Танго с Бабочкой - Вуд Барбара (список книг .txt, .fb2) 📗
— Ты знаешь, что они планируют на следующую серию эпизодов? — спросила Ариэль, и яд сочился из ее слов.
Барри уже знал. Медсестра Вашингтон (Латриция Браун) должна была стать главной героиней. У нее неожиданно возник роман с одним из докторов шоу, она пережила трагедию, а потом драматическое, смелое возвращение, и все за счет эфирного времени Ариэль Дюбуа. Но он не мог обвинять авторов. После прохождения курса лечения и похудения. Латриция Браун стала очень красивой женщиной. Начали приходить письма от зрителей, желающих чаще видеть ее на экране. А последнее шоу, в котором медсестра Вашингтон сделала неотложную трахеотомию ребенку и спасла его жизнь, значительно повысило их рейтинги.
Барри на самом деле нравилось, что роль Латриции увеличилась — ее участие в шоу в течение двух лет было очень незначительным, в некоторых эпизодах она не появлялась вообще. Но он не собирался навлекать на себя гнев Ариэль. По тому, как она качала своей изящной ногой и постоянно отбрасывала назад гриву белокурых волос, он промолчал, поняв, что она жаждет крови.
Это был не первый случай, когда звезда начинала ревновать к актеру, исполняющему эпизодическую роль, и добивалась его увольнения с работы. А Латриция Браун не стоила того, чтобы из-за нее вступать в борьбу с Ариэль. Жизненный принцип номер один жизни Барри Грина гласил: «Избегай неприятностей. Любой ценой».
— Хорошо, Ариэль. Я дам ей роль в другом шоу.
Спустя месяц у Барри Грина начались неприятности.
— А как Джон поживает, дорогая? Джессика?
Джессика посмотрела на мать.
— Прошу прощения, что ты спросила?
— Ты не слушала.
— Прости. Я думала о последнем деле, которое сейчас веду. — Джессика примирительно улыбнулась матери. Они сидели в столовой, построенной из стекла и мрамора, в доме Маллигэн на Палм Спрингс, ели нежные бифштексы и печеный картофель, наслаждаясь видом поля для гольфа и снежной вершины горы Сан-Хасинто на заднем плане. Пища была превосходной, как превосходен был и дом, купленный за миллион долларов. Шестидесятипятилетняя мать Джессики была одета в безупречный костюм для бега трусцой из лимонно-желтого велюра, а на ее отце была бледно-розовая рубашка для игры в регби и холщовые плиссированные слаксы. Они оба выглядели аккуратными, загорелыми и богатыми.
— Жаль, что Джон не смог прийти с тобой сегодня вечером, Джес, — сказал отец, разрезая бифштекс.
— Он сейчас в Сан-Франциско. Его компания…
— Я хотел посоветоваться с ним по поводу инвестиций, которые хочу сделать.
— Да, конечно. — Джессика двигала по тарелке нетронутый бифштекс. — Он приедет домой завтра.
Во время разговора ее отец ни разу не посмотрел на нее. В действительности он редко смотрел на дочь, когда говорил с нею. Джессика однажды подумала, что она видела макушку его головы или заднюю часть его шеи больше времени, чем она видела его лицо. Но это было к лучшему, потому что, когда он сверлил ее тяжелым оценивающим взглядом, она всегда, казалось, не знала, что делать.
Некоторое время все трое ели в молчании. Время от времени Джессика смотрела на захватывающий дух вид из окна и сожалела, что из ее собственного дома не открывается такой вид. Все, на что они с Джоном смотрели, был бульвар Сан-Сет.
— Что у тебя за новое дело, дорогая? — спросила миссис Маллигэн.
— Вы когда-нибудь смотрели «Пятый север»?
Ее отец поднял глаза.
— «Пятый север»? Это случайно не телешоу? Бессмысленная чепуха, если только я когда-либо видел это. Кто захочет смотреть шоу о больных людях? Это рассчитано на идиотов, я не сомневаюсь.
— А мне нравится шоу, — мягко произнесла миссис Маллигэн.
— Да уж. Женщины помешаны на болезнях и смерти.
— Мама, — сказала Джессика, — а ты читала об актрисе из шоу, которая предъявляет иск продюсеру и студии за нарушение контракта?
