Арабески ботаники. Книга вторая: Томские корни - Куприянов Андрей Николаевич (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
Кончился идеалистический период, когда студенты и преподаватели вместе справляли праздники. Какой нереальностью веет от воспоминаний обыкновенного студента о вечере в честь празднования университета в 1896 году: «На вечере студенческом была масса народу… Были профессора, барышень целая куча — гимназистки, артистки, дочери профессоров, была дочь губернатора. Профессора произносили перед студентами спичи, а студенты их качали…».
Теперь наступила эра взаимной подозрительности, доносительства, предательства и лицемерия. Понятия порядочности, дружбы, взаимопонимания, чести — все эти неотъемлемые человеческие качества втоптаны в грязь.
Василий Васильевич Сапожников в 1924 году жил по‑прежнему в своей профессорской квартире и умирал от рака легких. Вот как вспоминает В. Н. Скалон, известный сибирский охотовед и зоолог, только что исключенный из университета из‑за своего дворянского происхождения. «Я зашел как‑то к Кире —дочери Сапожникова и моей однокурснице. Должно быть, Василий Васильевич услышал мой голос. Его старшая дочь — Наташа, которую я знал мало, шепотом сказала мне:
— Вася, папа хочет Вас видеть. Пройдите к нему, только прошу Вас, только ни слова о том, что происходит в городе.
Я вошел в спальню. Посреди комнаты на широкой кровати лежал Василий Васильевич, страшно бледный, осунувшийся, постаревший. Он приоткрыл глаза и улыбнулся на мой поклон. Я пожал худую безжизненную руку.
— Вот, Вася, — тихо сказал профессор, — смерть пришла…
— Что Вы, Василий Васильевич! Вы встанете! Я жду время, когда мы с вами вместе поедем на Алтай!
Профессор тяжело дышал. Немного отдохнув, он снова обратился ко мне.
—Ну, а теперь, Вася, расскажите о том, что происходит в городе. Они от меня скрывают, —Сапожников кивнул в сторону стоящих у изголовья кровати дочери и жены — а вы мне должны сказать правду.
Я беспомощно взглянул на Наташу. Василий Васильевич поймал мой взгляд.
— Вася, — сказал он строго. — Не лукавьте! Я требую правды. Умирающий имеет право на то, чтобы исполнили его последнюю волю! Говорите все!
Что было делать? Родственники кивнули. Я начал.
Тогда меня как раз исключили из университета как «последыша буржуазных профессоров». Я говорил, называя фамилии, описывая происходящее в старинных стенах университета, про пролетарские «шабаши». Из глаз Василия Васильевича время от времени выкатывались слезы.
Я закончил. Воцарилось молчание. Его нарушила Наташа.
— Но ведь это ужасно! — воскликнула она.
— А вы молчали, меня «берегли», — с мягким упреком произнес профессор.
— Почему же никто не протестует!
— Эх, Наташа, — сказал Василий Васильевич, — о каких протестах может идти речь? Разве короткий мартиролог у нас за плечами? И что еще будет? Какие моря крови вы увидите впереди. Они, как Кронос, пожрут и детей своих. Увидите, многие из этих гонителей и палачей сами пойдут по проторенной ими дороге».
Интеллигенция в России до революции составляла класс мыслителей, творческих и одаренных людей, не равнодушных к судьбе России, среди них были и потомственные дворяне, были и те, кто добился этого своим талантом и трудом. Но большевики уничтожили этот класс, оставив забитую, трясущуюся от страха прослойку интеллигентов, иногда лояльных, иногда диссиденствующих, сквернословивших, поставленных государством финансово на уровень поломоек в частных банках.
Одиннадцатого августа 1924 года В. В. Сапожников скончался. Не успел красный террор унизить и раздавить эту гордую, свободную личность.
Несмотря на все протесты пролетарских рабфаковцев, В. В. Сапожникова хоронили по церковному обряду.
Его нельзя было представить большевиком-революционером, а с другой стороны, нельзя было умолчать о его участии в колчаковском правительстве, его результативная работа по совершенствованию науки и просвещения была еще памятна многим. В некрологе, помещенном в газете «Красный Алтай», власти пытались представить его противником Колчака. «В 1918 году числился министром народного просвещения, — писала газета, — а впоследствии вошел в состав Уфимской директории. Как только власть перешла к Колчаку — Сапожников отказался принимать участие в строительстве государственной власти и в продолжение всего колчаковского периода занимался исключительно профессорской и научной деятельностью».
В. В. Сапожников имел большую семью. В 2004 году вышла замечательная книга его внучки Ирэн, от дочери Киры, которая была замужем за профессором Томского университета П. В. Савостиным. Книга написана в виде писем двоюродной сестре Тане и повествует о невероятных приключениях маленькой девочки в годы войны. Но есть небольшой отрывок, который раскрывает некоторые штрихи жизни семьи Сапожниковых в 20‑х годах прошлого века. «Мои родители, Петр Васильевич и Кира Васильевна, оба ученые. Как университетские профессора, они оба имеют много привилегий, у нас даже есть собственная машина, данная папе правительством за его исследования по физиологии растений.
Мама моей мамы, бабушка София (Софья Александровна Боярская-Сапожникова, вторая жена В. В. Сапожникова — Примеч. авт.), переехала жить к нам, когда я родилась. Бабушка София — необычная и удивительная женщина; она красива со своими седыми волосами и яркими голубыми глазами. Она полна энергии, которая ей позволяет поддерживать контакт со множеством знакомых и с тринадцатью внуками и внучками. Ее муж, мой дедушка Василий, который умер за несколько лет до моего рождения, был не только знаменитым естествоиспытателем, но, кроме того, в царские времена занимал высокий пост ректора университета. Бабушка тоже была занята — она не только присматривала за деталями обычных ректорских обязанностей, но и вела домашнее хозяйство. (шесть детей, няни, прислуга. Она возглавила группу дам в организации дешевых обедов для студентов. Она сама поступила на медицинский факультет. Даже больше, она купила молочную ферму и не только следила за ее работой, но и оказывала медицинскую помощь больным на ней и в окрестных деревнях. Ух! Какая энергия! Она сказала мне однажды: какая жалость, что теперь коммунизм. Если бы еще была Российская Империя, она бы «представила меня ко двору». Я спросила ее: «К какому двору?», на что она ответила мне только, что когда‑нибудь она мне расскажет «все» об «этом». Что это за «все», я до сих пор не знаю.
Камень-репер начала ледника, отмеченный В. В. Сапожниковым (с фотографии Е.Е. Тимашок)
После революции, за долго до того, как я родилась, когда начали происходить всякие плохие вещи, и ферму у бабушки отобрали, крестьяне приходили к ней и приносили большие куски мяса и другие продукты в благодарность за ее медицинскую помощь и за ее доброту, заботу. Они помогали нам до тех пор, пока мы оставались в Сибири. Они не хотели брать с нее денег, поэтому она пыталась заплатить им как‑то по‑другому. Я помню, как ходила с бабушкой по городу, охотясь по полупустым магазинам за подарками для этих крестьян. К моему удивлению, она не покупала красивых подарков, а в основном соль и хозяйственное мыло. Однажды мы увидели большую красивую розовую пуховку для пудры, и я предложила бабушке — может быть, стоит купить ее крестьянам в подарок, вместо крупной соли и вонючего коричневого мыла. Она сказала, что соль их больше обрадует и будет им полезнее, но пуховку я могу купить для мамы».
