Опрометчивость - Адлер Элизабет (книги онлайн без регистрации txt, fb2) 📗
Мгновение она размышляла о том, хотелось ли ей выглядеть хорошенькой ради Фабрицио или же потому, что здесь нынче вечером появится его жена. Мариза никогда не выказывала даже малейших проявлений ревности, скорее, она открыто проявляла интерес ко всему, связанному с Индией, давая ей почувствовать, что считает ее слишком незначительной, чтобы нарушить семейный покой Маризы Пароли. И она была права: Индия понимала это.
В фойе, рассевшись на футуристических стульях, казавшихся высеченными из полупрозрачных топазов, скрипичный квартет нежно играл Вивальди, а выставочный зал уже наполняла толпа. Несколько сотен изящно обутых ног топтали пастельных тонов ковер Фабрицио, и Индия смотрела на это с унынием. Брызги шампанского, разорванные бумажки и сигаретный пепел покрывали восхитительную вещь. Накануне сегодняшнего приема Индия буквально умоляла Фабрицио покрыть пол чем-нибудь черным, но он отказался, заметив, что это нарушит его замысел.
– Они должны увидеть и место, и проекты как единое целое, – говорил он ей. – Черное убьет весь эффект. Они вернутся к себе в редакции газет и напишут, что Пароли потерял стиль, или пойдут на очередную вечеринку, где станут рассказывать друг другу, какое я потерпел фиаско и как скверно подобрал цвета.
Стоя в дверях, Индия думала, кто же из них был прав. Многие ли из приглашенных замечали ковер?
Разговор в зале не походил на мягкое воркование, а напоминал настоящий рев, и, прокладывая себе путь к бару сквозь толпу гостей, Индия, прислушиваясь к разговорам, с жадностью ловила те или иные замечания. Едва ли кто-то почувствовал особый интерес к «Мастерским Пароли» и к их удивительному интерьеру; все те обрывки разговоров, что довелось ей услышать, относились то к лету, проведенному на Коста Смеральда, то к планам относительно лыжного спорта – об этом говорила женщина такая же лоснящаяся, как какой-нибудь из лакированных столиков Пароли; о курсе лиры и о сводках с Уолл-стрита взахлеб рассказывал загорелый симпатичный мужчина, выглядевший так, что казалось, будто ни то, ни другое никогда его не беспокоило.
Фабрицио Пароли следил, как она проталкивалась через шумную толпу с непоколебимой уверенностью в том, что американка всегда будет улыбаться только ему.
– Посмотри, как мило наша маленькая Индия выглядит сегодня вечером, – шепнул он Маризе.
Мариза посмотрела. Ее холодный взгляд сопровождал появление Индии Хавен одновременно с мыслями относительно стоимости ее новой одежды и имени портного, а также удивлением, зачем Фабрицио потревожил ее. Все это заняло приблизительно секунд пятнадцать из жизни Маризы и не сопровождалось никакими эмоциями; точно так же отреагировала бы любая итальянская женщина, обладающая тем же богатством и положением, на всякую другую женщину в комнате, автоматически отнеся ее к определенной социальной группе и определив уровень ее доходов. Но Мариза постоянно попадала впросак с американками. Было почти невозможно угадать, какого они поля ягоды, их привязанностями неожиданно могли оказаться то Маркс со Спенсером, то поездки к какому-нибудь местному портному, который так отвратительно кроил невозможно дорогие ткани, что та или иная «линия» в одежде терялась. У некоторых бывали и драгоценности, только зачастую невозможно было разглядеть мелкие, словно пыль, сапфиры и изумруды, чтобы в это поверить, хотя, конечно же, камни относились к наследству колониальных времен, но выглядели бы они более естественно как собственность какого-нибудь сборщика налогов.
Индия Хавен ставила ее в тупик. Разве она достойна сидеть с ними за одним столом сегодня вечером? Если бы Дженни Хавен присутствовала вместе с ней, тогда другое дело. Мариза – всего лишь богачка, имевшая вес в обществе. Дженни Хавен была звездой.
– Я собираюсь представить ее гостям, – сказать Фабрицио, уже начиная пробираться к Индии сквозь толпу, с улыбкой принимая поздравления приглашенных по пути к бару. Ему нравилась Индия. Ему нравился стиль, которого она придерживалась, ее широкое лицо с ослепительной улыбкой, что разливалась ото рта с восхитительными ровными зубами к сверкающим карим глазам. Даже волнистые, бронзового оттенка волосы, собранные на затылке в толстую косу, казалось, излучали энергию. Два года назад, когда Индия наконец-то признала, что не судьба ей стать великим художником, она встретилась с ним и упросила взять ее к нему в ученицы.
