Отшельник (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Где-то вдалеке послышался лай собак, а потом в усадьбе выключили свет, и я оказалась в кромешной тьме. Оглядываясь по сторонам расширенными глазами и выдыхая клубы пара, я начала дрожать. В тишине отчётливо слышала собственный стук зубов. Лай собак начал приближаться, а у меня от ужаса по щекам потекли слезы. Вместе с осознанием – он не отпустит. Он играется со мной. Спустил по моему следу собак… и дверь, и калитка были открыты именно для этого, чтобы гнать меня по лесу как животное. Как их… чьи головы висят у него в коридоре. Мамочка… куда я попала?
ГЛАВА 5
Я — это я, а вы грехи мои
по своему равняете примеру.
Но, может быть, я прям, а у судьи
неправого в руках кривая мера…
© Уильям Шекспир
Азарт, вот что я почувствовал, когда ее увидел. Нет, не у себя дома. А намного раньше на видео и на фото, которые прислал мне Гоша. Внутри что-то щелкнуло. Я даже услышал этот щелчок. Мгновенный интерес, когда по телу проходит судорога предвкушения. Что-то в ней было такое неуловимо притягательное, заставляющее взвиться от желания взять и мять, разбирать, изучать, ломать и собирать заново. Она слишком настоящая, естественная не вытягивает в камеру губы, не принимает поз озабоченной самки богомола с раскоряченными ногами или оттопыренной задницей с прилипшим к спине животом. Меня такие не возбуждали уже давно. Я любил охотиться сам. Играться. Вот таких вот инстаграмных копи-пейстов вокруг был океан. Помани пальцем – и отсосут прямо на лестнице любого заведения, а то и на улице при камерах, лишь бы считаться девушкой Огинского. Смотрят как на бога, раззявив одинаковые рты, а в глазах доллары, как на игровых автоматах, щелкают. У меня на таких не стоял с тех пор, как я заработал свою первую сотню тысяч зелени. Сам. Первая сделка и бинго. Отец тогда подарил мне золотой портсигар и трехкомнатную квартиру, а сотню сказал вложить опять в оборот. Мой отец был умным сукиным сыном, и я всегда был похож на него, чем иногда гордился, а иногда люто ненавидел нас обоих. Особенно после того, как первый раз увидел его с другой женщиной. Мне было лет четырнадцать, я вернулся со школы, а он трахал мамину лучшую подругу на нашем обеденном столе. Я хорошо запомнил, как ритмично двигались его бедра, бряцала пряжка на приспущенных штанах, и сучка, которая еще вчера обнимала и целовала мою мать в обе щеки и называла «моя любимая Любочка», выла под моим отцом и грязно материлась, сжимая столешницу тонкими пальцами с ярко-красным лаком.
Отец увидел меня в отражении в окне на фоне темных штор, подмигнул и продолжил осатанело вбиваться в полное тело Анечки. Да, эту сорокалетнюю пышку они с моей мамой называли Анечкой. Потом он мне втирал, что это естественные физические потребности, что это как сходить в ресторан или справить нужду на улице и что все бабы – шлюхи и готовы раздвинуть ноги, если помахать у них перед носом стопкой зеленых бумажек. Он, конечно же, был прав.
Но тогда я видел, как мать рыдает по ночам в подушку, как замазывает синяки под глазами от бессонницы и пьет свои бесконечные антидепрессанты. Но она скорее бы отрезала себе язык, чем показала ему, что знает о нем с Анечкой. И я ее понимал. Потому что пока ты не знаешь о предательстве или делаешь вид, что не знаешь, ты еще не вывалян в грязи настолько, чем когда знал и закрыл на это дерьмо глаза. Ты еще хоть немного себя уважаешь. Самое паршивое в этой жизни – это потерять самоуважение. Пока ты сам себя уважаешь – тебя уважают и другие. Впрочем, мне всегда было плевать на других и на их мнение. Когда начинаешь интересоваться – кто и что о тебе думает, ты перестаешь быть личностью, а становишься еще одним примером шаблона, по которому принято жить, чтоб у других от шока или зависти челюсть не отвалилась. Мне было насрать на чужие челюсти и на то, как их владельцы спят по ночам, считая моих женщин и мои деньги. Потому что и того и другого у меня было до хрена.
Меня называли отшельником не потому что я был одинок, а потому что я был всегда один. Чувствуете разницу? Мне не нужна была толпа шутов и свита. Я предпочитал тишину и уединение вечеринкам и приемам. И устраивал их лишь по большой необходимости. Но иногда мне становилось скучно, и я хотел поиграть. Тогда я звонил Гоше.
