лица на талию.
— Надеюсь, завтра действительно детский спектакль. Взрослый перформанс я еле выдержал.
Я запахнула ему пиджак и застегнула на все пуговицы.
— В любом детском спектакле есть взрослый подтекст. Никита послушает отличный джаз. Сенька посмотрит на кукол. Ты — на меня. И потом оставишь все комментарии при себе, потому что будет очень плохо. Я не актриса.
— Еще какая актриса! Теперь сыграешь в мою девушку, ладно? — прошелся он носом по моему лбу. — Договорились? Некрасиво уходить.
— Пусть Тишке станет стыдно? Так, что ли?
— Воспринимай это, как бурные аплодисменты. Я ему ничего не говорил.
— Но подумал?
— Да, подумал дать Волкову в морду. А потом решил, а за что? Он ведь как бы разрешения попросил. Тебе он нравится?
— Как музыкант? — я улыбнулась. — Не мой типаж. Ты реально приревновал?
— Ну, а ты как думала… Серпом по яйцам. Еще б минуту и отрезала б совсем. Если, конечно, по закону жанра надо дать в морду, то дам… Но вам же как бы нельзя товарный вид портить… Не бей, ладно? — заметил он мою поднятую коленку. — Твой разрез уже сделал дурное дело, а сейчас ты заявляешь, что променяешь меня на сценарий.
— Мне нужно учить роль. Ты бы отвез меня домой и поехал на дачу, а утром забрал меня по дороге в театр.
— Сложная какая-то логистика. А вдвоем на дачу поехать слабо?
— Да. Я не хочу, чтобы Сенька знал, что на сцене я…
— Ты от него прятаться до воскресенья будешь? Ну что за дурь? Ты же не посторонняя. Тебя все равно разоблачить придется.
— Мне нужно повторить роль. Может, даже спеть что-то… — я смотрела в его глаза, все еще не смеющиеся. — Валера, я не могу делать это в чужом доме.
— Делай это не в чужом, — улыбнулся он. — Это ведь всего лишь твое отношение к месту. Дядя Сережа вон поет в душе и ничего, мы терпим… Саша, поехали на дачу. Буся перекроет храпом любое пение. Ну? Ты обещала мне субботу…
— Даже не думай!
— Я и не думаю, только мечтаю. Но у тебя есть своя комната. Марианна пусть эйерподы в уши вставит. Саш, ну если так сложилось? Ну, почти что семейное воскресенье. Не оставляй меня один на один с двумя засранцами. Это нечестно. Я не справлюсь. Могу сейчас Геле позвонить и сказать, что у нее выходной.
И он достал из кармана мобильник, одной рукой продолжая удерживать меня у бедра.
— Ничего не случилось. Нет, Геля, вы правы… Случилось… Чудо. Я завтра с самого утра забираю мальчишек. И вы до утра понедельника свободны. Ну, пусть Татьяна Васильевна уложит Сеньку спать. Не справится? Да, и чтобы мне не звонить ей, передайте, что мы с Александрой приедем около десяти. Кормить нас не нужно. Да все… Хорошего вам отдыха. Мне? Не, у меня рабочее воскресенье. Доброй ночи.
Он сунул телефон в карман. Посмотрел мне в глаза.
— В моей смерти прошу винить Александру Эс. Верно?
— Какой же вы глупый, Валерий Витальевич. Другие бы мечтали о таком воскресенье, а вы точно на каторгу собрались…
— Первый раз всегда страшно. Но я ведь буду не один, а с тобой.
— В зале ты будешь один. Но ты выживешь, я в тебя верю.
— Ты мной крутишь, как хочешь. Я завтра планировал работать, а кто-то должен был решать уравнения… Кстати, о птичках, а, Скворцова? Ты забыла?
— Представь себе, я все помню. Вечером решите все примеры. Вдвоем.
— Лучше втроем, а то я его убью.
— Хорошо. Возьмешь в пару себе Марианну.
— Какая же ты засранка, Сашка.
И он снова сгреб меня в объятия.
— И за что я тебя люблю, не могу понять…
Я высвободила голову, даже запрокинула ее, чтобы увидеть глаза. Все еще в красных прожилках.
— Тебе это кажется… — прошептала я.
— Пусть… Пусть и дальше кажется. Но вдруг ты поверишь, если я буду часто это повторять.
— Мысль изреченная есть ложь. Молчи, скрывайся и таи, — ответила я словами Тютчева.
— А я больше не хочу ни молчать, ни скрывать, ни таиться. Пошли… А то нас потеряли…
— Успокойся. За нами подглядывают…
— Ну тогда я имею полное право дать ему в морду.
Аркадий медленно спускался с крыльца с пачкой сигарет.
— Хотите?
— Мы не курим, забыл? — ответил Валера немного зло.
— Ну, а вдруг… — усмехнулся Волков. — Привычкам изменил… Хорошо смотритесь вместе, кстати. Так что зря шифруетесь. Зря. Я вас как тонкий знаток человеческой души сразу вычислил. И, по ходу, не я один. У тебя, Терёхин, совершенно дурацкий вид… В нашем возрасте это уже как бы неприлично быть настолько влюбленным.
Боже, какая у него самовлюбленная улыбка… Но он ее стоит!
— Сейчас и устроим каминг аут, — попыталась улыбнуться я на его манер и сильнее прижалась к Терёхинскому локтю.
А Волков на меня вообще не смотрел.
— Смотри в оба, Валер, — Аркадий потряс пачкой сигарет прямо на уровне его лица. — Будешь тянуть резину, уведут из-под носа…
Терёхин вышиб у Волкова пачку, и сигареты рассыпались по земле.
— А мой тебе совет, — прорычал ему в лицо. — Бросай курить…
Еще шаг и Валере пришлось сделать сразу два — Аркадий хорошо приложился кулаком к его спине. Терёхин не обернулся. Я обернулась и сама показала Волкову кулак, а он мне в ответ фигу. Ну, блин… Взрослые люди, кажется… А им жаркого на горячее мало.
Столик был пока наш — на двоих. На троих, с моей гитарой. Она легла на пол, чтобы не упасть. Я не рискнула занимать стул, принадлежащий гитаре Волкова, которая все еще отдыхала на сцене. Тихомиров специально, видимо, не заказал музыку, чтобы Волков был тут богом и царем. Он это любил. Сольники. С них он никогда не уходил один. На моей памяти.
