Век просвещения и критика способности суждения. Д. Дидро и И. Кант - Библер Владимир Соломонович (читать книги txt) 📗
<Суждение вкуса ожидает согласия от каждого; и тот, кто нечто признает прекрасным, желает, чтобы каждый обязательно одобрил предлежащим предмет и также признал его прекрасным> [43].
Такая надежда на всеобщее согласие основана — по Канту — на <всеобщем чувстве> или чувстве общности людей (sensus communis), несмотря, может быть, благодаря их полной самобытности и самопогруженности.
Здесь кончается аналитика прекрасного и начинается его диалектика.
Все антиномии вкуса, сведенные воедино, фокусируются в только чт сформулированной антиномии.
Вот как ее определяет Кант:
Первое общее место в области вкуса: у каждого свой вкус (если мне нечто нравится потому, что это нравится всем, то это значит одно — у мен нет своего вкуса).
Второе общее место (в развитие первого): о вкусе нельзя дискутировать, т. е. суждение вкуса нельзя принять на основе доказательства, вкус недоказуем; или он есть, или его нет.
Но — неявно — существует третье, противоположное общее место области суждений вкуса: о вкусе можно спорить, больше того, вкус и ест некое наслаждение от спорности (это — мое мнение), и вместе с тем всеобщности (я уверен, что предмет прекрасен) моего эстетического суждения.
Но где есть возможность спорить, там есть и надежда столковаться друг с другом.
Столкновение этих <общих мест> и рождает антиномию — <Тезис. Суждение вкуса не основывается на понятиях, иначе можно было бы о не дискутировать (решать с помощью доказательств).
Антитезис. Суждения вкуса основываются на понятиях, иначе, несмотря на их различие, о них нельзя было бы даже спорить (притязать н необходимое согласие других с данным суждением)> [44].
Кант разрешает эту антиномию в своей обычной манере — речь, дескать, идет о <понятиях> в разных смыслах слова. В тезисе — о жестких, определенных, рассудочных понятиях (на них суждение вкуса не может основываться). В антитезисе — о неопределенных понятиях, понятиях, только ещ имеющих быть, которые станут понятиями как раз в движении спора (в споре возникает истина; <спорность> и есть определение истины in statu nascendi). На таких понятиях суждение вкуса может и должно основываться… [45]
Стоит устранить логическую неряшливость, и антиномия вкуса исчезает.
Да, исчезает, чтобы снова возникнуть, поскольку без этой антиномии нет суждения вкуса вообще. Мы видели, что для вкуса необходимы — в качестве исходных пунктов — рассудочные понятия, чтобы было что преодолевать, чтобы понятия неопределенные возникли на основе пережигания понятий определенных, жестких, прочных.
Иначе и никакого удовольствия не будет.
Или — в логическом плане — определенное понятие тезиса это и ест неопределенное понятие антитезиса, они — антиномичны (выступают разном смысле), будучи растащенными в различные логические одиночек (<тезис — антитезис>). Но они противоречивы — без антиномии, — поскольку в них определяется самопротиворечивый логический субъектпросвещенный вкус, для которого жесткость исходных определений (нравственности или рассудка) с самого начала достаточно иронична; эти определения тем более жестки и тверды, чем более они понимаются как начал преобразования в неопределенное понятие, в эстетическую идею. Впрочем, это же означает, что антиномическое кантовское определение вкуса (понятие определено в разных смыслах) все же необходимо, опять‑таки, чтобы преодолеть эту антиномию. Преодолеть и по — кантовски (разрешить), противокантовски — чтобы создать произведение искусства, услаждающие <просвещенный вкус>.
А поэтому вернемся к Просвещению.
Итак, эстетической ценностью могут обладать только такие понятия, которых возможно и необходимо спорить. Двигаясь в таких понятиях, сохраняю свою самостоятельность, я сам включаю в мою мысль чужие, противоположные идеи как необходимое определение моих собственные идей — в их спорности для меня самого.
..До сих пор я говорил как будто только об эстетике <просвещенного вкуса>. Но теперь мы подошли к решению нашей сквозной задачи — отталкиваясь от определений <вкуса>, эстетического суждения, сформулировать всеобщие определения просвещенного человека, человека культуры Просвещения.
Здесь в центр внимания уже непосредственно выступит целостны пафос Просвещения, сам смысл этого понятия в его культуроформирующе силе.
Если переформулировать в этом плане кантовскую <аналитику и диалектику прекрасного>, то получается следующее.
Человек просвещенного вкуса или — шире — <просвещенный человек> должен (!?) жить так — чтобы ему многое нравилось и он нравился многим, но — упаси боже! — без всякого прочного интереса;
— чтобы думать о многом, но — без всякого понятия;
— чтобы в предметах и поступках — своих и чужих — наслаждаться формой целесообразности, но — без всякой цели;
— чтобы безосновательно, но — уверенно — надеяться на всеобщую необходимость своего, совершенно произвольного вкуса; и главное:
— чтобы быть предельно общительным, но — желательно — без всякого реального общения.
Легче всего возмущаться, негодовать, презрительно улыбаться, в лучшем случае — сожалеть об этом легковесном, эгоистическом, опустошенном субъекте.
Но еще раз вдумаемся — вместе с Кантом — в смысл этой опустошенности.
Ведь она — мы это помним — нелегко далась, ведь к этой пустоте почему‑то стремились (стремился просвещенный вкус).
Есть две <точки роста>, в которых пафос Просвещения замыкается особую культуру и получает глубокий, непреходящий культурный смысл.
В <аналитике и диалектике прекрасного> возникает первая точка роста — формируется культурный образ мыслей.
Что это означает?
Именно в области вкуса могут естественнее всего образоваться — утверждает Кант — те максимы здравого общественного поведения, без которых невозможен просвещенный человек.
<Максимы эти следующие: 1) иметь собственное суждение (Selbstdenken); 2) мысленно ставить себя на место каждого другого; 3) всегда мыслит в согласии с собой. Первая есть максима свободного от предрассудков, вторая — широкого и третья — последовательного образа мыслей… Освобождение от суеверий называется просвещением… [46]
И еще — <ясно, что in thesi просвещение легкое дело, a in hypothesi трудное и медленно осуществимое, так как иметь свой разум не пассивным, а всегда законодательствующим для самого себя… очень трудно… Трудн сохранить или установить чисто негативный [элемент] (в чем собственно состоит просвещение) в образе мыслей…> " [47]
В этой статье я не анализирую специально философскую мысль Просвещения. Но та же способность ясного, трезвого, здравого самостоятельного, независимого, проницательного суждения о вещах, о мире (отнюдь н тонкость логических разработок, не глубина философской рефлексии, н <безумие> методологических изобретений) составляет главную, неповторимую силу <Системы природы> Гольбаха, <Разговоров…> Дидро или <Общественного договора> Жан — Жака Руссо. <Здравый смысл> — так назва самый беспощадный и самый отважный атеистический памфлет XVIII в.
Очень знаменательно, что все эти определения идей Просвещени развиваются Кантом именно в <дедукции суждений вкуса>; Кант с полно осознанностью видит, что его учение о <способности суждения> (самом судить об отдельном предмете) есть учение о Просвещении, о просвещенности как особом целостном культурном феномене.
Средоточием <идеологии> Просвещения Кант считает одну из эти трех <максим> — вторую, т. е. широкий образ мыслей. Причем здесь реч идет не о способности к познанию и не о тех или других формах мировоззрения, но именно об образе мыслей, о своеобразной этике и эстетик мышления.
