В чем истина? Эксплейнер по современной философии от Фуко и Делеза до Жижека и Харауэй - Неаполитанский Максимилиан
Мортон дал гиперобъектам специальные характеристики, которые помогают отличить их от других явлений. Вот некоторые из них.
Иная темпоральность. Гиперобъекты существуют в другом времени. Это время – медленное, почти незаметное. В геологии есть такое понятие – deep time. Это время самой Земли, в соответствии с которым происходят различные геологические процессы, от изменения состава земной коры до движения тектонических плит. В сравнении с жизнью человека это совсем другое время, которое во много раз превосходит размерность в одно столетие.
Нелокальность. Гиперобъекты из-за их масштаба нельзя увидеть сразу и целиком. Они распределены не только во времени, но и в пространстве. Например, мы сразу не можем увидеть всю галактику Млечный Путь, которая является гиперобъектом.
Фазированность. Доступ к гиперобъекту открывается нам постепенно. Мы видим его часть, потом еще одну и так далее. Гиперобъекты присутствуют в нашей жизни «по фазам»: деньги, которые мы ежедневно используем, являются частью общей экономический системы. Они наши, но связаны с гиперобъектом.
Понятие гиперобъектов позволило Тимоти Мортону описать процессы, которые ранее обычно оставались за пределами внимания философии природы. Гиперобъекты свидетельствуют о хрупком экологическом состоянии современного мира, в котором масштабные процессы связаны с локальными. Мортон часто называет свой проект «философией после конца мира», поскольку «мир» как нечто единое и беспроблемное закончился.
«Гиперобъекты – это подходящий кандидат на роль того, что Хайдеггер называет “последним богом”, или того, что поэт Гельдерлин называет “спасительным” (the saving power), которое вырастает там же, где опасность» [94].
Тимоти Мортон «Гиперобъекты. Философия и экология после конца мира».
Контингентность
В современной философии понятие контингентности чаще всего ассоциируется с именем французского философа Квентина Мейясу. В книге «После конечности. Эссе о необходимости контингентности» он привел следующее определение: «Контингентность – это знание о возможности-быть-иной какой-либо вещи в этом мире. ‹…› Контингентность обозначает знание о сущностной преходящести определенной вещи» [95].
Если сказать совсем просто, контингентность говорит о том, что в мире отсутствует необходимое, кроме случайности. Например, по Мейясу, у нас нет гарантий, что завтра не изменятся законы природы.
Для автора все началось с Дэвида Юма. Мейясу писал о «проблеме Юма», которую формулировал следующим образом: возможно ли доказать, что одни и те же причины повлекут за собой в будущем аналогичные последствия? Если карандаш упал определенным образом девять раз, может ли это означать, что он так же упадет и в десятый? То же касается и законов природы: у нас нет гарантии, что однажды они не изменятся.
Лейбниц считал, что случайностей нет, а то, что происходит и кажется нам случайным, – часть общего и лучшего порядка, который целиком нам неведом. Для Мейясу такая позиция – результат слепой веры в стабильность, в целом характерной на протяжении долгого времени для философии.
Контингентность определяет философию Мейясу и ход его мыслей. Именно контингентность помогает объяснить, например, проблемы гиперхаоса, то есть абсолютной случайности. Приставка «гипер» нужна Мейясу, чтобы показать, что явление превосходит по силе привычные для нас порядок и хаос. Гиперхаос – это либо полное разрушение реальности, либо тотальный порядок. Это глобальный концепт, меняющий основания самой философии. Чтобы проиллюстрировать концепт гиперхаоса, Мейясу предлагает увидеть мир без науки.
«Каков бы был мир, в котором могли бы существовать вы, но не наука? Это было бы миром, в котором присутствовала бы какая-то доля порядка, но масштаб беспорядка был бы слишком велик для науки, слишком разрознен для нее. К примеру, в этот момент времени вещи существуют, а в следующий они просто испаряются, исчезают. Вот вы в ньютоновском мире, а вот вы уже в эйнштейновском мире. Это мир, который вы способны чувствовать, но в котором не может существовать наука, так как лабораторный эксперимент имеет ограниченный срок действия. Почему я вообще говорю об этом? Потому что это единственная возможность визуализации гиперхаоса» [96].
1. Квентин Мейясу «После конечности. Эссе о необходимости контингентноcти».
2. Квентин Мейясу «Метафизика и вненаучная фантастика».
3. Юк Хуэй «Рекурсивность и контингентность».
4. Алексей Кардаш «Жизнь и страдания господина Мейясу в эпоху спекулятивного реализма».
5. Полина Ханова «Фигура призрака: Мейясу и Деррида».
Витальность
Мартин Хайдеггер заметил: «философия жизни» звучит избыточно, как «ботаника растений». То есть философия – это всегда про жизнь. Об этом свидетельствует и определение «витальности» как совокупности учений и идей, связанных с исследованием жизни как целостного феномена.
Витальность и витализм могут быть разными в интерпретациях, но они всегда связаны с жизненными процессами, отличными от происходящего в мире неживой материи. Витальность помогает объяснить жизнь через понятия хаотичности, иррациональности и интенсивности.
На протяжении всей истории философию интересовали жизнь и ее явления – от Аристотеля до Спинозы, от Шеллинга до Шопенгауэра. Но самое значимое развитие философский анализ феномена жизни получил, конечно, в XX веке. После Первой мировой войны философия столкнулась с кризисом рационализма и веры в технический и научный прогресс. Большую роль в переосмыслении отношений жизни и человека сыграли Ницше (как предшественник), Бергсон (как тот, кто полноценно вернул вопрос о жизни в философию), Морис Мерло-Понти, Симондон и Делез (как тот, кто дал феномену жизни наиболее современные интерпретации).
Порой витализмом называют устаревшее учение о сверхъестественной жизненной силе в организмах. Однако у витальности более широкий смысл, актуальный и для современной философии. Наиболее подробное исследование можно найти в книге Джейн Беннетт «Пульсирующая материя».
Автор предлагает рассмотреть витальность самой материи. Природа в такой трактовке – это субстанция, наполненная жизнью, причем и человеческой, и нечеловеческой. Беннетт обновила понятие витальности и соотнесла его с современной этикой и экологией.
«Каждый человек – это гетерогенная смесь чарующе и опасно пульсирующей материи. Из признания живой материи последует не только уменьшение различия между субъектом и объектом, но повышение статуса материальности» [97].
Сложное из истории философии
1. Анри Бергсон «Творческая эволюция».
2. Жильбер Симондон «Индивид и его физико-биологический генезис».
3. Жиль Делез «Имманентность: некая жизнь» (статья).
Доступное и современное
1. Джейн Беннетт «Пульсирующая материя».
2. Рози Брайдотти «Постчеловек».
3. Бен Вудард «Динамика слизи».
