Серебряный город мечты (СИ) - Рауэр Регина (читать полностью книгу без регистрации txt, fb2) 📗
Для виски.
И иных крепких.
— Домой ты не уйдешь, — он больше утверждает, чем спрашивает.
Выговаривает, когда мы сталкиваемся.
Оказываемся нос к носу.
— Грейпфрут, — фрукт-грейпфрут, прижатый машинально к груди, я ему протягиваю, напоминаю. — Там Хемингуэя ждут.
— Ты невыносимо упрямая, Север, — Дим выдыхает сквозь зубы.
Нависает надо мной, и, чтобы смотреть ему в лицо, голову приходится запрокидывать, глядеть почти зачарованно в тёмные глаза. Обкусывать губы, дабы правда не сорвалась, не Диму я буду говорить про страхи.
Про то, что без него домой я не пойду и не поеду.
Я буду там одна. В огромном доме, в десятке пустых комнат, среди так и не разобранных коробок… я заблужусь.
Потеряюсь окончательно.
— Я тебе так мешаю?
— Ты мне так…
Он не договаривает, обрывает резко себя же, забирает фрукт-грейпфрут, и помогать я больше не рвусь. Остаюсь сидеть на шатком стуле, на который с ногами по привычке забираюсь, вью, как сказала бы мама, своё гнездо.
Которое при людях я не сооружаю.
Не сижу так.
Но… никто не видит, а Дим не смотрит, не замечает больше меня, обмениваясь улыбками и шутками с очередными посетителями. Он обещает свой фирменный коктейль, на который джин, крутанув левой рукой бутылку, вытаскивает.
Сыплется в бокал лёд.
И веки под мерный шум и голоса людей тяжелеют, слипаются ресницы, которые Кобо, делая великое одолжение, мне красил сам.
И мысли об этом неповоротливые.
Громоздкие.
— У меня смена до одиннадцати, — Дим, разрывая тяжёлую полудрёму, сообщает хмуро.
Разглядывает, оказывается, меня, и около стула, когда я открываю глаза, он на корточках сидит, держит уже знакомую книгу-дневник.
— Посмотри, раз… ты здесь решила… ждать, — он предлагает рвано, сообщает негромко, стучит пальцами по кожаной обложке. — Я дочитал всё, что распечатал Герберт, дальше пошёл оригинал, а у меня с чешским шестнадцатого века как-то не особо ладится. Может ты…
Может я…
Открою и уже прочитанное им прочту сама, пойму, почему упомянутый Мартой Ворон внимание Дима привлёк. И получается, что чёрный человек не только кошмар последней хозяйки замка, он существовал. Был наяву, и называть его Вороном Альжбета отчего-то считала уместным, а Дачицкий писал про приехавшего папского легата и тут же добавлял про Ворона.
Тоже.
И, пожалуй, велика вероятность, что Ворон Альжбеты и Дачицкого один и тот же человек, который приехал в Кутна-Гору по первым морозам.
Или нет?
Ответа не находится, а завитки-строчки, старательно выведенные чёрными, не поблекшими от времени, чернилами, не читаются, не поддаются пониманию, и продвинуться дальше почти не получается. Разбираются больше двух часов только три короткие записи, складываются в описание встреч с Владиславом, о котором Альжбета пишет с исключительным восторгом, сожалеет, что ему, прогостившему и без того непростительно долго, скоро уехать будет надобно.
И очередной заказ пупетье оттого она сделала…
— Дим, — я, поднимая голову, зову.
Громко.
И оборачивается, отвлекаясь, не только он, но без разницы.
Неважно, потому что о заказе Альжбеты, пожалуй, важнее, точно интересней, и со стула, приглушенно шипя, я неловко встаю, дохожу, чтобы выставленные пивные кружки взглядом проводить, ткнуть пальцем в книгу, показать.
— Смотри, — я требую, хватаю его за рукав. — Альжбета в конце февраля заказала две, как она пишет, особые куклы. Они были в размерах больше, чем все прежние, потребовалось изрядно серебра. А самое главное, у этих двух кукол были лица её и Владислава. Она даже послала их настоящие локоны вместе с письмом. Как бы частицу их самих, понимаешь? Ей хотелось, чтобы осталось что-то на память, и ей, и ему. Владиславу она думала подарить свою куклу, а ей бы осталась его.
Я говорю торопливо.
Кажется, сбивчиво.
