Философия и логика времени или О неполноте сознания - Юрченко Сергей Борисович (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
VI. Феноменологическое время и настоящее
Наш мир-Логос (по Гераклиту) есть нейролингвистические окрестности ничто, а иначе: физическая Вселенная есть суперконус над сингулярностью Большого взрыва, пребывающей в нуле времени, в том самом вечном настоящем, куда стремятся попасть Ахиллес и черепаха в апориях Зенона. Корпускулярно-волновой дуализм вытекает из психологического факта, что математической точки (частицы) в строгом смысле нет, если лишь отрезок, неопределенная совокупность точек (волна). Бесконечно малая величина в математике должна быть переименована в неопределенно малую величину. Пытаясь добраться до настоящего (ничто), мы пытаемся добраться до вечности (бесконечности).
Не нужно обладать какими-либо специальными познаниями, чтобы понимать: имя розы – это уже не роза. Но роза – это уже имя. Казалось бы, мы получим ту настоящую розу, если лишь укажем пальцем на этот цветок в вазе или в саду, как это делали античные скептики. Но мыслим мы не розами, а образами. Мы живем в мире идей. Так, упрощенно говоря, возник субъективный идеализм Беркли, агностицизм Юма и кантовская «вещь в себе». Образы всегда целые. Если роза – это целый образ, то лепесток розы или букет роз – это тоже целый образ. В этом смысле ущербных образов не бывает, и мы живем в мире только целых образов. Целые сутки состоят из целых часов, целые часы состоят из целых минут, целые минуты – из целых секунд, целые секунды из целых миллисекунд и т.д.
А. Бергсон говорит по этому поводу: «В самом деле, о каждом из своих состояний я говорю как о чем-то цельном. Я говорю, что я меняюсь, но это изменение, на мой взгляд, есть переход от одного состояния к тому, что следует за ним; само же состояние, взятое отдельно, представляется мне неизменным в течение того времени, когда оно существует. А между тем легчайшее усилие внимания открыло бы мне, что нет ни аффекта, ни представления, ни желания, которые не менялись бы ежеминутно; если бы состояние души перестало изменяться, то длительность прекратила бы свое течение. Представление о прерывности психологической жизни связано, следовательно, с тем, что наше внимание фиксирует эту жизнь в ряде отдельных актов: там, где есть лишь пологий склон, мы, следуя ломаной линии, которую образуют акты нашего внимания, видим ступени лестницы» [7].
Будем называть любой акт самосознания «дхармой», следуя терминологии индуизма и буддизма. По определению, дхарма – это то, что воспринимается нами как отдельное целое состояние внешнего или внутреннего мира. Иначе говоря, дхарма есть элемент нашего мышления, который в западной философии со времен Платона трактовался как идея. В средневековой схоластике она получила статус универсалии, Гуссерль в своей феноменологии называл дхарму интенцией, а психологи – гештальтом, подчеркивая его целостность. С нейрофизиологической точки зрения наши мысли, чувства и ощущения есть продукт взаимодействия нейронов мозга, включая периферийные рецепторы. Каждый нейрон может иметь несколько тысяч соединений с другими нейронами через синапсы. Т.о. дхарма – это та или иная конфигурация задействованных нейронов и при этом нормирована мозгом как целая. В этом смысле любое дробное число, осмысляемое мозгом, есть целая дхарма. В частности, это значит, что бесконечность всегда актуализирована мозгом.
Что значит измерить физические наблюдаемые некоторого события? Это значит – остановить время, получить информацию о мгновенном состоянии системы между причиной и следствием, ибо через мгновение эта информация изменится. Так что же такое мгновение? Похоже, это вовсе не бесконечно малая величина, а нуль. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Но можно сделать фотографию реки и любоваться одной и той же рекой вечно. Однако на фотографии река не течет и, значит, находится не в каком-то интервале времени, а в нуле. Понятно, что сама фотография находится во времени и со временем истлевает, но тот идеальный образ реки на ней не меняется. Только в нуле ничто не происходит. Мгновение – это нуль! Физический процесс имеет смысл определять только в каком-то моменте времени: (i) в нуле 0, (ii) в кванте времени dt или (iii) в некоторой сумме этих квантов, образующих больший или меньший интервал Δt.
Измерение скорости объекта оказывается очень простым, если хронометр включается на старте и выключается на финише, а затем расстояние делится на его показания. Но в каком диапазоне должны находиться показатели хронометра? В нулевом времени (i) тело находится в покое, а его скорость тоже равна нулю или бесконечности, становясь вездесущей световой точкой. Именно такое вечное настоящее теоритически допускает мгновенные (бесконечно быстрые) квантовые корреляции между частицами на любом расстоянии друг от друга. Принципиальная проблема здесь в том, что произвести измерение вне времени в принципе невозможно. На это всегда необходим некоторый срок. Если же экспериментатору удастся уложить свое измерение в квант времени (ii), то он должен получить световую скорость для любого объекта, которая в этом случае оказывается производной кванта пространства:
(6.1)
Опыт Майкельсона-Морли с интерферометром можно считать таким измерением. И только в том случае, когда экспериментатор проводит свое измерение за некоторую конечную величину (iii), он получает классическую скорость. Итак, теоретически у одного и того же события может быть три скорости:
(6.2)
.
Поводом к тому, чтобы считать пространство состоящим из времени, может послужить тот факт, что в механике производной координаты пространства является скорость, а производная скорости есть ускорение. Но для ускорения не существует производной. Иначе говоря, вторая производная скорости (и соответственно третья производная координаты) есть математическая константа, т.е. мгновенный покой. Прежде всего это подразумевает, что ресурсы пространства «исчерпаны». И тогда само пространство в каком-то смысле состоит из времени, поскольку последовательное дифференцирование в том и заключалось, что пространство делилось на время. Наконец, это значит, что производная ускорения есть скорость света:
Лемма 8.
Этим, кстати сказать, объясняется и то, почему скорость света не имеет ускорения (а ведь именно поэтому она не складывается с другими скоростями). У нее не может быть собственной производной, поскольку квантовать квант невозможно, а математическое дифференцирование константы дает нуль, световую точку эфира. Допустим, что возможна некая «алгебра времени», в которой , тогда , а релятивистский коэффициент , т.е. он по геометрическому смыслу есть некий «векторный базис» пространства-времени. При этом производной скорости света является сам квант времени. Эта гипотеза высказывается лишь в продолжение убеждения Эйнштейна, по поводу которого Оппенгеймер шутил, что его никто никогда не сможет истолковать, – убеждения в том, что законы природы должны быть просты. Идея о том, что пространство состоит из времени, очень проста в том смысле, что ее разработка сделала бы изощренный формализм физики почти прозрачным, прояснив смысл массы (в частности, массы покоя).
Т.о. скорость света, которая в нашем понимании выражает мгновенный покой, получает в релятивизме статус оператора преобразования времени в пространство:
и (6.3)
Если с есть скорость света, то (6.3) дает лишь ось времени в пространстве Минковского, которая вместе с тем является мировой линией световых конусов. Но если она выражает световую точку, то это могло бы значить, что все пространство Минковского есть тот самый релятивизованный эфир, который возникает из точки покоя под воздействием времени. В сущности, такова же общая концепция Большого взрыва. Сингулярность – это ведь вовсе не точка в пустом пространстве. Пространство само разворачивается из нее. Но тогда и расширение Вселенной во времени оказывается просто скрытой тавтологией: время ее и расширяет.