Арабески ботаники. Книга вторая: Томские корни - Куприянов Андрей Николаевич (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
Ирэн Савостина-Сапожникова — хирург-стоматолог, имеет докторскую степень анатомии и физиологии человека, в рамках российско-американской программы НАСА занималась изучением влияния невесомости на обмен кальция в живых организмах. Она не забыла свою родину и приезжала в Томск.
Так уж получилось, что ни у А. Колчака, ни у В. Сапожникова могилы не сохранились. Они принадлежат всему миру.
Но исследование высокогорных флор Сибири нашло своих последователей, среди которых А. С. Ревушкин, Л. И. Малышев, Н. В. Ревякина, а вслед за ними еще совсем молодые ботаники: А. И. Пяк, А. Л. Эбель. И никогда интерес ученых к растениям высокогорий не угаснет.
Памятником стоит на морене Катунского ледника камень, помеченный Сапожниковым. В настоящее время ледник значительно «ушел» от того места, и на освободившемся пространстве ботаники изучают механизмы поселения растений в высокогорьях Алтая.
Повилика Эльпасовская — Cuscuta elpassiana N. Pavl.
Круг cедьмой. Сапожников, Шишкин, Крылов
Вот уже более ста лет российские ботаники развиваются практически в изоляции. Очень редкие из них могут работать, скажем, в Иране, изучая иранские полыни, а потом переехать в Южную Америку, чтобы посмотреть на заносные виды полыни в Южном полушарии. Хорошо, если удастся поработать несколько недель в крупнейших гербариях, но для полного представления необходимы полевые впечатления.
Мы привыкли гордиться своими необъятными просторами — одна шестая часть суши. Во «Флоре CССР» на этой территории описано более 19 тыс. видов растений, большая часть видов произрастает в Средней Азии и на Кавказе. Но если подумать, что высших растений на Земле 250 тысяч, то становится понятно, что наше флористическое богатство — только 8 % мирового флористического разнообразия. Можно ли стать глобальным ботаником на этом скромном зеленом поле? Мы привыкли к своим бореальным видам, и трудно поверить, что на юге Африки наши нежные травянистые молочаи становятся кустарниками и суккулентами, как кактусы, австралийская крапива — кустарник с почти смертельным ядом в жгучих волосках. Понимать систему родов, семейств можно только представляя все их разнообразие. Понимание таксонов во всем их морфологическом разнообразии — залог широты мышления и способности к обобщениям. В этом плане В. В. Сапожников был более подготовлен, чем остальные сибирские ботаники. Он имел возможность быть в Германии и сравнивать высокогорную растительность Альп и Алтая. Он путешествовал в составе экспедиции Переселенческого управления по Семиречью, подымаясь на вершины Джунгарского Алатау.
Как‑то утвердилось что В. В. Сапожников учеников не оставил, частью это справедливо, поскольку весь фактический гербарный материал передавался в Ботанический музей, который курировал П. Н. Крылов. И там происходило окончательное образование молодых ботаников. И как-то забылось, что инвестором, финансирующим их путешествия, почти всегда был В. В. Сапожников. И среди «золотой» ботанической молодежи был и его ученик, а в последствии преемник Борис Константинович Шишкин.
