Особая реальность - Кастанеда Карлос (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗

Карлос Кастанеда

Особая реальность

Новые беседы с доном Хуаном

ПРЕДИСЛОВИЕ

Десять лет назад судьба свела меня с мексиканским индейцем из племени яки. Я называю его «доном Хуаном» — в испанском языке дон выражает почтение к человеку. Познакомился я с доном Хуаном случайно. Мы с моим приятелем Биллом сидели на автобусной станции пограничного городка в штате Аризона. Нас разморило от зноя, в предвечерние часы он казался невыносимым. Вдруг Билл тронул меня за плечо.

— Вот человек, о котором я тебе рассказывал. — Он кивнул в сторону только что вошедшего старика.

— Что именно? — спросил я.

— Индеец, который знает пейотль. Помнишь? Я вспомнил, как мы с Биллом проколесили целый день, разыскивая индейца, о котором ходили разные слухи. Мы так и не нашли его дом; казалось, местные жители, у которых мы расспрашивали дорогу, нарочно сбивают нас с толку. Билл объяснил тогда, что этот человек — «йерберо» (так называют сборщиков и продавцов целебных трав) и что он немало знает о галлюциногенном кактусе пейотле. По мнению Билла, мне стоило с ним познакомиться. В то время я собирал сведения о лекарственных растениях, которыми пользуются тамошние индейцы, и образцы самих растений. Билл был моим проводником, он знал эти края.

Билл поднялся и пошел навстречу старику. Это был человек среднего роста. Совсем седые волосы прикрывали уши, подчеркивая округлость головы. Он был очень смуглым. Глубокие морщины на лице сильно его старили, но в фигуре угадывались сила и подвижность. Минуту-другую я наблюдал за индейцем. Он двигался с легкостью, какую от старика трудно было ожидать.

Билл подозвал меня.

— Славный дед, — сказал он. — Только не могу его понять. Не испанский, а какая-то тарабарщина.

Старик с улыбкой глядел на Билла. А тот, зная несколько испанских слов, слепил из них нечто несуразное. При этом вопросительно посмотрел на меня, верно ли он выразился. Я ничего не понял; и Билл с растерянной улыбкой отошел в сторону. Старик, глянув на меня, рассмеялся. Пришлось объяснить, что мой приятель порой забывает, что не знает по-испански.

— Он и познакомить нас забыл, — сказал я, назвавшись по имени.

— А я — Хуан Матус, к вашим услугам, — ответил индеец.

Мы пожали друг другу руки. Помолчали. Я первым нарушил молчание и стал объяснять, чем занимаюсь. Сказал, что собираю сведения о растениях, в частности о пейотле. Потом разошелся и, хотя мало что знал о пейотле, изобразил из себя знатока. Мне казалось: если я похвастаюсь старику солидными знаниями, он разговорится. Но он слушал молча. Потом кивнул и уставился на меня. Его глаза как будто излучали свет. Я не выдержал взгляда, растерялся. Было очевидно: он знает, что я несу чушь.

— Приезжай как-нибудь ко мне, — сказал он, отводя взгляд. — Там поговорим как следует.

Я не знал, что ответить: было как-то не по себе. Вскоре вернулся Билл. Он понял мое состояние, но не сказал ни слова. Так и сидели молча. Наконец дон Хуан встал — подошел его автобус. Он распрощался с нами.

— Ничего не вышло? — спросил Билл. — Ничего.

— О травах спрашивал?

— Спрашивал. Кажется, он принял меня за кретина.

— Я ведь говорил тебе, старик — не от мира сего. Все местные его знают, но словом о нем не обмолвятся. Не зря, наверно.

— Он пригласил меня к себе.

— Это он тебя дразнит. Допустим, ты приедешь. А дальше? Все равно ничего не расскажет. А если начнешь приставать с расспросами, сочтет тебя за болтуна и идиота и вообще замолчит.

Билл сказал, что ему доводилось встречаться со знатоками вроде этого старика и что лучше с ними не связываться: все, что надо, рано или поздно можно узнать у кого-нибудь другого, с кем легче сладить. Он сказал, что лично у него нет ни времени, ни терпения на этих старых чудаков и что дед, скорее всего, корчит из себя знатока трав, а на самом деле знает о них не больше первого встречного.

Билл долго продолжал в том же духе, но я перестал его слушать. Я думал о старом индейце. Он понял, что я блефовал. Какие глаза! Они воистину излучали свет!

