Мгновения жизни - Коббольд Марика (бесплатные полные книги .txt) 📗
Грубость. Незрелость. Оскорбление хорошего и утонченного вкуса. Извращение. Надругательство над искусством. Работа умственно неполноценного человека.
Краски на холсте кричат на разные голоса. Моя картина повествует о дружбе, которая превратилась в любовь, и о любви, которая стала ненавистью. На ней есть стучащие лапками мыши с огромными бархатными глазами и еще более огромными ушами. Там есть дом, окна которого закрыты ставнями, и море, исчезающее у горизонта. На пляже с женщинами играют двое маленьких детей. До сего дня я не знаю, что оскорбило их всего сильнее — то ли сама любовь, то ли то, что там были дети, наблюдающие за этой любовью.
И все это — мой мир, моя картина — прислонились к стене под великим творением моего супруга.
Артур поворачивается к своим гостям.
— Леди и джентльмены, очевидно, произошла досадная оплошность.
НЕЛЛ ГОРДОН: Многие друзья Грейс Шилд задавали себе вопрос, как могла она, независимая и свободная женщина, самостоятельно пробившаяся в мир фотографии, где процветает конкуренция, смиренно исполнять роль «запасного аэродрома» в отношениях, которые длились целые шесть лет.
Грейс отворила заднюю дверь, и Плутон, тяжело отдуваясь, с выпученными глазами, вывалился наружу. Его старый и слабый мочевой пузырь требовал немедленного опорожнения. Она вышла вслед за ним, ступая босиком по влажной от утренней росы лужайке, по-прежнему в домашнем платье. Грейс прижалась грудью к воротам, ощущая, как заостренные деревянные колья впиваются ей в кожу, и смотрела на дорогу. А вот и он, выходит из-за угла у пожарной станции. Он находился еще слишком далеко, чтобы она могла разглядеть его черты, но походка была точно его, развинченная и легкая. Грейс подняла руку, приветствуя его, а потом в сопровождении Плутона вернулась в кухню, поставила рогалики в духовку и чайник на плиту. Она оставила дверь открытой, опустив противомоскитную сетку. День снова обещал быть жарким. Грейс бросила взгляд на свое отражение в маленьком зеркальце над холодильником. Волосы ее были еще влажными после душа, щеки порозовели, а от уголков глаз веером разбегались морщинки-смешинки. «В последнее время я что-то целыми днями улыбаюсь, — подумала она. — Просто не узнаю себя».
— Милая, я дома. — Он говорил так каждое утро, возвращаясь из магазина с газетами, и всякий раз она смеялась, не потому что слышала что-то очень уж смешное, а потому, что он выглядел очень довольным своей маленькой шуткой.
Она направилась к нему, чтобы поцеловать, но споткнулась о Плутона, который намеревался опередить ее.
— Завтрак почти готов.
Как обычно, он комментировал все подряд, о чем прочел в газете, и, как обычно, она слушала его вполуха. Сегодня утром его интерес привлекло предложение начать жилую застройку на месте, где, по слухам, когда-то была свалка токсических отходов, в старом городе китобоев.
— И вот большие ребята задают вопрос: «Эй, народ, вам нужна крыша над головой или нет?»
— Ты адвокат, — откликнулась Грейс. — Помоги. Предложи свои услуги этим людям.
Он взглянул на нее и улыбнулся:
— А, так ты все-таки слушала. Да, может быть, я так и сделаю.
Неужели он постарел? Ему ведь едва исполнилось сорок. Но все чаще бывали моменты, вот как сейчас, когда Грейс смотрела на него, ожидая вспышки энтузиазма, когда он, казалось, лучился энергией, а вместо этого видела лишь усталость и безразличие. Она перегнулась через стол и накрыла его руку своей.
— С тобой все в порядке?
Он выпрямился на своем деревянном стуле с высокой спинкой и улыбнулся в ответ.
— Разумеется, со мной все в порядке. Я всегда в полном порядке. Просто вчера вечером мне не следовало пить второй бокал виски, только и всего.
— Отправляйся читать свою газету на крыльцо. — Она поцеловала его в макушку, вдыхая теплый аромат волос. — Какой приятный запах.
— Это тот новый шампунь, который я купил. Французский. На флаконе написано, что в нем использованы натуральные ванильные масла. — Он наклонился и почесал Плутона за ухом, а потом встал из-за стола, держа в одной руке газету, в другой — недопитую кружку кофе.
