ЭВМ и живой организм - Драбкин Александр Семенович (читать полную версию книги TXT) 📗
С помощью ЭВМ сейчас исследуются процессы, протекающие в живой нервной клетке, которая помещается в искусственные условия. Так подбирается ключ к тайне памяти. Результаты исследований могут найти самое широкое применение при конструировании новых ЭВМ. А это значит, будет сделан еще один шаг, приближающий машину к человеку.
«Умственные» возможности машин, которые будут «обучены» человеком, выглядят весьма обнадеживающе. Перспективы их физического совершенствования великолепны, как мы только что видели (ученые считают, что алмазный транзистор сейчас уже близок к появлению на свет).
Какова же в этом случае роль человека в машинном мире?
Мы не пойдем по многократно использованному фантастами пути проектирования «машинной цивилизации», властвующей над человеком. Выберем другой путь, который определил Н. Винер в своей книге «Творец и робот». Он писал: «В этой книге я намереваюсь обсудить не всю проблему отношения религии и науки, а лишь определенные вопросы, связанные с той областью знания, которая представляет для меня наибольший интерес, – с наукой об управлении и связи. Мне кажется, что вопросы эти располагаются вблизи того рубежа, где наука сталкивается с религией» (подчеркнуто мною – Л. Д.).
Итак... Проблема обучения машины (и, в частности, ее способность обучаться играм, будь то шахматы или модель биржевой игры) есть, как считает Винер, вариант игры между Творцом и его творением. Ведь если дьявол есть творение бога, то его козни, его игра с богом, казалось бы, дело для дьявола безнадежное.
Между тем козни дьявола нередко достигают цели. Следовательно, пишет Винер, Всемогущество Бога «вовсе не Всемогущество, а лишь очень большая сила, и восстание ангелов могло бы закончиться восхождением Сатаны на небесный трон и ниспровержением и вечным проклятием Бога».
Конечно же, Винер прибегает к столь необычной в лексиконе математика терминологии с единственной целью: показать, сколь несовершенны человеческие представления о машинном мире. Это он иллюстрирует примером религиозных представлений – самых древних представлений в сознании людей.
Затем Винер делает следующий шаг: «Изобретатель, – пишет он, – конструируя машины, с которыми он может вести игру, присвоил себе в определенных пределах функции творца, какова бы ни была природа создаваемых им игровых устройств».
Но обучающаяся машина «тоже не так-то проста». Известный каламбур «курица есть средство для яйца создать другое яйцо» в человекомашинном варианте читается так: машина может создавать сообщение, а сообщение может создавать другую машину.
Зависимость человека от машины выражается и в ином аспекте проблемы. Говорят, что хорошие генералы воюют так, как воевали в последней войне, а плохие так, как в предпоследней. Однако экспертов по ядерной войне не существует – все знания специалистов о глобальном ядерном конфликте не опираются ни на опыт последней, ни на опыт предпоследней войны. Известно, что сейчас военная техника насыщена электронно-вычислительными устройствами новейшей конструкции. Н. Винер, анализируя возможность «военной игры» с участием ЭВМ, отметил: «Поскольку наше желание всегда может быть выражено неточно, последствия этого могут стать чрезвычайно серьезными тогда, когда процесс исполнения наших желаний осуществляется не прямым путем, а степень их реализации не ясна до самого конца». К этому можно добавить лишь то, что неточно выраженное желание вытекает из естественного состояния человеческой психики в условиях беспрецедентных ситуаций.
Бессилие человека ограждало нас до сих пор от разрушительного натиска человеческого безрассудства, горько замечает Винер. И вместе с тем он заканчивает книгу словами: «Творец и Робот, корпорация».
Кажется, после многих пессимистических оценок («целенаправленный механизм вовсе не обязательно будет искать путей достижения наших целей...»), «корпоративная» концовка книги выглядит несколько странно. А между тем время, развитие науки подтвердили правомочность сочетания именно этих трех последних слов, столь смело объединенных основателем кибернетики.
Есть сейчас сторонники фантастической теории о том, что, если в результате глобальной ядерной войны человечество погибнет, его место займут машины, так как они устойчивы против радиации, могут функционировать и развиваться в условиях зараженной атмосферы. Авторы этой концепции отражают крайнюю точку зрения на «машинную цивилизацию». Их взгляды тем и интересны, что они объединяют, синтезируют и доводят до гипертрофических размеров подобные, но менее радикальные воззрения: в этом случае идея представляется наиболее удобной для исследования.
Даже беглое знакомство с подобными «апологиями машинному миру» обнаруживает основную посылку их авторов: прогресс в науке, технике, материальном производстве никак не связан с общественно-историческим, социальным процессом. Есть все основания считать, что качественный скачок в технике и производстве, который будет реальностью в результате нынешней научно-технической революции (ее часто называют второй технической революцией) приведет в конце концов к торжеству мира и социализма. Утверждения эти опираются на исторический анализ предшествующих революционных изменений в науке и технике (так называемой первой технической революции). Сказочно увеличив физические возможности человека, первая техническая революция привела к уничтожению феодализма как формации. Вторая техническая революция, обещающая автоматизацию не только физического, но и умственного труда, производства, обработки информации, умножит как физический, так и интеллектуально-информационный потенциал человека. Она не может не привести к уничтожению анархии производства, являющейся следствием беспощадной конкуренции, а следовательно, не может не затронуть и фундамент капитализма – частную собственность на орудия и средства производства. Следовательно, дальнейшее развитие науки и техники (и в частности, электронно-вычислительной техники) откроет новые возможности для утверждения самого прогрессивного общественного строя – социализма, который навсегда исключит из системы человеческих отношений само понятие «война».
Конечно, было бы ошибкой упрощенно представлять себе связь развития науки и техники с социальным строем. Академик В. Глушков, например, считает, что закономерности, вскрытые историческим материализмом, не выражаются простой математической формулой: мы не можем рассчитывать, подставив в левую часть некоего фантастического математического равенства показатели научно-технического уровня, получить в правой части характеристику соответствующей общественно-экономической формации. Тем не менее общая закономерность, определяющая зависимость социального прогресса от прогресса в материальном производстве, действует столь же неуклонно, как и фундаментальные законы природы.
И хотя закономерность эта сложная, многоплановая, конечный результат не вызывает сомнений.
Есть и другие, не столь крайние, как замещение людей машинами в результате атомной войны, идеи, связанные с «машинным миром». Вот, например, идея выхода машины из повиновения, возможность нанесения ею ущерба человеку. Конечно, нет ничего общего между электронной машиной и каменным топором. Однако представим, что каменный топор неожиданно сорвался с топорища, которое держал в руках первобытный человек. Это было явление того же порядка, что и определяемый теперь на инженерном языке «отказ технического устройства». Конечно, с усложнением техники потенциальная возможность отказов возрастала. Однако усложнение технических средств вовсе не означает безусловного уменьшения их надежности. Наоборот, с каждым годом все больше и больше внимания уделяется техническим проблемам защиты техники от отказов и аварий. И в этом – одна из важных особенностей нынешнего этапа научно-технической революции. Если сравнить развитие авиации и космической техники, мы увидим, что более сложная техника, оснащенная системами повышения надежности, демонстрирует меньше отказов, нежели ее предшественница. Нет никаких оснований считать, что дальнейший технический прогресс эту тенденцию изменит.
