Секс и эволюция человеческой природы - Ридли Мэтт (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Ответ, как впервые понял Джон Мэйнард Смит, может быть получен из теории игр, которую биологи позаимствовали у экономистов. Она признает зависимость итога сделки от того, что делают другие люди. Мэйнард Смит пытался сталкивать друг с другом разные генетические стратегии в том же стиле, в каком это делают экономисты со своими стратегиями. Среди проблем, которые внезапно оказались разрешимы таким способом, оказался вопрос о том, почему разные животные имеют настолько разные системы спаривания {284}.
Представьте себе популяцию предков альбатросов, в которой самцы высокополигамны и не помогают в выращивании потомства. Представьте себе, что вы — молодой самец, не имеющий никаких перспектив стать обладателем гарема. Предположим, что, плюнув на полигамность, вы женитесь на единственной согласной на вас самке и помогаете ей выращивать потомство. Вы не получите джек-пот, но по крайней мере окажетесь в лучшем положении, чем большинство ваших амбициозных братьев, вообще не оставивших потомства. Предположим также, что, помогая вашей жене выкормить детеныша, вы значительно увеличиваете его шансы на выживание. Неожиданно у самок появляется альтернатива: искать преданного мужа вроде вас или полигамного. Выбирающие преданного оставляют больше потомства, поэтому в каждом поколении количество желающих вступить в гарем снижается, а вместе с этим — и выгода быть полигамным. Вид оказывается «охвачен» моногамностью {285}.
В обратную сторону это тоже работает. Самец Жаворонковой овсянки в Канаде имеет на поле определенную территорию и пытается привлечь для спаривания сразу нескольких самок. Присоединяясь к самцу, у которого уже есть партнерша, самка лишается возможности получать от него помощь в выращивании потомства. Но если на его территории, по сравнению с соседними, больше пищи, то самке все-таки имеет смысл выбрать именно его. Если преимущества, которые самка получит, выбрав полигамиста (его территория или гены) превышают преимуществ от выбора заботливого моногамиста, самка склонится к первому варианту. Эта так называемая модель порога полигинии (порога полигамности) может объяснить, почему такое количество болотных птиц в Северной Америке стало полигамными [64].
Обе эти модели легко можно приложить и к человеку. Вероятно, люди становятся моногамными потому, что получать преимущества и поддержку, которые молодой отец оказывает семье, стало выгоднее, чем иметь ребенка от вождя, но выращивать его в одиночку. А может, люди становятся полигамными из-за различного уровня благосостояния мужчин. Как сказала одна исследовательница, «какая женщина отказалась бы быть третьей женой Джона Кеннеди ради того, чтобы стать единственной женой циркового дурачка?» {286}.
Есть некоторые свидетельства в пользу того, что модель порога полигамности на человеке тоже работает. У кенийских кипсиги богачи, имеющие больше скота, могут позволить себе много жен. Каждая жена богача чувствует себя не хуже, чем единственная жена бедняка — и она это знает. По словам изучавшей кипсиги Моник Боргхоф Малдер (Monique Borgehoff Mulder) из университета Калифорнии в Дэйвисе, полигамию здесь добровольно выбирает сама женщина. Назначая свадьбу, она советуется с отцом и при этом прекрасно понимает: быть второй женой мужчины, у которого много скота, лучше, чем первой женой бедняка.
Между супругами одного мужчины формируются товарищеские взаимоотношения, и они разделяют между собой тяготы жизни. Модель порога полигамности у кипсиги прекрасно работает {287}.