Но Дим слушает, сморит внимательно, пробегает взглядом по предложениям, в которые пальцем я продолжаю нетерпеливо тыкать, приплясывать на месте, потому что я бездоказательно уверена, что…
— Герберт отдал тебе одну из этих кукол?
— Да! — я выпаливаю, киваю для убедительности. — Куклу, которая должна была быть у Владислава. Только я не понимаю, как она могла оказаться у Герберта. Но зато понятно, почему она не пропала вместе с Альжбетой и всем остальным. Дим, я на зуб готова поспорить, что моя кукла — это подарок Владиславу, она вот вообще не маленькая, её ни в какой город не засунуть. Либо этот город, в самом деле, должен был быть исполинским.
— Две особые куклы. Серебряный город. Волшебный камень. И дневник до кучи, — Дим перечисляет задумчиво, не отступает от меня, и, когда мы оказываемся вплотную, понять сложно, неясно, в какой момент, не замечая, он накрывает мои пальцы, что на книге лежат. — Как выберем, что из этого стало причиной для убийства нашего пана? Что ищут, Север?
— Дневник — ключ ко всему? — я предполагаю, хмурясь. — Без него вряд ли можно найти остальное. Впрочем, с ним тоже проблематично. Я дочитала до марта, а дальше… ерунда какая-то. У меня ощущение, что это не чешский. Ни слова понять не могу.
— Но хотя бы страницы без клякс, — Дим, вглядываясь в эти самые страницы, бормочет почти с претензией, спрашивает хмуро. — Видела последнюю запись? Строчки скачут. Написали словно в спешке и не до конца, обрывается.
— Видела, — я, подтверждая, вздыхаю тяжело, спрашиваю то, на что ответ, в отличие от всего остального, получить можно. — Зачем ты попросил Марту об экскурсии?
— А ты разве не планировала посетить руины замка? — он осведомляется тоном светским, но… насмешливым, прищуривается.
Опять-таки насмешливо.
И под его взглядом я, недовольно морщась, признаю:
— Планировала.
— И, конечно, одна.
— Какая догадливость…
— С ней будет информативней, — он говорит задушевно.
Втолковывает аки неразумному ребёнку.
Которому гулять одному небезопасно, а потому компания — это хорошо, правильно в нашей ситуации, разумно.
И соглашаться с его правотой мне не хочется. Не требуется, ибо записи Альжбеты, убирая мои пальцы со страницы, он звучно закрывает, вручает мне, и на ухо, фыркая и щекоча дыханием, сообщает между прочим:
— Она мне не нравится, Север.
— Конечно.
Безусловно.
Нравится ему только Алёнка, на ней он жениться собирался, а потому ревновать к хорошей девочке и знатоку Дачицкого, в самом деле, глупо.
Ему же плевать и на неё, и на меня.
— Знаешь, мне не даёт покоя этот Ворон, — я говорю, прогоняю, свершая поистине титанические усилия, неуместные мысли. — Альжбета так его боялась, словно он, в самом деле, мог её на костре сжечь или ещё чего. Может, правда, убил? Но почему тогда осенью, если приехал в декабре. Какой смысл было ждать столько времени? Что их вообще связывало? Они встречались на каком-то маскараде, то есть, получается, ещё в Вене, так? Или я ошибаюсь, и приехавший легат — это не её Ворон?
— Стоп, — Дим командует.
Отбирает дневник, на который я взираю с отчаяньем.
И ненавистью.
— Я думала, что если прочитаю её записи, то найду ответы…
— Север.
— …только я не могу их прочитать…
— Знаешь, на какой высоте кипит вода в теле при нормальной температуре?
— Что?
Я моргаю растеряно.
Осознаю, что за подбородок, повернув мою голову и смотря в глаза, он меня держит, и пальцы у него жесткие, цепкие.
А взгляд тревожный.
— Девятнадцать тысяч метров. Мозг, известно, не вода, но у тебя он сейчас тоже закипит. И без всяких метров, — Дим говорит раздельно, приказывает. — Баста на сегодня.
— Но…
— Я тогда отобрал у тебя «Сазерак», ты дулась весь вечер, и я пообещал, что, когда дорастешь, сделаю тебе его сам.
— Значит, доросла?
— Быть может… — он произносит непонятно.
Вытаскивает абсент, виски и биттер.
Подаёт не глядя мне.
— Ты решил меня споить, — очевидное, принимая две бутылки, я констатирую со вздохом.
