Пруссачество и социализм - Шпенглер Освальд (бесплатные версии книг TXT) 📗
ность - это мощь. Все, что не имеет динамич-
ности, всякое мертвое владение, <обладание>
в себе, представляет мало значения для настоя-
*Это будет сделано во II-ом томе <Заката Европы>.
136
щего фаустовского человека. В этом состоит тай-
на современного предпочтения продуктивной
собственности всякой другой - голому <имею>.
Чувственная античная радость, доставляемая
собранными в кучу драгоценностями, среди нас
встречается редко. Гордость завоевателя, игро-
ка, даже собирателя предметов искусства осно-
вана на сознании, что добыча дает власть. Ис-
панская жажда золота, английское стремление
к захвату стран направлены на доходное владе-
ние. Против этого энергического понятия собст-
венности восстает в эпоху Ренессанса в Париже
другая идея - идеал рантье. Не власть через
собственность, а наслаждение, не <все>, а <до-
статочно>, не действенность, а <прожитие> бы-
ло конечной целью этого стремления. Кондотье-
ры* стремились к захвату княжеских тронов
и драгоценностей, чтобы насладиться в полной
мере праздной культурой своего столетия. Бан-
кирский дом Медичи, один из первых в Европе,
был далек от тщеславного стремления господст-
вовать над мировым рынком.
Людовик XIV посылал своих генералов и от-
купщиков завоевывать прочную почву для
олимпийского существования его солнечного
королевства. Французское дворянство Версаля
всецело было проникнуто чувством эпохи Ре-
нессанса. Ее культура менее всего имела дина-
мический характер. Английские путешествен-
ники, как например Янг^, незадолго до рево-
люции изумлялись, как скверно хозяйничало
дворянство в своих имениях. Дворянину было
*Борджиа были испанцами!
137
достаточно, если он <владел> имением и его уп-
равляющий сколачивал ему необходимые сред-
ства для жизни в Париже. Эта аристократия
XVIII века была глубочайшей противоположно-
стью деятельной аристократии приобретателей
и завоевателей Англии и Пруссии. Стремление
к одному лишь самосохранению сделало фран-
цузское богатство неспособным к господству
над мировым рынком и к настоящей колониза-
ции даже в великие моменты французской ис-
тории. И Grandseigneur* 1750 года как тип был
несомненным предшественником буржуа 1850
года, того безобидного рантье, которого только
национальное тщеславие время от времени де-
лает опасным, и именем которого Марксу, пра-
во, не следовало бы пользоваться для обозначе-
ния капиталистического общества.
Ибо капитал - это великое слово, в котором
выражено английское восприятие собственнос-
ти. Капитал означает хозяйственную энергию,
это - оружие, с которым выступают на борьбу
за успех. Французским кавалерам и рантье здесь
противостоят короли биржи, керосина и стали,
наслаждение которых состоит в сознании своего
хозяйственного всемогущества. Что простуда
может создать во всем мире падение курса, что
телеграмма из трех слов может вызывать катаст-
рофы на другой стороне земного шара, что тор-
говля и промышленность целых стран зависит
от даваемого этими новыми королями креди-
та - все это составляет их понятие собственнос-
ти и именно частной собственности. Нужно
*Важная персона, синьор (фр.).
138
уметь оценить весь пафос этого слова. Миллиар-
дер требует безграничной свободы своей личной
волей распоряжаться мировыми судьбами для
собственного удовольствия, без иного этическо-
го критерия, кроме успеха. Он побеждает про-
тивника на поле своей деятельности всеми сред-
ствами кредита и спекуляции. Трест - это его
государство, его армия, а политическое государ-
ство - нечто вроде его агента, которому он пору-
чает вести войны (таковы были испанская^
и южно-африканская^), заключать договоры
и подписывать мирные трактаты. Превращение
всего мира в трест - такова конечная цель этих
истинных властителей. Пусть номинальное пра-
во собственности среднего человека остается не-
прикосновенным, пусть он с полной свободой на-
следует, продает и распределяет свою собствен-
ность и имущество в виде ренты, хозяйственная
сила его как торгового капитала будет незамет-
но направлена из центра в определенную сторо-
ну; таким образом денежный магнат - собст-
венник в более высоком смысле и целые народы
и государства трудятся по его молчаливому при-
казанию и по его вездесущей воле. И этому поня-
тию собственности, за которым стоит деловой
либерализм, ныне противополагается прусское
понятие: собственность не как частная добыча,
а как нечто только порученное собственнику не-
ким целым, не как выражение и средство лично-
го могущества, а как доверенное благо, в управ-
лении которым собственник обязан давать отчет
государству. Национальное достояние не явля-
ется суммой индивидуальных единичных состо-
яний, а единичные состояния являются сово-
139
купностью функции общего хозяйственного мо-
гущества. Великие слова Фридриха II должны
быть постоянно повторяемы: я - первый слуга
моего государства. Если каждое отдельное лицо
усвоит себе это воззрение, то социализм станет
фактом. Нет большего противоречия этому, чем
Людовик XIV с его реализованной формулой:
<Государство - это я>. Прусская идея и якобин-
ство, социалистический и анархический ин-
стинкты, на троне или на улице - вот крайние
из вообще мыслимых противоположностей
в пределах западного мира, и на этом зиждется
неугасимая вражда между обоими народами.
Наполеон на острове святой Елены как-то ска-
зал: <Пруссия стояла на пути Франции со вре-
мен Фридриха и останется преградой в будущем,
она была величайшим препятствием моим наме-
рениям на пользу Франции>.
Ибо поистине форма, в которой проявляется
у французских рабочих потребность в реванше
по отношению к имущим, противоположна со-
циализму: это коммунизм в собственном смыс-
ле. Рабочий тоже хочет быть рантье. Он ненави-
дит чужой досуг, которого он сам никак не мо-
жет достигнуть. Равенство в пользовании бла-
гами, равная возможность для каждого сущест-
вовать, как рантье, - такова его цель, лежа-
щая также в основе знаменитой, истинно фран-
цузской формулы Прудона: собственность -
это кража. Ибо здесь собственность означает не
могущество, а обретенную возможность поль-
зоваться благами. Общность благ - а не пре-
вращение средств производства в общее достоя-
ние, распределение богатств, (<все должно при-
140
надлежать всем>), а не организация в тресты
производственных сил - таков французский
идеал в противоположность английскому.
И ему соответствует социалистическая утопия
Фурье: растворение государства в небольших
обществах, коммунах, <фаланстерах>, которые
организуются в целях достижения при возмож-
но малой затрате труда возможно более полного
пользования жизнью.