Анечку я трахнул спустя пару месяцев на своем дне рождения. Она сильно не сопротивлялась, развернулась задом, наклонилась и призывно прогнулась. Кажется, эта поза стала моей любимой с тех самых пор. Вроде как говорят, что своих самых первых помнишь всегда. Это правда, я помнил Анечкин зад и ее груди с сосками разного размера. Это все, что я в ней запомнил. Мне не нравилось ни то, ни другое. С тех пор я всегда любил маленькую грудь. Хотя я, несомненно, не гнушался всеми возможными и практически невозможными позами, в которые можно поставить, нагнуть, уложить или усадить свою любовницу или шлюху.
Мамина подружка недолго была нашей общей с папой любовницей, и в отличие от меня, он не знал о том, что я ее трахаю до него и никогда после.
Она его бросила ради меня, потому что я поставил ей такое условие. Ооооо, Анечка согласилась бы на что угодно, извиваясь подо мной, как прибитая гвоздями к столешнице бабочка, ведь у ее нежного горлышка подрагивало лезвие бритвы, и я с каждым толчком рассказывал ей, как перережу его от уха до уха, если она откажется бросить моего папочку, когда я произнес последнюю угрозу и сжал двумя пальцами ее клитор, она кончила, закатывая глаза, проклиная меня и называя конченым психом. Мне было плевать, что она думает по этому поводу, я заткнул ей рот членом и толкался в ее горло пока не залил его семенем.
Анечка сказала Огинскому-старшему, что бросает его ради меня, и папочка был ошарашен, он даже назвал меня сопливым ублюдком. На что я ответил улыбочкой и заверениями, что моя ублюдочность лучше любого теста днк доказывает, что я его сын. Урок был усвоен. Он больше никогда не трахал своих шлюх так, чтоб и я, и мама знали об этом. После Анечки я расширял и углублял свои познания в сексе всеми доступными мне способами, а иногда и недоступными.
Уже в универе я любил заполучать в свою постель этих тупых идиоток. Не умеющих держать ноги сдвинутыми и мечтающих о богатеньком лошке, покупающем им тачки и смартфоны. Только после меня их не могло утешить ни то, ни другое. Потому что я ломал их мечты. Я играл не по их правилам, а только по своим. Они мечтали больше никогда обо мне не вспоминать, а были и такие, кто не хотели вылезать из моей постели. Кому как повезло.
Я понял лишь одно – отец был прав, их можно покупать пачками. Всех! Вопрос только в цене. Захотел – заплатил – взял.
Огинский-старший развелся с матерью, когда мне было почти двадцать и собирался жениться на молодой породистой сучке-фотомодели. Но не смог… потому что на ней женился я, а он умер в тот же вечер от кровоизлияния в мозг. Оставив мне все свое многомиллиардное состояние. Впрочем, женатым я пробыл недолго. Моя милая женушка скончалась через год после свадьбы в этом доме. Вскрытие показало в ее теле наличие чужой спермы и кокаина. Через неделю любовник моей покойной супруги сгорел заживо у себя в однокомнатной хрущёвке. Конечно же, это был несчастный случай. На этом мой опыт женатого мужчины и завершился.
С тех пор я стал распущенным, избалованным сукиным сыном, который больше всего на свете обожал игру. Азартную игру. Высокие ставки. Интерес, предвкушение и адреналин. Когда у вас есть огромные деньги, вам становится невероятно скучно, а люди предсказуемы до оскомины на зубах. Вы знаете наперед, что они думают, что скажут, чего от вас хотят.
И вдруг мне впервые стало интересно. За долгие годы нескончаемой вереницы шлюх на одно лицо. Нет. Они были разными. Я никогда не выбирал один и тот же типаж. Я же не маньяк. Да, псих. Да, извращенец. Но не маньяк. Я почему-то никогда не мог вспомнить, как они выглядят и как их звали. Едва очередная игрушка переступала порог моего дома и уходила, я забывал даже – какого цвета были ее волосы, и не важно, что каких-то полчаса назад она стояла на коленях и исступленно брала у меня в рот, а я впивался в женские волосы пальцами и насаживал ее на свой вздыбленный член… Хотя нет. Было у них нечто общее – я любил, когда у них длинные, шелковистые, натуральные локоны. Вот что было моим фетишем. Редким. Потому что сейчас невозможно найти натуральную. Все поддельное. Иногда становилось не по себе от мысли, что мне могут подсунуть и не женщину вовсе, а гениальную работу хирурга по смене пола. Я требовал натуральности. Это был единственный важный критерий при отборе новой игрушки. Я хотел эстетически наслаждаться, а не угадывать – что и где она подкачала силиконом и не лопнут ли ее импланты, если я сильно сдавлю ее грудь.
