Инженю, или В тихом омуте - Ланская Ольга (е книги .txt) 📗
Трубка замолчала, и она медленно опустила ее на рычаг, не решаясь повернуться. Боясь, что он сразу поймет по ее лицу, что что-то происходит. Потому что слишком нервный и любой звонок заставляет его вздрагивать. Потому что она сама взволнована звонком. Потому что тот, кто звонил, явно что-то от нее скрывал, действуя по инструкции и боясь испугать. Но одновременно предупреждал — скорее вольно, чем невольно, боясь ответственности, — что что-то не так.
— Это подруга, — произнесла, поворачиваясь. — Та самая, из банка. Хотела заехать, какие-то новости у нее. Может, счет все же нашелся?
— Та самая? — он смотрел испытующе ей в лицо, игнорируя издевку. — Ну что ж ты ее не пригласила — я все равно пойду уже скоро. Дела, и самочувствие неважное — отравился сильно, слабость, тошнота, все симптомы. А тебе надо отдохнуть и подумать над моим предложением — завтра я тебе позвоню, в воскресенье встретимся и все обговорим. Только не дома — могу я тебя пригласить в ресторан, тем более что нам есть что отметить? А в понедельник съездим в турагентство наше с тобой бывшее — чтобы нам уже в среду вернули твой паспорт с визой и билеты, на пятницу, скажем. Чтобы ты уехала сразу, как только…
— Но я ведь… — начала удивленно, потому что он вел себя так, словно уже не сомневался в ее согласии. — Но я ведь вам ответила…
— Марина, ты можешь мне сказать, что после этого между нами все будет кончено, — мне будет жаль, однако я не буду спорить, раз ты так решила. — Он развел руками, однако скорбности на лице не появилось. — Но это последнее дело — оно для твоего блага. И, если хочешь, для моего. Я уже дал гарантии и аванс взял — и… и ты не можешь меня подвести. Хотя бы потому, что между нами столько всего было. И потому, что это в последний раз…
— Это невозможно! — бросила категорично. — Просто невозможно.
— Извини, но это мне решать, — заметил жестко, как никогда не говорил с ней раньше. — Если ты не поможешь, эти отморозки все равно узнают, что ты видела там Савву, — как-нибудь передам, не так сложно. Видела, испугалась, показала на другого, но кому-то во всем призналась, — неправдоподобная история, скажешь? Но лучше, если ты это сделаешь сама. Тебе со мной невыгодно ссориться, Марина, — может ведь и так выйти, что одновременно и эти узнают, и Савве кто-нибудь шепнет про тебя.
— О, вы мне угрожаете? — поинтересовалась равнодушно, не удивляясь вовсе, да, наверное, уже зная, что он скажет что-нибудь в этом духе — и в любом случае думая о другом. — Я вас правильно поняла — это угроза?
— Скажем так — предупреждаю. — Он улыбнулся с превосходством. — Мне жаль, что так получается, — но я не вижу иного пути объяснить тебе, что желаю тебе же добра… Я пойду, пожалуй, — чтобы не злоупотреблять твоим гостеприимством. А ты подумай…
Он встал, и она подняла на него глаза.
— Подождите — дайте мне пять минут, пожалуйста… Он посмотрел на часы, изображая деловитость, не замечая, как меняется его лицо, какое довольство сочится из него, — и кивнул, выходя из комнаты, словно не хотел помешать ей сосредоточиться. Щелкая выключателем в туалете или ванной. Судя по тому, что плотно прикрыл за собой дверь, — все-таки в туалете. Словно ее не озвученное пока согласие — которое он рассчитывал услышать вот-вот — расслабило его и в прямом, и в переносном смысле. Его — но не ее.
Она не знала, зачем ей эта пауза, — он все равно не просил ответа сейчас. И она отчетливо видела, что он не шутит и сделает то, что сказал. А для нее и неучастие и участие в его затее заканчивалось одинаково. А попытка предупредить Игоря тоже была бы равносильна смертному приговору. Он бы оценил, наверное, этот шаг — если бы Виктор не сказал ни слова, если бы его убили сразу.
Но предупреди она тех, кто внизу, и попробуй они его схватить, он бы не стал стреляться сам или стрелять в них, он бы сдался, он уже показал, что он трус, что он слабый. И рассказал бы про нее все. А этого бы ей не простили, ее бы убили, а скорее всего отдали бы тем. Потому что из-за того, что она сделала, Игорю угрожала опасность — а может, грозит и сейчас, — и нет гарантии, что раз вчера она заработала деньги на чужой жизни, то завтра за те же деньги она не ткнет пальцем в него.
