Философия права - Чичерин Борис Николаевич (читаемые книги читать txt) 📗
Но этим не ограничивается значение владения. С течением времени оно переходит в собственность. Проявляясь во внешнем мире, воля человека подчиняется определениям времени. Постоянство воли выражается в постоянстве действий. Это не значит, что человек должен ежеминутно предъявлять свои права на принадлежащие ему вещи; такое требование превратило бы умственное отношение в физическое. Но если он в течение долгого времени не заявлял о своих правах и предоставлял другим присваивать себе принадлежащее ему имущество, то последнее становится в положение вещи, оставленной хозяином. Вместе с физическим отношением порывается и юридическое. А с другой стороны, долговременное бесспорное владение всё крепче и крепче связывает владельца с обладаемым предметом. Воля, проявляющаяся в бесспорном владении, в свою очередь должна быть уважена; вследствие этого, возникающее отсюда новое право вытесняет, наконец, старое. Таковы основания давности. Установление того или другого срока, как и все фактические определения, есть дело произвола, но сущность отношения вытекает из самой природы права, из уважения к воле, связанной с вещью долговременным обладанием и требующей узаконения упроченных временем отношений. Прочность права составляет первое требование лица. Только при этом условии оно может ставить себе постоянные цели.
Эта прочность утверждается признанием собственности как полного права лица над вещью. Из предыдущего ясно, что это не есть произвольное учреждение положительного законодательства или захват людей, присвоивших себе то, что им не принадлежит, а необходимое юридическое отношение, вытекающее из фактического и умственного отношения лица к вещественному миру. Положительное законодательство узаконяет только то, что лежит в природе вещей.
В праве собственности мы должны различать три момента: 1) приобретение, 2) пользование, 3) отчуждение.
Относительно первого юридический закон устанавливает, как сказано, только общие способы приобретения собственности; сам же он, кроме исключительных случаев, ничего никому не присваивает. Для приобретения собственности нужен особенный акт со стороны лица или лиц. Этот согласный с законом акт есть юридический титул; он составляет юридическое основание, в силу которого вещь принадлежит тому, а не другому. В нём выражается свободная воля лица, присваивающего себе вещь. Таким образом, в силу основного юридического правила, приобретение собственности есть частное, а не публичное действие.
Исключение составляют способы распределение имуществ, которые носят политический характер. Таково было у нас наделение крестьян землей при их освобождении. Крепостное право установилось вследствие потребностей государства. В древней России служилые люди обязаны были в течение всей своей жизни нести государеву службу; с этой целью они наделялись поместьями. Но земля без рабочих рук не приносила дохода; пришлось укрепить крестьян, с тем, чтобы помещики могли исполнять свои политические обязанности. Отсюда выработалось крепостное право, которое сохранилось даже когда обязательная служба дворян была уничтожена. Когда же, наконец, ненормальность этих отношений привела к освобождению крестьян, надобно было, в видах справедливости и общественной пользы, дать последним ту землю, на которой они сидели, вознаградив за это помещиков. Таким образом, совершилось наделение крестьян землей. Это был политический акт, разрешавший вековые связи, но никак не могущий служить примером нормального распределения собственности.
Точно так же как приобретение, пользование собственностью, по самому понятию, вполне зависит от усмотрения лица. Собственность есть область свободы человека, а потому он волен делать с вещью всё, что он хочет, никому не давая в том отчёта. Вещь самостоятельного значения не имеет; она служит потребностям человека, а в своих потребностях единственный судья он сам, и никто другой. Отсюда так называемое право употребления и злоупотребления (jus utendi et abutendi), против которого вопиют социалисты. Прудон называет это безнравственным началом, которое порождено насилием; он видит в нём самое чудовищное притязание, которое когда-либо освящалось гражданскими законами. А между тем оно составляет прямое и необходимое последствие человеческой свободы. В праве употреблять вещь по собственному усмотрению заключается право употреблять её хорошо или дурно. Нравственность может меня осуждать за дурное употребление, но праву до этого нет дела, ибо это область моей свободы. Я могу объедаться и опиваться через меру; но если я полноправное лицо, никто не вправе мне это воспретить; можно только меня осуждать за безнравственное употребление своей свободы и собственности. Если же я волен принадлежащую мне вещь потребить на свои надобности, не спрашивая ничьего разрешения и не давая никому отчета, то очевидно, что я вправе сделать из неё и всякое другое употребление, ибо меньшее заключается в большем. Есть, конечно, вещи, которых потребить нельзя; но ничто не мешает мне превратить их в деньги и последние употребить на свои удовольствия и прихоти. Таким образом, даже противное нравственным требованиям употребление собственности не может быть воспрещено полноправному лицу; тем более дозволительно употребление, согласное с нравственными и экономическими началами. Если я могу потребить вещь, то тем более я вправе обратить её в орудие нового производства. Поэтому утверждение социалистов, что произведения принадлежат лицу, но капитал принадлежит обществу, не имеет даже и тени основания. Право обращать произведение труда в капитал составляет естественную и неотъемлемую принадлежность вытекающего из труда права собственности. Обществу капитал не принадлежит, потому что общество его не произвело. Странно доказывать такие очевидные истины; но ещё страннее видеть совершенно бессмысленное их отрицание.
Право распоряжаться своей собственностью имеет, однако, свои границы, так же как и всякое другое право. Эти границы полагаются правами других и общественными потребностями. Я не вправе делать такое употребление своей собственности, которое стесняет права других или наносит им вред, например, воздвигать здание, которое отнимает свет у соседа, или накоплять нечистоты, заражающие воздух. При всяком сожительстве людей необходимы общие правила, охраняющие порядок, безопасность и удобства жизни, и чем скученнее население, тем настоятельнее эти требования. Отсюда разнообразные полицейские постановления, обязательные для собственников, особенно в городах и на фабриках. Есть и такие виды собственности, которые по самой своей природе не составляют исключительной принадлежности одного лица, но имеют общее значение. Я не могу запереть протекающую по моим владениям воду, отнимая её у соседей, или поднять её так, чтобы она затопляла их земли. И тут необходимы общие постановления. К той же категории принадлежат и правила, предупреждающие истребление лесов. В каких именно случаях требуются такого рода ограничения и как далеко они простираются, это определяется практическими потребностями, то есть опытными данными, а потому всецело принадлежат положительному законодательству. С точки зрения философского права твердо стоит одно правило, что собственность есть норма, а стеснения составляют исключение. Это то самое правило, которое существует и относительно личных прав. Везде нормальное начало есть свободное распоряжение своим лицом и имуществом. На нём следует тем более настаивать, чем сильнее поползновение общественной власти вторгаться в частную сферу. Пользуясь своим правом, положительное законодательство может под видом общественной пользы до такой степени стеснить собственность, что от неё ничего не останется, точно так же, как оно может опутать человека всякого рода стеснениями, так что ему нельзя будет дохнуть. Но такого рода фактическое отношение закона к свободе есть не более как злоупотребление правом, противоречащее истинной его сущности. Цель права как разумного начала может состоять единственно в том, чтобы освободиться от этих пут.
Требования общественной пользы могут, однако, простираться и до полного отчуждения личной собственности. Когда нужно провести дорогу или улицу, земля принудительно отбирается у владельцев. Но при этом признаётся и право собственности: тем, что владельцу даётся справедливое вознаграждение. Он лишается вещи, но сохраняет её цену, то есть идеальное её значение, как известного количества имущества, которое может быть превращено во всякое другое. Таким образом, согласуется личное начало с общественным. Первое подчиняется последнему, но получает вместе с тем полное признание. Количественно собственность от этого не умаляется.