– Вы же видите, я должна чему-нибудь выучиться, – кричала она, – а единственное, что я знаю и люблю – это цвет и форма. Дизайн интерьеров – вот, что мне нужно.
Поначалу Фабрицио вел себя довольно жестоко с ней, ошибочно приняв ее энтузиазм за наглость скучающей девицы из богатой семьи.
– Линия и цвет – далеко еще не все, – ворчал он. – Дизайн – это водопровод и цемент, это еще и орать на рабочих и уговаривать мастеров. Это вести дела с недовольными богатыми клиентами, у которых есть все и которые хотят, чтобы все дали им еще больше – и всякий раз все происходит по-разному! Дизайн – тяжелая кровавая работа, она совсем не для таких, как вы.
Его детство прошло в Неаполе и то, с каким трудом он вырвался из бедности, прибавляло злобы его словам, так что Индия сжалась, сидя в кресле. Ее большие карие глаза пристально смотрели на него, укоризненно невинные, безо всякой задней мысли, и внезапно он устыдился своих слов. Не потому, что они были несправедливы, но даже если и трудно представить нечто более бедное, чем детство в неаполитанском многоквартирном доме, то это еще не основание говорить так с девушкой. Едва ли ей больше двадцати или около того. Взглянув на часы, Фабрицио извинился и сказал, что сожалеет, так как собрался сейчас поужинать. Уже уходя, почувствовал, что совсем обидел ее, и, внезапно обернувшись у двери, неожиданно для себя сказал:
– Я не предполагал, что вам понравится поужинать со мной.
Он хорошо помнил ее ответ. Лицо ее осветилось той самой улыбкой, какой она улыбалась сейчас.
– А можно?
Он засмеялся.
– Еще как!
Это был замечательный ужин. И он рассказал ей обо всем. О детстве в Неаполе, где полно узких, кишащих людьми улиц с их беспорядочно застроенными разрушающимися домами, заставившими его с детства мечтать о ясных линиях и открытых пространствах; рассказал об учебе в школе, в университете, о бесконечных упорных занятиях архитектурой, о курсах дизайна и долгом, тяжком пути к успеху. Он рассказал о женитьбе на Маризе, что, естественно, значительно облегчило этот путь.
– Нет, по правде, все случилось так именно потому, что это были вы. – У нее вырвался восхищенный вздох. – Мама всегда говорила, что деньги без таланта не принесут успеха.
– И как же ваша матушка обрела такую мудрость? – спросил он с кривой усмешкой.
– Она Дженни Хавен, – просто заметила девушка.
– Индия.
– Фабрицио. – На его гладко выбритой щеке запечатлелся ее теплый поцелуй.
От него пахло одеколоном и сигаретами «Диск Блё».
– Это успех, – сказала она счастливо. Фабрицио пожал плечами.
– Полагаю, так. Ты выглядишь великолепно в алом. Что, Дженни прислала денег?
Индия усмехнулась.
– Неужели это выглядит как что-то дорогостоящее?
– Совершенно верно. Но лучше бы ты напомнила мне дать тебе взаймы в понедельник. Кто-то помогает тебе придерживаться стиля, столь очевидно тебе идущего, и если это не твоя мать, было бы лучше, если бы именно я помогал тебе по мере возможностей.
– Пожалуй, я соглашусь, Фабрицио. Ну, а как насчет ковра – посмотри-ка на него.
Ее глаза, округлившиеся от отчаяния, заставили его рассмеяться.
– У меня есть такой же другой, чтобы постелить его завтра. Знаю, что этот нынче вечером будет испорчен – как и полагается на праздниках. Я же тебе рассказывал, почему, – сказал он с внезапным вдохновением. – Это могут оказаться несколько сигаретных подпалин, такие пятна после чистки становятся особенно заметными. Для выставочного зала это не годится. Почему бы тебе не забрать ковер к себе? – Он хорошо знал квартиру, где жила Индия, с выщербленными холодными мраморными полами, для которых впору пришлась бы роскошь этого толстого пастельных тонов шерстяного ковра с сигаретными подпалинами…