Месяца два спустя я навестил дона Хуана, но не как ученый-этнограф, изучающий лекарственные растения, а из чистого любопытства. За всю мою жизнь никто на меня так не смотрел. Я хотел узнать, что означал его взгляд. Мое желание превратилось в навязчивую идею, Я размышлял о взгляде дона Хуана, и чем больше о нем думал, тем необычнее он казался.

Мы с доном Хуаном подружились, и в течение года я то и дело приезжал к нему. Держался он уверенно и обладал изумительным чувством юмора; к тому же в его действиях угадывалась какая-то скрытая логика, которая меня озадачивала. Находясь рядом с ним, я испытывал непонятный восторг — и вместе с тем беспокойство. Сам факт его существования заставил меня резко переоценить нормы моего поведения. Подобно многим, я привык считать человека существом слабым, склонным к заблуждениям. В доне Хуане я не обнаружил ни слабости, ни беспомощности, и это меня потрясло. Меня поразило его замечание о различии между нами. В канун одной из поездок на меня вдруг навалилось гнетущее чувство недовольства собой и моими отношениями с ближними. К дону Хуану я приехал угрюмый и раздраженный.

У нас завязался разговор о моей тяге к знанию, но говорили мы, как обычно, о разном: я — о научном знании, выходящем за пределы эмпирического опыта, он — о непосредственном постижении мира.

— Что тебе известно о мире вокруг тебя? — спросил дон Хуан.

— Всего понемногу, — ответил я.

— Я хочу знать, ты чувствовал его когда-нибудь?

— Как сказать. В какой-то степени.

— Этого мало. Если ты не будешь чувствовать мир, он утратит свой смысл.

Я сказал, что не обязательно пробовать суп, чтобы узнать его рецепт, а для понимания электричества нет нужды, чтобы тебя ударило током.

— Ерунда, — сказал дон Хуан. — Тебе лишь бы привести какие-то доводы, хотя бы и бессмысленные. Только бы остаться таким, как есть, — даже ценой собственного благополучия.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— О том, что ты несовершенен. И потому не знаешь покоя.

Меня эти слова обидели. Кто дал ему право судить обо мне?

— Тебя одолевают проблемы, — сказал дон Хуан. — Почему?

— Я всего-навсего человек, — ответил я раздраженно, вспомнив любимую фразу отца. Всякий раз, когда отец так говорил, это значило: я слаб и немощен; таким образом он выражал свое отчаяние.

Дон Хуан пристально посмотрел на меня — как в нашу первую встречу.

— Ты слишком занят собой, — сказал он с улыбкой. — Отсюда твоя усталость. Она заслоняет от тебя мир, заставляет цепляться за привычные доводы. Вот и получается, что, кроме проблем, у тебя ничего нет. Я тоже всего-навсего человек, но отношусь к себе иначе.

— Как именно?

— Я избавился от проблем. Жаль, что жизнь коротка, жаль, что всего не достичь. Но меня это не волнует. Просто жаль — и все.

Мне понравилось, как он это сказал, — без сокрушения, без сожаления.

В 1961 году, через год после нашего знакомства, дон Хуан открыл мне, что он — брухо. Испанское слово брухо означает: колдун, знахарь, целитель. После этого наши отношения вступили в новую стадию — я стал учеником дона Хуана и четыре года обучался у него тайнам колдовства. О своем ученичестве я написал книгу «Учение дона Хуана. Путь познания индейцев племени яки».

Наши беседы велись на испанском языке, которым дон Хуан отлично владел, что и позволило мне освоить довольно сложные понятия его мировоззрения. Я назвал эту сложную, но стройную систему колдовством, а дона Хуана — колдуном, поскольку он сам упоминал эти слова. Но в более серьезных разговорах он называл колдовство знанием, а колдуна — человеком знания, или знающим.

Чтобы мне легче было освоить его учение, дон Хуан прибег к помощи трех психотропных растений: пейотля (Lophophora williamsii), дурмана (Datura inoxia) и гриба из рода Psilocybe. Применение этих галлюциногенов вызывало сильный сдвиг в восприятии и порождало своеобразное состояние сознания, которое я назвал «необычной реальностью». Словом «реальность» я воспользовался по следующей причине. Одним из столпов учения дона Хуана было утверждение о том, что сознание, пребывающее под воздействием одного из названных растений, воспринимает не галлюцинации, а вполне реальные (хотя и необычные) аспекты обычного мира. Измененное сознание, как учил дон Хуан, воспринимает не «якобы существующее», а «существующее на самом деле».