Шопоголик и брачные узы - Кинселла Софи (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Так что было в письме Люка? — спрашиваю я.
— Оно было… сумбурное. Сбивчивое и невразумительное. Кажется, у него какой-то… — Она делает царственный жест холеной рукой.
— Нервный срыв? Вот именно.
— Отчего?
— А как по-вашему? — отзываюсь я, не сумев скрыть саркастические нотки в голосе.
— Он очень много работает, — произносит Элинор. — Порой, пожалуй, слишком много.
— Это не работа! — Я уже не могу сдерживаться. — Это все вы!
— Я? — Она хмурится.
— Да, вы! То, как вы с ним обращаетесь!
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Элинор после минутного молчания.
Послушать ее — она искренне озадачена. Да бросьте! Возможно ли быть настолько бесчувственной?
— Хорошо… С чего бы начать? Да с вашей благотворительности! С благотворительности, над которой он трудился не покладая рук. С благотворительности, которая, как вы обещали, пойдет на пользу его компании. И — надо же! — не пошла. Потому что все заслуги вы приписали себе!
Вот это да! И почему я раньше так с Элинор не разговаривала?
Ноздри Элинор слегка раздуваются. Я отлично вижу, что она злится.
— Это превратный взгляд на события.
— Ничуть не превратный. Вы использовали Люка!
— Он никогда не жаловался.
— Он бы и не стал жаловаться. Вы сами должны были видеть, сколько времени он отдает вам, — и все впустую! Вы даже его сотрудницу забрали к себе! Уже одно это могло обернуться для него неприятностями…
— Согласна, — говорит Элинор.
— Что? — Я застываю.
— Использовать сотрудников «Брендон Комьюникейпшс» была не моя идея. Наоборот, я возражала против этого. Все произошло по настоянию Люка. И, как я Люку уже объяснила, вина за статью лежит не на мне. Возможность дать интервью появилась в последнюю минуту. Люк был в отлучке. Я очень многое рассказала журналисту об участии Люка и дала ему литературу о «Брендон Комьюникейшнс». Журналист обещал все прочитать, но ничего не использовал. Уверяю вас, Ребекка, я тут ни при чем.
— Чепуха! Приличный журналист не отмахнулся бы от такого…
Гм… А может, и отмахнулся бы… Припоминаю, что в бытность свою журналисткой я пропускала мимо ушей половину того, что говорили мне интервьюируемые. И уж тем более не читала всю ту муть, которой они меня нагружали.
— Ну… что ж, — нехотя соглашаюсь я, — допустим, это была не полностью ваша вина. Но не это главное. Не это так расстроило Люка. Несколько дней тому назад он решил поискать старые семейные фотографии у вас дома, но не нашел. Зато нашел письма своего отца. Все они — про то, что он был для вас нежеланным ребенком. Про то, как вы не хотели встретиться с ним, пусть даже всего лишь на десять минут.
По лицу Элинор пробегает судорога, но она молчит.
— И это вызвало еще более тяжелые воспоминания. Например, как Люк приехал в Нью-Йорк, чтобы повидаться с вами, сидел возле вашего дома, а вы отказались признать его. Припоминаете, Элинор?
Я знаю, что это жестоко. Но мне плевать.
— Это был он? — произносит Элинор наконец.
— Конечно, это был он! Не притворяйтесь, что вы этого не знали. Как по-вашему, Элинор, почему он так выкладывается? Почему при первом же удобном случае перебрался в Нью-Йорк? Ясное дело, чтобы произвести впечатление на вас! Сколько лет он был одержим этой целью! Не удивительно, что теперь он дошел до точки. Честно говоря, если учесть, какое у Люка было детство, я поражаюсь, что он продержался так долго!
И тут мне приходит в голову, что Люку, может, и не хотелось бы, чтобы я обсуждала его тайные неврозы с его матушкой.
Ну и пусть, все равно уже поздно. И потом, должен ведь был кто-то высказать все это Элинор.
— У него было счастливое детство, — произносит она, устремив неподвижный взгляд в окно автомобиля. Мы останавливаемся на перекрестке, и я вижу, как проходящие мимо люди отражаются в стеклах ее солнечных очков.
— Но он любил вас. Свою мать. И знать, что вы были там, но просто не захотели его видеть…
— Он злился на меня.
— Разумеется, злился! Вы же бросили его и умотали в Америку, даже не вспомнив о нем, абсолютно счастливая.