Она улыбнулась ему.
— Что? — спросил он, ему явно стало неловко. — Что такое?
— Ничего, — ответила она, но все равно улыбнулась его манере подробно сообщать о составе своего шампуня или ткани нового спортивного пиджака. Создавалось впечатление, что, показывая ей мельчайшие ниточки своей жизни, он старался связать их вместе как можно крепче.
Скоро она принесет ему еще одну кружку кофе. Ей нравилось баловать его в таких вот мелочах. Ей нравилось думать о том, что вот сейчас он дремлет в кресле-качалке, пока она возится в кухне, сердце ее переполнялось любовью, и она не могла думать больше ни о чем ином. Грейс убрала молоко и картонную упаковку сока, в очередной раз поразившись про себя, какими огромными были американские кухонные агрегаты, совсем как в 1950-е годы, если сравнивать с теми, что остались дома. А еще эти посудомоечные машины с вертикальной загрузкой, в которых было видно, как подается вода. Все дело в уверенности, решила она, уверенности в неограниченном пространстве и бесконечных ресурсах.
* * *
Они всегда отправлялись на прогулку после завтрака и перед тем, как лечь спать. Ей нравилось, как звучала эта фраза, словно адресованная постороннему слушателю: мы всегда…
Чтобы попасть на пляж, нужно было пройти по Главной улице, и Джефферсон держал ее за руку, устремившись вперед и не сводя глаз с какой-то одному ему видимой точки где-то впереди. Грейс потянула его за рукав. Она предпочитала не спешить. Ей нравилось смотреть сквозь кружевные занавески и приоткрытые жалюзи и ставни ныне запущенных, а когда-то роскошных домов.
Каждый день, надевая перед прогулкой кроссовки, она испытывала прилив воодушевления. Джефферсон как-то заявил, что она все перевернула с ног на голову; это Плутон должен был вилять хвостом и мчаться к двери. Но она-то знала, в чем дело, — они могли открыто ходить вместе, куда им вздумается, не прячась и не озираясь по сторонам. Все дело было в том, что самые обыденные мелочи превращались в нечто возвышенное только потому, что он находился рядом. Обыкновенные будни стали праздниками.
Они шли по пляжу, и солнце играло разноцветными песчинками, которые одна за другой утекали в океан. Над их головами крачки деловито сновали между морем и своими гнездами, и в клювах возвращавшихся птиц серебрилась добыча.
— А ты знаешь, — заметил Джефферсон, — что крачка способна кричать и одновременно удерживать рыбу в клюве? Просто какая-то уникальная птица, ты не находишь? Такая красивая умная птичка. — Он приподнялся на цыпочки, подняв правую руку в воздух, словно намереваясь погладить одну из этих птичек по грациозным изогнутым крыльям.
Любовь пробуждает в женщине материнские чувства, а в мужчине — мальчишеские, решила Грейс, вытаскивая тюбик солнцезащитного крема и втирая его в обожженный лоб Джефферсона и в облупившуюся переносицу. А тот, пританцовывая на одном месте, был занят тем, что палочкой, отнятой у Плутона, выводил на песке их инициалы и, как только Грейс нанесла последнюю каплю крема ему на щеки, вновь принялся за дело, нарисовав на песке букву «X», означавшую поцелуй.
Обратно они двинулись кружным путем через весь городок, и им пришлось поздороваться, по крайней мере, с семерыми жителями. Они остановились у большого книжного магазина: проходы между его полками, казалось, уходили в бесконечность, нарушая физические законы природы, а внутри он выглядел еще больше. Плутон чувствовал себя здесь как дома и, отпущенный с поводка, попросту улегся у кулинарного отдела, сразу же обозначив свои приоритеты. Джефферсон и Грейс тоже следовали заведенному порядку: он брал в руки одну книгу за другой, рассматривая обложки, фотографии авторов, читая аннотации на последних страницах. Грейс же останавливалась на какой-то одной книге и читала ее, пока Джефферсон не заканчивал свои изыскания. Таким образом она успела достаточно хорошо изучить первые двадцать страниц почти всех классиков американской литературы. Четыре книги понравились ей настолько, что она приобрела их и дома дочитала до конца. У кассы они поболтали с Мэри, хозяйкой магазина, которая работала в нем каждый день, включая субботы. Глядя на них, она улыбнулась:
