Человек в лабиринте эволюции - Вишняцкий Леонид Борисович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Если из 63 образцов костей австралопитека африканского, допускающих возрастные определения, лишь 35% принадлежали, по подсчётам Ф. Тобайаса, особям, не достигшим зрелости, то для 119 таких образцов, относимых к более позднему виду австралопитека массивного (Australopithecus robustus), этот показатель, согласно определениям А. Манна, составляет 60,5%. Наконец, для ещё более позднего хабилиса (Homo habilis) из Олдувайского ущелья (22 образца) он, по данным Тобайаса, достигает уже 73%. [24] Разумеется, приведённые цифры отражают действительную динамику смертности в популяциях поздних австралопитеков и ранних Homo лишь приблизительно, и при изменении величины выборок в итоговую картину могут быть внесены существенные коррективы, но общая тенденция вырисовывается всё же слишком отчётливо, чтобы можно было поставить её под сомнение. Следует, к тому же, иметь в виду, что все указанные здесь процентные показатели скорее занижены, чем завышены по сравнению с реальными, поскольку кости молодых особей — особенно детские — сохраняются в ископаемом состоянии гораздо хуже, чем кости особей взрослых.

Описанное изменение доступных для оценки демографических параметров (кстати, прямо свидетельствующее об интенсификации работы естественного отбора), несомненно, было обусловлено разрушением привычной среды обитания и недостаточной физической приспособленностью гоминид к новым условиям. Всё это вполне могло бы иметь для них — а для ряда видов и в самом деле имело — фатальные последствия, но у обострявшейся кризисной ситуации была и оборотная сторона. Поставив гоминид на грань вымирания, кризис в то же время стимулировал развитие культурного поведения, первые осязаемые свидетельства которого не случайно фиксируются как раз тогда, когда вопрос «быть или не быть» должен был приобрести применительно к судьбе человечества своё буквальное значение. Именно к этому периоду относятся древнейшие достоверные каменные орудия (они имеют возраст порядка 2,5–2,6 млн лет), и именно этим периодом следует, по-видимому, датировать начальную стадию процесса, который можно определить как первую культурную революцию в истории человечества. Суть её заключалась во «втягивании» наших предков в культуру, ставшую в итоге для них главным и необходимым средством приспособления к естественной среде. Разумеется, первая культурная революция была революцией не в смысле своей быстроты — она растянулась, как минимум на сотни тысяч лет — а по своим последствиям, по тем изменениям, которые произошли в поведении гоминид, и по тому влиянию, которое она оказала на весь ход их дальнейшей истории. Главным итогом этой революции стало превращение культуры в фактор, определяющий и организующий все основные аспекты жизнедеятельности гоминид, а также и их биологического развития.

Нельзя не заметить, сколь большую роль в определении направления нашей эволюции сыграл случай, буквально вынудивший плиоценовых гоминид «вспомнить» о культуре. В самом деле, ведь случаем мы называем совпадение событий, которые не находятся между собой в отношении причины и следствия и не зависят от одной общей причины, т. е. событий, между которыми не существует никакой причинной связи, а «пусковой механизм» антропогенеза был «включён» как раз благодаря такому совпадению. Толчком, заставившим его начать работу, послужило маловероятное в принципе пересечение в нужном месте и в нужное время практически независимых друг от друга биологических (формирование у какой-то группы или групп интеллектуально продвинутых гоминоидов предрасположенности к прямохождению), климатических (аридизация) и тектонических (образование Восточноафриканского рифта) процессов. Это случайное стечение обстоятельств закрыло для наших предков возможность адаптации к меняющимся условиям существования обычным — биологическим — путём и подтолкнуло к более активной реализации уже имевшегося у них достаточно высокого интеллектуального потенциала.

А что было бы, если бы обстоятельства сложились иначе? Этот вопрос сейчас очень любят задавать историки, изучающие сравнительно недавнее прошлое, но по отношению к первобытной истории и, в частности, к эволюции человека он имеет не меньшую важность. Итак, что было бы, если бы, скажем, к моменту пика аридизации среди гоминоидов Восточной Африки не оказалось двуногих «монстров»? Или, наоборот, если бы они были, а аридизация и смена ландшафтов так и не начались? Или если бы Восточная Африка не оказалась отделённой от остальной части материка рифтовой системой? С абсолютной точностью просчитать все эти варианты, конечно, невозможно, но, скорее всего, в каждом из этих случаев обезьяны ещё на миллионы лет (а то и навсегда) остались бы обезьянами, и не исключено, что рано или поздно вместо них на «магистральный» путь эволюции вышли бы какие-то иные животные.

Основатели рода

Австралопитеки исчезли с лица земли только в плейстоцене (см. табл. 3 и табл. 4), успев задолго до этого дать начало роду Homo и будучи, следовательно, свидетелями, а в какой-то степени, по-видимому, и жертвами эволюционного триумфа новой формы гоминид. Дольше других просуществовали «массивные» австралопитеки, т. е. парантропы, самые поздние представители которых жили ещё полтора миллиона или даже миллион лет назад. Их окончательное исчезновение в нижнем плейстоцене одни исследователи объясняют неблагоприятными климатическими изменениями, другие — конкуренцией со стороны более развитых гоминид, а третьи, как это ни странно, вымиранием саблезубых тигров. В последнем случае предполагается, что тигры, пока они ещё жили в Африке, хотя и охотились на австралопитеков, но в то же время ограждали их от других хищников, гораздо более многочисленных. Когда же этой защиты не стало, то львы, леопарды и гиены быстро разделались с и без того уже вырождавшимися парантропами, сильно отставшими в своём развитии от других гоминид. Среди надёжно датированных ископаемых материалов, относимых к роду Homo, наибольшую древность — 2,4 млн лет — имеет височная кость с местонахождения Туген Хиллс в Кении. Она происходит из отложений формации Чемерон. Правда, установить не только родовую, но и видовую принадлежность находки в данном случае очень трудно ввиду её фрагментарности. Вообще же первым представителем рода Homo, или промежуточным звеном между ним и австралопитеками, считается, с рядом оговорок, вид хабилис (Homo habilis — на латыни это означает «человек умелый»). Этот вид обособился, вероятно, около 2,4 млн лет назад. Интересно, что примерно к этому же времени относятся и древнейшие из известных сейчас каменных орудий со следами намеренного изготовления, которые знаменуют собой для археологов начало палеолита (древнекаменного века) и начало нашей культурной истории в целом. Самая ранняя стадия этой истории получила название олдувайской эпохи. Оно происходит от наименования ущелья Олдувай в Танзании, где английский археолог Луис Лики в конце 50-х — начале 60-х гг. прошлого века впервые обнаружил грубые изделия из кусков лавы и кварцевых галек (рис. 17), изготовленные то ли кем-то из поздних австралопитеков, то ли первыми представителями рода Homo.

Хотя Homo в переводе с латыни означает «человек», из этого широко известного факта не следует делать вывод, что человек и Homo — одно и тоже. «Человек», «люди» — это понятия совсем другого смыслового ряда, нежели понятия «гоминиды» или «члены рода Homo». Они подразумевают совершенно разные классификации живых существ, и поэтому не следует воспринимать их как синонимы. В первом случае мы имеем дело с философской классификацией, а во втором — с биологической. Люди, человек — это существа, специализированные к культуре, существа, для которых культура является и программой поведения, и средством адаптации, и средой («встроенной») обитания. Культура — это то, что делает Homo, потенциальных людей, людьми действительными. Для того чтобы быть членом вида Homo sapiens, или карликовый шимпанзе (Pan paniscus), или волк (Canis lupus) достаточно просто родиться, а для того, чтобы быть человеком, надо им стать, т. е. подвергнуться воздействию искусственной среды, культуры. В этом смысле можно сказать, что качественная разница между животными и людьми состоит в том, что первыми рождаются, а вторыми становятся, становятся лишь некоторое время спустя после рождения и лишь при наличии определённых условий (т. е. необходимых биологических предпосылок и культурной среды). Поэтому, кстати, вряд ли стоит искать, как это часто делали и иногда всё ещё делают, некие анатомические критерии (вроде «мозгового Рубикона»), якобы разрешающие пресловутую «проблему грани». Во всяком случае, не стоит придавать такого рода критериям абсолютное значение. С одной стороны, вполне вероятно, что уже самые ранние представители рода Homo в большинстве своём подпадали под определение «человек» (к сожалению, мы слишком мало знаем об их поведении, чтобы утверждать это с уверенностью). С другой стороны, даже среди членов вида Homo sapiens могут изредка встречаться особи, в силу неустранимых анатомических патологий или несчастных превратностей биографии не испытавшие должного влияния культурной среды.