— Счастливая. — Элинор поворачивает голову. — Вы считаете меня счастливой, Ребекка?
Я резко умолкаю. К стыду своему, в жизни не задумывалась, счастлива Элинор или нет. Я думала только, какая же она дрянь.
— Не знаю…
— Я приняла решение. Я связана им. Это не значит, что я о нем не сожалею.
Элинор снимает солнечные очки, и я стараюсь не выдать потрясения от ее вида. Кожа натянута еще туже, чем раньше, под глазами залегли синяки. Несмотря на недавнюю подтяжку лица, выглядит она старше. И кажется чуточку бояее уязвимой.
— Я узнала Люка в тот день, — тихо говорит она.
— Так почему не подошли к нему?
В машине повисает тишина — и вдруг, еле шевеля губами, Элинор произносит:
— Я побоялась.
— Побоялись? — с недоверием переспрашиваю я. Не могу представить себе, чтобы Элинор чего-нибудь боялась.
— Отказаться от ребенка — страшный шаг. Принять дитя обратно в свою жизнь — шаг… не менее значительный. Особенно когда прошло столько времени. И к такому шагу я не была готова. Я не была готова его увидеть.
— И вы даже не хотели поговорить с ним? Не хотели… узнать его?
— Может быть… Может быть, я этого хотела. Я вижу, как подрагивает жилка — прямо под левым глазом. Отзвук чувств?
— Некоторые люди легко бросаются навстречу новым впечатлениям. Другие — нет. Другие отступают. Возможно, вам трудно это понять, Ребекка.Я знаю, что вы импульсивный, отзывчивый человек. Это одно из тех качеств, которые восхищают меня в вас.
— Да уж, — саркастически хмыкаю я.
— Вы о чем?
— Бросьте, Элинор. Довольно этих игр. Я не нравлюсь вам. И никогда не нравилась.
— Почему вы так решили? Шутит, что ли?
— Ваши привратники не впускают меня на мой собственный праздник… Вы заставляете меня подписывать брачный контракт… Я никогда от вас доброго слова не слышала…
— Случившееся на празднике — ошибка организаторов. Я очень сожалею. — Элинор слегка хмурится. — Но я не могу понять ваше недовольство по поводу контракта. Без него никому не следует вступать в брак. — Она выглядывает в окно. — Приехали.
Машина останавливается, и шофер выходит, чтобы распахнуть перед нами дверцу. Элинор смотрит на меня.
— Вы мне нравитесь, Ребекка. Очень. — Она выбирается из машины, и ее взгляд упирается в мои туфли. — У вас поцарапана туфля. У нее поношенный вид.
— Видите? — взвиваюсь я. — Поняли, о чем я?
— О чем? — Элинор смотрит на меня ничего не выражающим взглядом.
Все, сдаюсь.
Квартира Элинор залита утренним солнцем и абсолютно тиха. Поначалу я решаю, что Элинор ошиблась и Люка здесь нет, — но мы входим в гостиную, и я вижу его. Нахмурив лоб, он стоит у окна.
— Люк, с тобой все в порядке? — осторожно спрашиваю я, и он резко разворачивается, потрясенный.
— Бекки? Что ты здесь делаешь?
— Я… случайно встретила твою маму в «Тиффани». Где ты был все утро?
— Бродил то там, то здесь… Думал.
Элинор смотрит на Люка, и на лице ее ничего нельзя прочесть.
— Тогда я пойду, пожалуй? — неловко бормочу я. — Если вы двое хотите поговорить…
— Нет, — произносит Люк, — останься. Это не займет много времени.
Я присаживаюсь на подлокотник кресла. Никогда не любила атмосферу в этой квартире, а сегодня здесь вообще как в комнате ужасов, если не хуже.
— Я получила твои сообщения, — говорит Элинор. — И твое письмо, которое мало что прояснило. — Она резким движением срывает с рук перчатки и кладет их на край стола. — Я не понимаю, в чем ты пытаешься меня обвинить.
— Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя. — Люку явно стоит немалых усилий сохранять спокойствие. — Просто довожу до твоего сведения, что сделал кое-какие открытия. Первое — меня обманывали долгие годы. Я ведь никогда не был тебе нужен, правда? Но ты позволила мне верить, что это не так.
— Не будь смешным, Люк, — отвечает Элинор после непродолжительного молчания. — Ситуация была куда сложнее, чем ты себе это представляешь.