Она извлекла из пачки очередную сигарету, вертя в пальцах черно-золотой цилиндрик. Чувствуя себя примерно так же, как и в милиции тогда, — словно попала в яму, в которой плещутся тяжело и зловонно безвыходность и тоска, отчаяние и страх. Глубокую яму с отвесными стенами, в которую откуда-то снизу все прибывает и прибывает отвратительная вонючая жижа, обещая заполнить яму до краев. А ей обещая мучения и терзания, и многократное переживание приближающейся смерти — очень-очень медленной и прочувствованной, издевательски-неторопливой.
Но тогда, в милиции, — тогда была совсем другая ситуация. А сейчас она уже поверила в то, что все позади, что все кончилось для нее, что она в безопасности, — он ей это внушил, Игорь. А теперь стало понятно, что все действительно кончилось, только в другом смысле. И никто не будет слушать ее оправданий и вникать в то, что она дала Виктору себя уговорить. Что она бы отказалась, если бы он выложил ей все сразу, — и он иезуитски так ее уговаривал, продуманно и хитро. Встречаясь с ней каждый день в течение двух недель, чего не было никогда, — каждый день рассеивая и отвлекая ее внимание комплиментами и разговорами о будущем и невзначай выкладывая новую подробность того, что предстоит сделать.
Взывать сейчас к совести Виктора и пытаться его разжалобить было глупо — даже не имело смысла играть, устраивать спектакли со слезами, истерикой, бурным раздеванием, тем более что он был равнодушен к сексу. Рассчитывать, что он сам передумает, было еще глупее. А странный звонок снизу делал ситуацию совсем безвыходной.
В квартире была тишина. Такая обманчивая беззлобная приятная тишина. Но тот, кто сидел сейчас в туалете, страдая от отравления, должен был скоро разорвать эту тишину. И спустить шумно воду, а потом открыть кран в ванной, и щелкнуть выключателем, и задать ей один вопрос — и уйти. И звук закрывшейся за ним двери должен был поставить точку в этой истории — потому что с его уходом для нее все кончалось. А то, что следовало за ним, было всего лишь многоточием. Постскриптумом, если угодно.
Черно-золотая квадратная коробочка опустела — и она оглянулась, не видя сумочки, наконец замечая ее у ножки кресла, прямо под рукой. И запустила в нее руку, сразу наткнувшись рукой на то, о чем напомнил ей Андрей. На холодный кусок железа, который он ей дал на всякий случай — чтобы она чувствовала себя увереннее. Дал, стопроцентно веря, что это ей не понадобится, — и она взяла, убежденная в том же. А вот сейчас у нее появились на этот счет серьезные сомнения.
Защелка в туалете была сломана — ее это не беспокоило никогда, тем более что она не встречалась тут с мужчинами. Но даже если — ее бы это не смутило, в этом не было ничего такого. А его это смущало, и он плотно прикрыл дверь — и, наверное, держал ее какое-то время, а потом отпустил. Потому что когда она, подойдя тихо, решительно рванула ручку на себя, дверь распахнулась без усилий, отлетая в сторону, шумно ударяясь о косяк.
— Марина! — Он все-таки был из хорошей интеллигентной семьи, это было очевидно — и его настолько смутило, что он сидит перед ней со спущенными брюками, что он залился краской и прикрылся поспешно, даже не обращая внимания, что одну руку она держит за спиной. — Пожалуйста, закрой. У меня… Я сейчас выйду, через секунду буквально…
Она все ужасно бездумно делала — и доставала пистолет из сумочки, и двигала какую-то планку, которую Андрей называл предохранителем, и шла сюда, и рвала на себя дверь. Вообще ни о чем не думая — как робот. Как человек, находящийся под гипнозом — собственным и от этого еще более сильным. И сейчас точно таким же автоматическим движением она вынула руку из-за спины, прижимая кисть к животу.
Он, кажется, попытался встать — по крайней мере чуть приподнялся — и тут же упал обратно, видимо, поняв, что дотянуться до нее не сможет, а рвануться на нее всем телом не позволит поза и спущенные брюки, а достать собственный пистолет, висящий в желтом кожаном чехольчике под мышкой, она ему не даст. И сидел красный, завороженно глядя на то, что у нее в руке.