Б. К. Шишкин родился в 1886 году в многодетной семье священника. Как и положено сыну священника, он поступил в духовную семинарию, но карьера духовного пастыря его не устраивала, и в 1906 году он поступает в Томский университет на медицинский факультет. И, конечно же, он тут же попал под обаяние В. В. Сапожникова. Профессор увлекал студентов своей страстной яркой речью, которая не оставляла равнодушных. Буквально недавно, в конце 2006 года, в университетской газете «Alma-mater» были опубликованы письма двадцатилетнего студента Николая Люберова своему приятелю, написанные осенью 1896 года, которые раскрывают живое впечатление об этих лекциях. «С сентября лекции. Ты просишь сообщить об этом предмете подробнее. Постараюсь <…> Первые лекции были по ботанике. Читает профессор Сапожников. Хорошо, шельма, читает!.. В первые две лекции заливался как соловей, чего только не наговорил!.. И о будущей нашей деятельности — медиков-врачей; и об общем значении науки, и об основных законах в естествознании — вечности материи и вечности энергии. Слушали, понятно, с напряжением. Боялись пропустить хотя бы одно слово. Блестящая отделка речи, увлекательность тона, умение заинтересовать — вот особенности лекций Ботаника. Впоследствии я всегда слушал со вниманием Сапожникова, хотя предмет его чтений — морфология растений — по временам был и не особенно интересен». В этом безыскусном отзыве рядового студента перечислены все достоинства В. В. Сапожникова. Профессор не только читал лекции, он проводил практические занятия, которые также проходили с блеском. Николай Либеров так о них писал своему приятелю: «Один раз были по ботанике практические занятия. Поместились мы в количестве 20 человек в ботанический кабинет; вокруг длинного стола с профессором посредине, причем профессор познакомился сначала с каждым из нас, а затем принялся объяснять устройство трех цветков: шалфея, табака и львиного зева. Объяснивши устройство этих трех цветков, он предложил проверить его объяснение, — сиречь, взрезать цветки, которые у нас были, — чем мы с величайшим усердием и занялись».
Под влиянием лекций Б. Шишкин хотел знать все растения, которые его окружали. Этому способствовала великолепная память, развитая в духовной семинарии. Ботаника как никакая наука требует запоминания большого объема образов, которые должны соотноситься с печатным диагнозом. Кроме того, она требует большого внимания при написании латинских названий, знания обширной ботанической литературы. Все свободное от учебы время он посвящал изучению гербария и был практически первым членом негласного ботанического кружка молодых ботаников, бескорыстно работающих в Гербарии.
После первого курса он принял участие в экспедиции П. П. Орлова — профессора Томского университета, занимающегося поиском радиоактивных элементов в Сибири. Исследования проводились в Хакасии, обследовалась радиоактивность озер и окрестностей рудников. Б. Шишкин проводил качественный и количественный состав воды озер Иткуль и Шира, а также изучал окрестную растительность и собирал гербарий. Его первая научная работа «Материалы к вопросу о химическом составе воды озер Шира, Иткуль и некоторых других озер» была удостоена золотой медали медицинского факультета. Полевые исследования, особенно ботанические, очень понравились молодому врачу, и на следующий год он вновь отправляется в путешествие. По рекомендации В. В. Сапожникова он сопровождает купца Г. П. Сафьянова по Урянхайскому краю (часть территории современной Тувы), а также югу Минусинского уезда. В зимний период с помощью П. Н. Крылова он определил собранные растения — оказалось 306 видов. Но он понимал, что собранный материал не отражает настоящего флористического богатства этой практически неизученной территории. На следующий год Б. Шишкин, опять же заручившись поддержкой Сапожникова, получает деньги от совета Томского университета и на три месяца отправляется в Урянхайский край для продолжения своих исследований. За два года список растений увеличился до 900 видов. Эта поездка навсегда определила дальнейшее ботаническое направление деятельности молодого врача. По результатам экспедиции Б. Шишкин подготовил к печати большую работу «Очерки Урянхайского края», которая была признана лучшей работой молодых ученых университета и удостоена премии профессора Селищева.
После окончания университета в 1911 году он был оставлен Сапожниковым на кафедре, где работал лаборантом. В том же году он с П. Н. Крыловым едет в экспедицию на Алтай. В следующие три года он участвует в качестве ботаника при экспедиции В. В. Сапожникова от Переселенческого управления, изучавшей природные условия Семиреченской области (в настоящих границах это огромная территория, включающая часть Восточного, Южного Казахстана и Киргизии). Два отчета были опубликованы в предварительных отчетах о ботанических исследованиях в Сибири и Туркестане, третий отчет, посвященный растительному покрову Зайсанской котловины, увидел свет в 1918 году в Томске. В этом отчете Б. К. Шишкин приводит 1265 видов. Осенью 1913 года случилось неслыханное — П. Н. Крылов решил уехать из Томска и по приглашению Петербургской академии наук переехал в Санкт-Петербург, где устроился в качестве младшего ботаника Ботанического музея.