Миссис Маллигэн открыла было рот, но ее муж ответил за нее:
— Я не знаю, чего добивается эта женщина. Насколько я понимаю, они предложили ей роль в другом шоу — лучшую роль, заметьте, и за более высокий гонорар. Она бросила им бумаги в лицо.
— Это дело принципа, папа. — Она подверглась гонениям, потому что звезда шоу невзлюбила…
— Подай мне, пожалуйста, сметану, Джес.
— Я считаю, что она довольно симпатична, — сказала миссис Маллигэн, — теперь, когда она сбросила вес. Стала похожа на африканскую принцессу.
— Это шоу продюсера, — стоял на своем мистер Маллигэн. — Это его деньги. Если он хочет уволить ее, он имеет право сделать это. В конце концов, она нарушила контракт, изменив свою внешность.
— Папа, в ее контракте ничего не говорится о том, что она должна быть жирной.
Мистер Маллигэн смешал сметану с печеным картофелем и нахмурился.
— Хелен? Сколько времени ты готовила этот картофель?
Джессика раздраженно посмотрела на мать и продолжила возиться со своей порцией.
В доме семейства Маллигэн не было стен: гостиная переходила в столовую, которая продолжалась в общей комнате.
В поместье с полем для гольфа, созданном для утонченного и изысканного стиля жизни в пустыне, были гладкие мраморные полы, абсолютно белые стены, редкая мебель в мягких пастельных тонах и несколько экземпляров дорогой скульптуры. Джим Маллигэн в прошлом был бизнесменом и все время проводил на поле для гольфа, в то время как его жена посещала клубы, где играли в карты, занималась флористикой и ходила на встречи организации «Вэйт вочерс», которая оказывает услуги тем, кто хочет избавиться от лишнего веса. Все трое пили теперь кофе; на улице было слишком холодно, чтобы сидеть во внутреннем дворике и слушать журчание испанского фонтана.
В то время как Джим уселся на лучшее место и потянулся к телевизионной программе, миссис Маллигэн обратилась к дочери:
— Ты кажешься ужасно озабоченной сегодня вечером, дорогая.
— Это все из-за того дела. Я просто не знаю…
Мистер Маллигэн посмотрел на Джессику поверх своих бифокальных очков. Он был ужасно горд, когда его младшая дочь закончила Стэнфордскую юридическую школу с отличием, и планировал организовать для нее солидную практику здесь, в Палм Спрингс. Он даже обсудил это с Джоном Франклином, молодым мужем Джессики, и тому эта идея показалась привлекательной. Но потом Джессика удивила их обоих, объявив, что собирается открывать практику вместе с сокурсником где-то в Голливуде и специализироваться на законодательстве, регулирующем отношения в сфере шоу-бизнеса. С точки зрения Джима Маллигэна, это было не лучше, чем работать агентом.
— И что это за дело? — спросила миссис Маллигэн, осознавая неодобрительный взгляд мужа.
— Я представляю Латрицию Браун.
— Ту, что снимается в медицинском шоу?
— Она знает Микки Шеннона. Он направил ее ко мне.
— У Латриции Браун нет поддержки, — сказал ее отец. — Одна плохонькая актриса против мощной студии и одного из самых популярных продюсеров в Голливуде. Почему глупая девчонка не принимает их предложение? Я думаю, что они были бы чрезмерно щедры, даже предложив половину.
— Потому что, папа, — медленно произнесла Джессика, — как я уже говорила, это дело принципа. Она решила бороться с ними и попросила, чтобы я представляла ее.
— Что ты собираешься делать, дорогая?
— Я еще не до конца решила, мама. Мы встречаемся с Барри Грином в студии завтра утром.
Джессика поглядела на своего отца. Он хмурился.
Они продолжали потягивать кофе в молчании. Джессика боялась этих формальных посещений родителей — она делала это главным образом, чтобы доставить удовольствие матери. У них не было ничего общего; они с отцом никогда ни в чем не соглашались друг с другом, и ни один визит не обошелся без того, чтобы мать тем или иным образом не упомянула о бездетности Джессики. Вечер обычно заканчивался тем, что Джессика смотрела на часы и считала минуты, когда она сможет уехать.
Она была более чем озабочена делом Латриции Браун и пробовала поговорить об этом с Джоном, прежде чем он уехал в Сан-Франциско. Но он не слушал.
