Культура, Истоки вражды - Елизаров Евгений Дмитриевич (читаемые книги читать .TXT) 📗
Словом, со временем на место ритуальной коммуникации встает куда более гибкая система собственно знакового общения. Но любой (воспринимаемый нами) знак по-прежнему каждый раз как-то по-своему перестраивает и структурирует едва ли не всё, протекающее в глубинах нашего организма. Просто (в силу той таинственной операции отчуждения, о которой говорилось выше) итоговая конфигурация всего перестраиваемого им теперь облекается в одежды каких-то внешних начал; и не переплетение теряющегося в глуби - покрой и цвета именно этих одежд начинают отождествляться нами с тем, что это знак обозначает собой. Но ни покрой, ни цвета этих одежд все-таки не заслоняют до конца всего того, что в действительности несет в себе любой знак.
Все это потому, что любое материальное взаимодействие имеет двойственную природу, любая форма практической деятельности может быть разложена на две составляющие: движение вовлеченного в нее предмета и движение того исполнительного органа, которое, собственно, и сообщает ему направленный в нужную сторону импульс. В свою очередь второе - это, повторимся, только видимая часть сложного переплетения бесчисленного множества скрытых под внешней оболочкой нашего тела процессов, в которых задействовано всё, из чего слагается наша плоть. Именно этой объективной двойственности и отвечает неоднородность всего того, что пробуждается в нас восприятием любого знака. Его действительная дешифрация никоим образом не сводится к простому опознанию стоящего за ним предмета, процесса или явления, - каждый раз за контурами опознаваемых нами внешних вещей встает еще нечто такое, что вообще не может быть описано на языке пробуждаемых образов, ибо наследующий ритуалу знак по-прежнему должен пробуждать в субъекте все то же, что на всех этапах своей редукции вызывал к жизни и сам ритуал.
Часть 2
1
Итак, сам по себе знак не содержит в своих структурах решительно никакой информации, кроме, может быть, того, что именно должно самостоятельно воссоздаваться самим субъектом в процессе его опознания. Вся информация - это всегда собственное достояние именно того, кому адресован знак, и каждый раз она абсолютно творчески воссоздается им, а вовсе не "извлекается" из под его покровов.
Восприятие любого знака - это каждый раз совершенно самостоятельный синтез всего того, что появляется в его результате; и даже там, где конечным итогом знакового общения предстает нечто такое, о чем до того и не подозревал человек, все новое, что вдруг открывается ему, так же является продуктом его собственного творчества, а не простым прочтением знака. Самое большее, что может нести в себе любой знак, - это указание на то, каким именно путем нужно идти, чтобы повторить открытие, впервые сделанное кем-то другим. Но если тот, кому адресован знак, не готов к его повторению, никакие усилия никогда не позволят ему увидеть в воспринимаемом знаке то, что в действительности стоит за ним.
Может быть самой наглядной иллюстрацией этого является восприятие иноязычной речи, или каких-нибудь сложных научных абстракций, принадлежащих дисциплине, самые азы которой абсолютно неведомы нам: никакие, даже самые героические усилия нашего сознания не позволят распознать в воспринимаемом ничего членораздельного и осмысленного.
Словом, центральная идея, которая защищается здесь, прямо противостоит обыденному представлению о механике знакового общения.
Здравый смысл подсказывает, что непосредственное общение с кем-то отстоящим от нас в пространстве невозможно, даже если это отстояние измеряется совершенно незначительными величинами. Само пространство, разделяющее нас, это абсолютно изолирующая наши сознания среда. Поэтому все то, что рождается в душе какого-то постороннего человека, может стать достоянием нашего собственного сознания лишь с помощью какого-то передаточного звена. Поэтому общая схема информационного обмена, которая обычно рисуется нам, требует чем-то заполнить эту пространственную пропасть. Меж тем понятно, что внефизическое ее преодоление абсолютно исключено; любая информация, сообщаемая одним субъектом другому, обязана последовательно, не допуская никакого обрыва непрерывности преодолевать всю разделяющую нас дистанцию. А это значит, что все то время, которое занимает подобное преодоление, она должна запечатлеваться в структурах некоторого физического же носителя. Отсюда и сам этот носитель-знак предстает как (по меньшей мере временное) вместилище всех тайн духовного откровения.
Тем более невозможен никакой непосредственный информационный обмен там, где на месте пространственной пропасти встает временной разрыв: обреченный уходить из жизни человек уже ничего не может сообщить тем, кто остается после него, если это сообщение не будет запечатлено на каком-то материальном носителе.
Таким образом, своеобразное "дальнодействие", когда между изолированными полюсами обмена нет ничего, кроме абсолютного информационного "вакуума", представляется нам совершенно исключенным. Вспомним: так, закон всемирного тяготения долгое время не принимался сознанием современников Ньютона только потому, что он ничего не говорил о том, в чем именно материализуется та таинственная сила тяготения, которая, собственно, и связывает небесные тела. Пустота, разделявшая их, вопияла о субстанции, которой долженствовало заполнить собою космические расстояния и служить передаточным средством для этой мистической силы. Но физика в конце концов была вынуждена смириться с ее отсутствием, - уже хотя бы потому, что никакой агент, способный заполнить пространственную бездну, не обнаружен и по сию пору. С информационным же "вакуумом", разделяющим не только тех, кто значительно отстоит друг от друга в пространстве и времени, но даже собеседников, смириться невозможно. Невозможно уже хотя бы потому, что восполняющий его агент - налицо, это - знак. Именно он делает понятным и естественным наше общение, именно в этом передаточном звене должно быть временно "складировано" все то, что мы хотим передать другому.
Казалось бы, все это подтверждается повседневным опытом. Библиотеки, архивы, музеи - когда б не они, то что бы мы знали о нашем прошлом? Ученые и поэты, философы и правители давно сгинувшего мира - реальность сегодняшнего нашего сознания только благодаря им; вершимое где-то на другом краю планеты едва ли не тотчас же входит в нашу жизнь, - но только с помощью самых современных средств связи. Впрочем, только ли общение с чем-то ушедшим или запредельным требует материального посредничества знака, если тайна за семью печатями все то, что скрывается в душе самых близких к нам? Знак - вот единственное средство узнать и быть узнанным, понять и быть понятым, говорит нам весь уклад нашего бытия.
Но вот:
...вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка...
В самом ли деле вибрация воздуха или бездушная россыпь типографских знаков, запечатлевших на бумаге то, что когда-то было увидено поэтом, способны навеки сохранить в себе память об этой мимолетности, или все же не здесь, но
В моей душе лежит сокровище,
"и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука,.. и перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу.."?
Думается все же, что обыденное представление, неспособное отрешиться от механистического взгляда на мир, имеет мало общего с реальной действительностью. Все то, что рождается в душе кого-то одного может стать достоянием любого другого только путем самостоятельного его воссоздания. Иных способов нет, и все прочее исключено. Поэтому любой образ, озаривший наше сознание, пульсирует только там, где вершится самостоятельный творческий процесс, и немедленно исчезает с его завершением; и даже воспроизведение уже явленного нам когда-то - это вовсе не механическое извлечение из глубин памяти чего-то архивированного в ней в прошлом, но именно творческое воссоздание. Поэтому все полюса духовного общения разделяет ничто иное, как изолирующая нас пустота, абсолютный информационный вакуум; и на каждом из них вершится один и тот же процесс самостоятельного рождения каждого образа.