Однако с ней есть две сложности. Первая — в том, что она упускает из вида мнение первой жены, которой совершенно не хочется «делиться» своим мужем и его богатством с другими. Известно, что у мормонов штата Юта первые жены возмущаются появлению вторых. Мормонская церковь официально отказалась от полигамии более века назад, но в последние годы несколько фундаменталистов возобновили эту практику и начали открытую общественную кампанию в пользу ее официального признания. У старосты городка Биг-Уотер Алекса Джозефа (Alex Joseph) в 1991 году насчитывалось девять жен (и 20 детей). Большинство из них были деловыми женщинами, довольными своей долей, но не все они сходились во взглядах. «Первая жена недолюбливает вторую, — говорила третья из миссис Джозеф, — а второй наплевать на первую. Так что случаются и драки, и ссоры» {288}.
Если первая жена не желает «делиться» своим мужем с другими, то что в этой ситуации делает муж? Он может силой заставить ее согласиться — что, предположительно, делали многие деспоты в прошлом. Но он может и подкупить ее. Законнорожденность детей первой, но не второй — это преимущество, которое может ее до некоторой степени успокоить. В некоторых уголках Африки законом установлено, что первая жена наследует 70 % состояния мужа.
Кстати, теория порога полигамности заставляет меня задать один вопрос: чьи интересы соблюдаются, когда общество делает полигамию незаконной? Мы, по умолчанию, считаем, что эти законы охраняют интересы женщин. Если уж охранять интересы женщин, то нужен не закон против полигамии, а закон, запрещающий вступление в брак — полигамный или моногамный — против собственной воли. Между тем, для женщины, которая хочет заниматься карьерой, семья из трех человек, несомненно, более удобна, чем из двух: тяготы выращивания ребенка с ней разделяли бы сразу два партнера. Как недавно сказал один мормонский юрист, существуют «убедительные социальные причины», делающие полигамию «привлекательной для современных деловых женщин» {289}. А теперь подумаем о действии полигамии на мужчин. Если многие женщины решат стать вторыми женами богачей, а не первыми женами бедняков, то возникнет нехватка незамужних девушек, и многим мужчинам придется оставаться в безбрачии. То есть законы против полигамии, далекие от того, чтобы оберегать права женщин, возможно, делают больше для защиты прав мужчин [65].
Давайте сформулируем четыре правила теории систем спаривания: 1) если самке выгодно выбирать моногамного самца, то возобладает моногамия — но только, 2) если другие мужчины не смогут принуждать ее к спариванию, иначе возникает полигамия, 3) если самки чувствуют себя не хуже, выбирая уже женатых мужчин, то возникает полигамия — но только, 4) если замужние женщины не могут помешать своим мужьям заводить новых женщин, иначе возобладает моногамия. Удивительный вывод теории игр состоит в том, что самцы, несмотря на активную роль в соблазнении, возможно, во многом являются лишь пассивными наблюдателями своей брачной судьбы.
Зачем нужна сексуальная монополия
Но теория порога полигамности слишком птицецентрична. А ведь практически все млекопитающие совершенно не вписываются в порог полигамности, поэтому четыре приведенных выше правила для них попросту неуместны. Самцы, порой, бывают настолько бесполезны для самок во время беременности, что последних не беспокоит, изменяют ли им первые. Человечество — удивительное исключение из этого правила. Мы так долго выкармливаем своих детей, будто они — птенцы, а не детеныши млекопитающего. Для женщины гораздо выгоднее выбрать холостого мужа-тряпку, который будет оставаться рядом с ней и помогать выращивать детей, чем похотливого вождя, который и пальцем не пошевелит, чтобы помочь ей вырастить ребенка. К этому я еще вернусь в следующей главе. А сейчас забудем о людях и обратимся к оленям.
Самке оленя нет особого смысла монополизировать самца — он не может производить молоко и не приносит детенышам корм. Поэтому система спаривания оленей определяется поединками самцов, что, в свою очередь, определяется расселением самок. Если они живут стадами (как у благородных оленей), то самцы могут заводить себе гаремы. А если в одиночку (как у косуль), то самцы территориальны и, в основном, моногамны. Каждый вид, таким образом, имеет свою систему спаривания, зависящую от поведения и расселения самок.
